Наступление

— Ничего. Повторите еще раз.

— Потом военные заварили кашу. Поручик Игнатов поспешил отличиться, и притом очень глупо. Он доверился Слановскому, а тот со своей стороны сообщил об их намерениях одной связной из отряда.

— Какой связной?

— Лиляне Узуновой.

— Вы приказали органам милиции в Камено-Поле провести обыск в доме Слановских?

— У меня были сомнения в отношении Слановского. Поэтому я и приказал сделать обыск.

— На каком основании? Вас злило то, что он не ваш коллега по судьбе и участи, или то, что он оказался вашим соперником в отношениях с учительницей?

— Из-за учительницы.

— А потом? — поторопил его Ганков.

— Цено Ангелов пошел на хитрость. Чтобы сохранить меня и отвести подозрения, он приказал военным прекратить операцию.

— Зачем? Не понимаю.

— Позже я узнал подробности от генерала Янева. Военные находились в полной готовности, но в последний момент Цено Ангелов отдал приказ прекратить операцию. Вместе с тем он приказал не трогать ни Игнатова, ни Слановского. Так он рассчитывал обмануть наших.

— Кого «ваших»? Вы служили в полиции и в отряде? — прервал его Ганков.

— Я говорю об отряде.

— И полиции это удалось?

— Да. Тогда была арестована Лиляна Узупова. Ее убедили, что Слановский служит в военной разведке. Такую информацию получил и отряд.

— А разве не возникал вопрос о том, кто информировал полицию?

— Не до того уже было — акции участились, было тяжело.

— Это вы предложили ликвидировать Слановского?

— Да. Мое предложение было принято, но… события опять опередили нас.

— А сразу же после победы вы разве не предлагали какой-нибудь меры наказания для Слановского?

— Предлагал.

— Ну и что?

— Не позволил полковой комитет. Заступились в основном наши ребята, его солдаты.

— Знал он или подозревал, что вы для него готовите?

— Думаю, что не знал. Это было в дни перед отъездом на фронт. Да и Чавдар его защитил. Он не верил тому, что говорили о Слановском.

— А почему вы с Чавдаром находились в натянутых отношениях?

— Не знаю. Мы с ним спорили иногда, просто так, из-за пустяков. Он был политкомиссаром, но у меня единственного было военное образование, и я был при Чугуне кем-то вроде советника по этим вопросам.

— Ясно. Ранее данных показаний о Румене вы не отрицаете? А что вы сделали с его матерью? Она была для вас серьезным препятствием и, если бы проговорилась, наверняка создала бы вам большие трудности, так?

— Да.

— Ну и что?

— Она умерла. Цено Ангелов принял меры, чтобы она вообще не пришла в сознание. Врачи также утверждали, что она скоро скончается.

— Она умерла десятого сентября днем. Значит, на второй день после победы?

— Да.

— Почему вы первым из всех вспомнили о ней? Хотели показать нашим товарищам, что не боитесь ее, или спешили замести следы?

— И то и другое.

— Был у вас какой-нибудь предварительно обдуманный план?

— Нет. Это произошло в самое горячее время. У меня не было такого намерения, все случилось как-то неожиданно, и я сам даже не знаю, как это объяснить. Люди радовались, а у меня сердце истекало кровью.

— Так! И чтобы скрыть одно преступление, вы начали совершать новые, так?

— Так получилось.

— С Цено Ангеловым нам все ясно. Вы автор его «самоубийства». Расскажите о матери Румена.

Данчо Данев потупил глаза. Ганков терпеливо ждал. Через несколько минут он снова напомнил:

— Продолжайте!

— О ком? — вздрогнул Данев. — О Румене?

— Да. Вы были вместе с ним в ту трагическую ночь?

— Был, — вздохнул он.

И если бы Данчо Данев мог восстановить эту картину, она выглядела бы приблизительно так.

Румен и Данчо Данев вышли на восточную окраину города. Вокруг виднелись поля, виноградники и между ними — беспорядочно разбросанные небольшие одноэтажные домишки. Городу было тесно в старых границах, и он без всякой системы наступал на пустыри.

Шагах в двадцати от них засветилось окно. В каком-то дворе залаяла собака, почуяв человека. Они залегли и внимательно осмотрелись, нет ли засады. Так лежали около получаса рядом друг с другом, по привычке внимательно осматривая все вокруг.

