Помни время шипов

14 июля. По нашему полку снова ходит несколько слухов. Один из них гласит, что нас должны перебросить в Восточную Пруссию для защиты границ. Мы спрашиваем себя: действительно ли имперское правительство во главе с Гитлером считает, что враг вскоре будет у наших границ? Поговаривают также, что для усиления армии формируются части так называемых фольксгренадеров. Никто не знает, что это будут за войска. Некоторые солдаты шутят, что это будут наши деды, которых призовут в качестве последнего резерва. Новобранцы, которые прибыли к нам в последние несколько дней, рассказывают также о каком-то «оружии возмездия», которое очень скоро будет применено. Мы задаемся вопросом, когда же это произойдет. Только тогда, когда наши города будут разбомблены и оккупированы врагом? Я ведь и сам слышал про это «чудо-оружие» еще в отпуске, и, как я думаю, это не более чем слухи, призванные вселить в сердца людей новые обманчивые надежды.

15 июля. Несколько дней назад мы опять получили одного молодого лейтенанта в качестве командира эскадрона. Я уже сбился со счета, сколько офицеров уже сменилось у нас после октября сорок третьего года. Этот лейтенант производит неплохое впечатление, но и он вряд ли способен придать солдатам эскадрона чувство единства и боевого товарищества. Не хватает чего-то, отсутствие чего мы, «старики», остро чувствуем. У нас появилось слишком много новых лиц, к которым сначала нужно привыкнуть.

Мы, «старики» образовали нечто вроде своей отдельной клики. Новички хоть и восхищаются нашими наградами и долгим фронтовым опытом, но у нас с ними нет настоящей теплой дружбы. То же самое и с новыми командирами, которые даже не могут нас правильно оценить и использовать. Подождем, пока мы снова окажемся на передовой. На фронте, где каждый зависит от других, чувство единства и товарищества возникает почти само собой.

18 июля. Время отдыха подошло к концу. Сначала нас на машинах привозят в Роман, а потом мы пешком движемся до железнодорожной станции, где нас грузят в вагоны. Нас, вроде бы, действительно собираются отправить в Восточную Пруссию. Но по пути мы получаем новый приказ, и вместо Восточной Пруссии оказываемся в Польше. Говорят, будто русские там уже форсировали Буг и наступают на запад.

20 июля. Мы узнаем о неудачном покушении на Гитлера. Об обстоятельствах и причинах покушения никто из нас не знает. Говорят о заговоре высших офицеров, которых теперь ждет казнь. Мы с изумлением узнаем, что отныне вместо того, чтобы отдавать честь традиционным военным способом, мы должны выкидывать вперед руку в «немецком салюте». Как у эсесовцев, замечаем мы, но приказ есть приказ. Во всяком случае, я не думаю, что от этого боевой дух в войсках поднимется. Наоборот, мы думаем о том, зачем нужно приближать нас, обычных солдат, к партийным бонзам, которых мы и так терпеть не можем, и не только потому, что они, лодыри, позанимали теплые местечки в тылу. Даже в штабы они направили так называемых политических офицеров, которые должны втолковывать нам, сражающимся солдатам, национал-социалистические идеи.

Какая глупость! Как будто это помогло бы хоть кому-то из нас остаться в живых! Слава Богу, мне ни разу не доводилось увидеть даже одного из этих типов. Впрочем, я не думаю, что кому-то из них хватило бы храбрости прийти к нам в окопы.

21 июля. Мы уже в Польше и получаем приказ удерживать линию фронта у городка Ярослав на реке Сан. Враг уже пытался форсировать реку в различных местах. Уже в первый день мы наталкиваемся на отставших от своих немецких солдат, которые, поддавшись панике, бесцельно блуждают в пойме реки. Они рассказывают, что многих из их товарищей застрелили польские партизаны. Ночью мы ввязываемся в тяжелые бои и не даем русским переправиться через реку.

22 – 23 июля. Сильные части противника перешли Сан к северу от Ярослава у Вульки-Пелькинской. Мы атакуем при поддержке самолетов-штурмовиков. Враг оказывает ожесточенное сопротивление. При продвижении эскадрон несет большие потери от танковых и противотанковых пушек русских. Только под вечер мы на нашем участке фронта снова прогнали их за Сан. Зато седьмой эскадрон на удлиненном фланге был окружен сильными частями противника. При нашей попытке пробить кольцо окружения и высвобождать их, мы наталкиваемся на такое сильное сопротивление, что не доходим до них. Нам удается добиться только того, что примерно половина из окруженных смогла пробиться к нам. Оставшиеся, в том числе также командир эскадрона, с тех пор считаются пропавшими без вести. При этой атаке наш командир, молодой лейтенант, тоже получил ранение в бедро, но он отказался отправиться в тыл из-за этой раны.

24 июля. За нами горят несколько усадеб и стогов соломы. Ветер несет к нам сажу и пепел пожарищ. Враг уже два дня беспрерывно атакует. Ночью мы получаем поддержку пехотных рот. Их контратака в темноте уже скоро останавливается. Мы подтягиваемся и окапываемся на их правом фланге. Враг уже в нескольких местах с танками форсировал реку.

25 июля. Еще в темноте подразделение вражеских танков с сидящей на них пехотой атакует нас. У нас нет противотанкового вооружения, и мы вынуждены покинуть позиции. В панике все бегут назад и пытаются спастись на поле под защитой высоких хлебов. Танки гонятся за нами и обгоняют нас. Спешившаяся советская пехота атакует нас, и многие гибнут в рукопашном бою. Вариас и я прячемся под стеблями, которые прибило к земле дождем. Так как еще темно, нас, к счастью, не заметили. Только через час, когда несколько танков были уничтожены, и враг снова был оттеснен, мы рискнули покинуть поле. С нами ничего не случилось, и нам даже удалось спасти наш пулемет.

Это был кровавый день с большими потерями. В рукопашном бою с вражеской пехотой несколько наших солдат были зверски убиты. Они лежали на поле с изувеченными головами и вспоротыми телами. Некоторых буквально раздавило танковыми гусеницами. Во время нашего бегства через поле наш лейтенант тоже пропал без вести. В последний раз его видели, когда танк гнался за ним по полю, и он бежал назад с несколькими людьми. Никто не знает, погиб он, ранен или попал в плен. Но судя по кровопролитной бойне на поле, русские не брали в плен. Однако извещение о том, что кто-то «пропал без вести» иногда еще дает проблеск надежды его близким. Только те, кто, как я, на своей шкуре испытал войну в России, знают, что эта надежда не стоит и ломаного гроша. В русских накопилось столько ненависти, что и в плену ни у кого нет шанса выжить. Хотя мы знали нашего лейтенанта совсем недолго, мы очень сожалеем о его потере. Даже если у него был только небольшой боевой опыт, то все же он был храбрым человеком, сознающим свой долг, и образцовым офицером. Фриц Хаманн в этот день потерял также своего помощника, свой второй номер, и с ним станок для пулемета. Теперь только лишь мой пулемет остался готов к бою.

26 июля. Нам снова выделили нового обер-лейтенанта на должность командира эскадрона. Враг, между тем, беспрерывно атакует наши позиции у Вульки-Пелькинской. Наши потери все увеличиваются. В промежутке между боями нам сообщают, что новый командир эскадрона тоже погиб. И это становится еще хуже. Среди командиров один постоянно сменяет другого. Из-за безжалостных бесконечных боев новые солдаты нашего эскадрона становятся все боязливее. Они сражаются только потому, что их заставляет воевать вбитое в них чувство долга. Все чаще они медлят переходить в атаку и пытаются как можно дольше оставаться позади в укрытии.

Когда мне во время боя нужны новые боеприпасы, мне приходится иногда кричать так громко, что я до хрипоты срываю голос, потому что подносчики боеприпасов сидят где-нибудь за нами в окопе и боятся лезть вперед. Потому Вариасу или мне часто приходится самим бежать назад, чтобы принести патроны. Наши солдаты, частично также «Хиви» якобы не слышали наших криков в шуме боя. Из-за такого увеличившегося риска вскоре и добрый Вариас, мой старый друг и закаленный в боях боец, получил сквозное ранение в плечо и был отправлен на перевязочный пункт.