Батальон «Вотан»

Он аккуратно настроил прицел своей винтовки. Тот сбился уже в третий раз за день. Шульце нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, приклад ударил в огромное плечо бывшего докера.

Унтерштурмфюрер Шварц, отвечавший за стрельбы, одобрительно проронил:

— Еще раз «двенадцать», Шульце. Дьявол, где ты научился так стрелять?

— У меня от природы талант к стрельбе, господин офицер, — сказал Шульце, не оборачиваясь. Он знал, что может позволить себе подобную вольность, потому что у него за спиной полукругом стояла большая группа унтер-фюреров и рядовых.

Шульце снова поудобнее перехватил винтовку, ощущая оружие как продолжение собственной руки. Он закрыл левый глаз и внимательно посмотрел на мишень. Окружившие его зрители задержали дыхание, мысленно прицеливаясь вместе с ним.

— Снова «двенадцать», — крикнул Шварц, — Черт, как ты делаешь это? — Он покачал головой, но, не дождавшись ответа, вдруг предложил: — Послушай-ка, Шульце, иди к заведующему складом боеприпасов и получи у него еще десять обойм под мою ответственность. Батальонный рекорд по стрельбе принадлежит обершарфюреру Метцгеру — думаю, мы сейчас побьем его!

— Кто-то упомянул мое имя, господин офицер? — Это был Мясник собственной персоной. Он привез обед для второй роты — гороховый суп и колбасу.

Шварц ценил национал-социалистические убеждения и позицию обершарфюрера, считая их абсолютно безупречными. Он улыбнулся Метцгеру:

— Похоже, если вы не будете внимательны, этот зеленый новичок Шульце побьет ваш рекорд, обершарфюрер.

Мясник выдавил из себя улыбку.

— Я могу лишь пожелать ему удачи, — бросил он с показной небрежностью. — Ведь даже слепой цыпленок иногда может найти зерно [20].

— Возможно, вы правы. Может быть, до сих пор ему просто везло. Посмотрим.

Однако пренебрежительная реплика обершарфюрера немедленно вызвала шумные протесты товарищей Шульце, знавших, что он уже взял приз за меткую стрельбу, еще когда проходил обучение в Зеннелагере. Эти громкие возгласы заставили Мясника почувствовать себя неуютно.

— Заткнитесь! — проревел он, маскируя неловкость. — Гомоните, как шлюхи в борделе.

Все замолчали. Шульце растянулся на земле, приняв наиболее выгодное для стрельбы положение. Ему нужно было выбить всего пять очков, чтобы побить рекорд Мясника. Шульце очень тщательно прицелился и, уперев приклад в плечо, начал медленно давить на спусковой крючок. Вокруг стояла мертвая тишина. Он почти кожей ощущал взгляд нескольких сотен пар глаз, устремленных ему в спину. Медленно, очень медленно Шульце продолжал нажимать на спусковой крючок, дожидаясь, пока произойдет выстрел. Внезапно прямо позади раздался страшный грохот — на землю шмякнулась металлическая крышка от кастрюли с едой. Единственный выстрел ушел «в молоко».

В секторе мишеней затрепыхался красный флажок, дергаясь вправо-влево, показывая, что Шульце промазал.

— Да, Шульце, — сочувственно произнес унтерштурмфюрер Шварц, — на этот раз не повезло!

Мясник поднял с земли крышку.

— Вот гороховый суп, ребята! — зычно выкрикнул он. Его толстое красное лицо сияло.

Шульце медленно поднялся на ноги и похлопал себя по коленям, чтобы стряхнуть грязь. Глаза на его мертвенно-бледном лице горели гневом.

— Неплохо, Шульце, совсем неплохо, — бросил Метцгер. — Мы сделаем из вас меткого стрелка. Но вам все же придется немного подучиться, если вы хотите конкурировать со старым солдатом. — Вытянувшись перед Шварцем так, что тому не к чему было придраться, он развернулся, чтобы взять себе еще супа, прежде чем остальные успеют протянуть свои жадные пальцы к самым большим колбаскам.

Шульце молча смотрел, как тот уходит, но в этот момент он дал себе безмолвную клятву. Старший сержант Метцгер заплатит за то, что сейчас сделал — и заплатит очень скоро.

Этот день наступил скорее, чем предполагал Шульце. Спустя неделю после инцидента на стрельбах весь батальон был внезапно приведен в полную боевую готовность и получил приказ прибыть в Трир, чтобы пройти маршем на параде перед самим фюрером. Гитлер собирался заехать в Трир по завершении своей инспекционной поездки, в ходе которой он должен был осмотреть Западные укрепления [21].

— Наш батальон будет возглавлять парад, — объяснил офицерам Стервятник. — Фюрер выразил особое желание увидеть «Вотан». — Он повернулся к Шварцу и вытащил свой монокль, чтобы протереть его. Фон Доденбург смотрел на его склоненную голову, и у него возникло ощущение, что Гейер не хотел бы, чтобы в этот момент кто-то мог видеть его лицо. — И, между прочим, Шварц, ваш дядя также будет сопровождать фюрера. Он попросил командира батальона, чтобы я разрешил вам навестить его сегодня вечером. Естественно, я немедленно дал разрешение.

Шварц не смог полностью скрыть гордость при упоминании своего знаменитого дяди.

— Благодарю вас, господин офицер, — сказал он. — Я ценю вашу доброту.

Шварц был не единственным, кто оценил возможности, возникающие вследствие визита фюрера, — Шульце также понял, что это дает ему уникальный шанс забраться в квартиру Мясника, чего он так ждал.

Утром того дня, на который был назначен парад, когда дежурный роттенфюрер пришел в шесть утра будить солдат второй роты, Шульце заявил, что он тяжело болен. Роттенфюрер, известный под прозвищем Дырка-в-Заднице, которым его наградили из-за того, что во время польской кампании он получил болезненное ранение в зад, подозрительно посмотрел на голого гамбуржца:

— Ты что, перетрахался, Шульце?

Но бледное лицо Шульце и тени под глазами демонстрировали, что он действительно не в порядке.

— Я полночи проторчал на толчке, роттенфюрер, — сказал он слабым голосом. — У меня ужасный понос. Пару раз я думал, что у меня зубы через задницу вылезут.

Дырка-в-Заднице сделал пометку в своей записной книжке.

— Ладно, можешь обратиться к врачу и сказать ему, что ты болен. Но если ты меня дурачишь, я с тобой такое сделаю!

Старший врач «Вотана» герр Хорч, защитивший диссертацию по теме «Методы определения неарийских рас по запаху тела» непосредственно в СС, был слишком занят, чтобы чересчур внимательно осматривать гамбуржца. Он поставил диагноз «жидкое дерьмо», употребив это выражение вместо греческого термина «диарея».

— Легкая работа, таблетки активированного угля и сырое яблоко два раза в день. Завтра утром доложишь мне, что ты здоров.

— Так точно, господин старший врач! — вяло произнес Шульце.

Хорч сделал пометку в своих записях. В настоящее время он пытался лечить все болезни природными средствами; даже рекомендовал при зубной боли запихивать листья герани в уши. По окончании этих исследований он намеревался представить полученные данные самому рейхсфюреру Гиммлеру. Однако была вещь, которая по-настоящему беспокоила его. Чаще всего молодые солдаты из батальона «Вотан» жаловались на гонорею, против которой природное средство в виде чая из мяты и сырого чеснока оказалось не слишком эффективным.

Выйдя из врачебного кабинета, Шульце выплюнул комок омерзительного вонючего табака, который позволил ему успешно воспроизвести все симптомы поноса и пищевого отравления. Ему пришлось очень долго держать эту мерзость во рту, но дело того стоило. Он был еще на один шаг ближе к своей цели.

Белокурый восемнадцатилетний парнишка, мучившийся ужасным кашлем, от которого доктор Хорч намеревался излечить бойца чаем с ромашкой, был послан убрать квартиру Метцгера. Шульце подождал, когда тот выйдет от дежурного унтер-офицера, после чего вынул пять марок и вложил их в руку парня.

— Знаешь что, — сказал он, — иди в столовую, купи себе бутылку рома, смешай его с горячей водой и сахаром, и это поможет тебе больше, чем все то дерьмо, которое дает тебе наш врач.

Удивленный парнишка с благодарностью взял деньги.

— А как же квартира Мясника? — произнес он, перемежая слова продолжительным кашлем.