Снайпер

Полковник почувствовал себя нехорошо, на лбу выступил пот. Небольшие в отдельности, потери эти были страшны своей регулярностью и неизбежностью. Особенно расстраивали полковника русские снайперы. Они были неуловимы и появлялись в самых неожиданных и невероятных местах. От снайперских пуль не было спасения даже в глубоких окопах: русские подбираются к ним почти вплотную, чуть ли не залезают в них! А что же немецкие снайперы? Где они? Отсиживаются в стрелковых траншеях? Боятся риска, эти хвастуны, Мюнхгаузены, одной пулей убивающие десять человек!

Полковнику нередко доносили об уничтоженных русских, но он не верил этим донесениям, хоть и не возражал против награждения отличившихся: ведь ему было выгодно, чтобы его солдаты получали побольше наград – это создавало славу полку и его командиру. Снайперы Липпе нахватали уже немало железных крестов и других орденов, но удалось ли им уничтожить хоть одного русского снайпера?

В этом полковник сильно сомневался. Командиры батальонов и рот не разделяли его сомнений, считали, что немецкие снайперы – лучшие в мире и никому с ними не сравняться. Взять хотя бы Пауля Шперлинга. Он прошел всю Европу и с начала войны убил более трехсот человек. Портрет Шперлинга появлялся во всех иллюстрированных журналах Германии. Даже в журнале для домашних хозяек красовалось надутое лицо галантерейного приказчика с бесцветными глазами и такими же усиками, которые усилиями художников и ретушеров превращались в темные.

Пауль Шперлинг!

Когда называли это имя, каждый офицер в полку Липпе, если не произносил вслух, то думал: «О! Это звезда. Настоящий солдат. Зверь!»

Только сам Липпе не говорил «О!»-во-первых, потому, что командиру полка не пристало преклоняться перед рядовым, а во-вторых, потому, что и Шперлинга он считал все же «Мюнхгаузеном».

Были в полку Липпе и другие прославленные снайперы, например Фридрих Фриде, маленький прыщавый ефрейтор, с зелеными, кошачьими глазами, о котором говорили, что имя у него – знаменитое, а фамилия – потешная. В самом деле, Фриде – мир, самая неподходящая фамилия для «истинного» германца, призвание и стихия которого-война!

Как бы опровергая свою фамилию, Фриде воевал еще задолго до открытия военных действий в Европе. Он открыл свои «боевые действия» в тот год, когда бывший ефрейтор Адольф Шилькгрубер, переименовавшийся в Гитлера, сделался фюрером. С этого времени нацист Фриде и начал безнаказанно дебоширить в кабаках и притонах Берлина и других городов. Как и почему он стал снайпером, этого никто не знал, но стрелял он, действительно, очень метко. Когда перед ним, на расстоянии в двести шагов, привязывали к столбу чеха, поляка или француза, он попадал пулей в лоб или глаз живой мишени – по желанию «публики». Очевидно, Фриде стал метким стрелком в организации гитлеровской молодежи, а может быть, обучался и в армейской школе снайперов.

В немецкой армии придавалось большое значение подготовке снайперских кадров Но кадры эти сколачивались главным образом из головорезов, из отъявленных фашистских молодчиков, вроде Фриде, которому ничего не стоило на улице оккупированною города мимоходом прострелить головку выглянувшего из окна ребенка. Зеленые глаза Фриде при этом оставались пустыми. Казалось, под низким нависшим лбом его были не живые глаза, а оптика. К этой бездушной оптике придана была блестящая оптика Цейсса, которую немцы считали лучшей в мире. В итоге получился идеальный убийца, зверь с оптическим глазом.

И гитлеровцам было непонятно: как это русские снайперы, не идущие, по их понятиям, ни в какое сравнение с немецкими, ухитрялись чуть ли не каждый день выводить из строя по десятку немцев?

Полковник Липпе решил положить этому конец. Не веря, однако, в способность своих «Мюнхгаузенов», он принял организационные меры. С помощью начальника штаба полковник составил приказ, которым предписывалось в каждой роте создать специальные посты наблюдения за русскими снайперами. Во главе каждого поста наблюдения должен стоять офицер. Он будет нести персональную ответственность за все потери от огня русских снайперов на участке роты. В каждой роте решено было выделить минометы и пулеметы для молниеносного уничтожения снайперов, обнаруженных наблюдением.

Приказ был передан ротам, и похоже было, что он произвел желательное действие: на другой день потерь от снайперского огня русских почти не было, если не считать двух наблюдателей, слишком неосторожно выглянувших из окопа. Благополучно прошли еще три дня.

Апотом в один день русские снайперы перебили почти полвзвода – восемнадцать человек!

Взбешенный полковник собрал своих командиров. Все они докладывали, что приказ выполнен – специальные посты наблюдения организованы во всех ротах. Но только одному посту удалось засечь огневую позицию русского снайпера. Да и то получился совершенно невероятный «адрес» – в квадрате 28-65, где, как известно, было непроходимое болото.

Полковник набросился на майора Функ, командира батальона, в секторе которого был злополучный квадрат:

– Ведь вы же сами производили разведку болота и нашли, что оно непроходимо?

– Абсолютно непроходимо, господин полковник! Ужасная трясина неизвестной глубины. Дна не обнаружено. Один разведчик утонул, другие еле выбрались. Там и кошка не пройдет – увязнет и потонет.

– Кошки меня не интересуют! – обозлился еще больше полковник.- Как же вы в таком случае утверждаете, что на этом болоте находятся русские снайперы?

– Повидимому, в центре болота есть сухое местечко.

– Если это так, я полагаю, вы на этом сухом местечке не оставили живого места?

– Я выпустил по нему пятьдесят мин.

– Я вас спрашиваю не о расходе боеприпасов! Я спрашиваю: уничтожили вы русских снайперов? Я вижу, вы не решаетесь это утверждать! Надо проверить. Пошлите на то место разведчиков. Взвод пехоты! Если туда пробрались русские, должны пройти и немцы.

Надо найти проход. Предупреждаю: я не удовлетворюсь донесением, что «русские снайперы уничтожены». Я не поверю такому донесению! Нет, покажите мне их трупы, принесите головы, как делалось в доброе старое время!

На болотную операцию майор Функ бросил полуроту-два взвода под командой обер-лей- тенанта Вальдена.

Обер-лейтенант приказал солдатам искать тропку, ведущую к середине болота, пообещав тому, кто ее найдет, железный крест и бутылку рома.

Осторожные ночные поиски продолжались долго. Наконец, по цепи передали командиру, что тропка найдена. Обрадованный офицер поспешил к тому месту. Двое солдат стояли, по- видимому, на тропинке, ведущей к болоту: они продвинулись по тропинке шагов на пять или шесть. Сообщили одновременно:

– Господин обер-лейтенант, путь нашел я – солдат Фингер!

– Господин обер-лейтенант, дорогу нашел я – солдат Кранц!

– Тише вы, ослы! – зашипел на них офицер.- Хотите, чтоб русские нас услышали?

– Но, господин обер-лейтенант…

– Молчать! Награду получите оба.

Это было сказано во-время: Кранц и Фингер уже злобно пыхтели и вот-вот вступили бы в борьбу, каждый из них не задумался бы спихнуть соперника в трясину.

– Обследуйте тропинку дальше,- приказал командир.- Вы стоите на дороге к славе, солдаты!

К сожалению, эти величественные слова он мог только прошипеть.

Кранц и Фингер разом шагнули вперед, все еще не утратив стремления обставить друг друга – и на дороге к славе и на пути к выпивке. Для обоих это был последний шаг: сейчас же они стали быстро погружаться в трясину.

Меланхолик Кранц тонул молча – только пыхтел, хватая длинными руками тину, грязь и воздух, а Фингер, как только почувствовал, что под ногами нет твердой почвы и какая-то ужасная сила тянет его вниз, закричал:

– Хильфе! Хильфе! (Помогите! На помощь!)

Но ни одна рука не протянулась к ним:

каждый боялся впотьмах оступиться и разделить ту же участь. Все боязливо вцепились руками и ногами в спасительные кочки, за которыми начиналась дьявольская пучина, бездна!

Ганс Фингер медленно, но неотвратимо погружался в засасывающую топь вместе со своей заветной мечтой о золотом хронометре и русской лисе для фрау Фингер. В пальцах у него был не пушистый лисий мех, а скользкая и липкая тина. «Меня глотает сама русская земля! – в мистическом страхе думал Ганс.- Она живая и поглотит всех нас. Я проваливаюсь в преисподнюю».