На южной окраине города проехала машина.

— Думаю, что чисто, — прошептал Румен.

— Пойдем, — предложил Данев.

Приблизились к покосившейся дощатой ограде. Внутри двора белели стены одноэтажного дома. Остановились у забора. Постояли минуты две. Румен тихонько открыл калитку. Снова прислушались. Тихо вошли во двор. Прошли на цыпочках в тень высоких вязов. Осмотрелись. Ничего подозрительного. И здесь, и в соседнем дворе, казалось, не было ни одной живой души. Румен приник к стеклу окна и часто забарабанил пальцами. Ему никто не ответил, но он заметил, что окно осторожно приоткрылось.

— Мама, мама! — чуть слышно, проговорил он. Только теперь Румен почувствовал большую ответственность перед собой, перед товарищами и своей матерью за этот опасный и рискованный поступок. И если бы не было железной решетки на окне, он вскочил бы в окно. Мать, сонная и испуганная, не верила тому, что слышит голос сына.

— Кто тут?

— Это я, мама, открой!

— Румен! — чуть не плача, произнесла она.

Дверь тихо скрипнула. Они на цыпочках вошли в дом. Их встретил запах липового цвета и сушеных плодов, разложенных на вымытых чистых досках. Это все было таким знакомым и близким. Румен уже более года был так далек от всего этого.

— Не зажигай лампу, — прошептал он и крепко обнял мать. Она приглушенно всхлипывала, все еще не смея поверить, что ее сын рядом с ней.

— Видишь, я жив и здоров, мама. — Он поддержал ее, и они втроем прошли в комнату. Румен нечаянно толкнул стул, кошка, испуганная и отвыкшая от такого количества людей, бросилась от них и заскребла когтями в дверь.

— Садитесь, дети, садитесь. Ох, совсем потеряла голову! Чем вас угостить?

— Да мы уже ужинали, мама, не беспокойся за нас, — не отпускал ее руку Румен.

— Ох, дети, дети, сидели бы тихо-смирно дома! — причитала она.

— Мама, да ты не беспокойся, — обнял ее Румен. — Дай, пожалуйста, водички.

— Сейчас, сыночек. — Она неловко заторопилась, в темноте вслепую нащупывая ручку двери.

Они остались вдвоем. Данев силился рассмотреть обстановку комнаты.

— А что теперь? — тихо спросил он.

— Пойдем дальше, — ответил ему Румен.

— Нельзя терять даром времени, — вымолвил Данев слегка дрожащим голосом.

— Что ты предлагаешь? — спокойно спросил Румен.

— Засады нет. Это ясно. Поищу Здравко.

— Где встретимся? — спросил Румен.

— Возле Йончова загона. Кто придет раньше, будет ждать.

— Хорошо, — согласился Румен. — Выходи, но будь осторожен.

— Не беспокойся.

В это время вошла мать Румена с полной бутылкой воды. Данев подал ей руку.

— До свидания, мамаша.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Куда спешишь, зачем?

— Я еще вернусь, — прошептал Данев и вышел на цыпочках.

Румен проводил его до входной двери. Подождал, пока тот скрылся под тенью вязов, прислушался и только после этого вернулся в дом.

— Куда он ушел? — спросила мать, когда он сел возле нее.

Румен улыбнулся. Он прижался щекой к ее морщинистому, такому родному лицу и прошептал:

— Это не важно, мама, так надо.

Так они сидели, обнявшись, около получаса. Потом мать поднялась и достала из старого комода шерстяной свитер, который связала ему еще прошлой зимой, и сквозь слезы проговорила:

— Возьми его, сыночек, погода испортится, можешь простудиться…

Во дворе хрустнуло под чьей-то ногой разбитое стекло. Старая женщина вздрогнула.

— По двору кто-то ходит. — Она подошла на цыпочках к окну, слегка отодвинула занавеску и с ужасом отпрянула назад. В ее груди застрял тревожный крик: — Румен, полиция!..

— Спокойно, мама. — Он крепко обнял ее, затем осторожно отстранил и достал пистолет.

В дверь сильно застучали. Хриплый мужской голос прокричал: