Грозные годы

Из дома выбежала бабка.

— Ай да пулеметчик, ай да герой! — кричала она, хлопая в ладоши.

А на пороге дома застыла без движения вдова. Тарабе показалось, что он услышал ее приглушенный стон, и пулеметчик совсем сник.

— Я свое дело сделал, — проговорил он хрипло, — пора, дед, мне идти.

Старик внимательно взглянул на него:

— Что ж, иди, бог тебя наградит. Отужинай с нами и — счастливого пути.

Последнюю ночь Тараба провел в жарких объятиях молодой вдовушки. Она как безумная целовала его, прижимала к груди, снова и снова просила отложить свое возвращение. А он отвечал, что это никак не возможно, что его ждут в бригаде.

Близился рассвет. Прижавшись к нему всем телом, она прошептала:

— Возвращайся ко мне, не забывай меня!

— Если когда-нибудь бригада снова зайдет в ваши края, свидимся. Но ты тогда не подавай виду, что меня знаешь и что у нас с тобой что-то было. Хорошенько это запомни.

— О господи! — Она опять заплакала и принялась с еще большей страстью целовать его...

Чуть рассвело, женщина, плача, ушла, а он стал собираться.

За завтраком старик еще раз поблагодарил пулеметчика:

— Освободил ты меня от напасти, поклон тебе за это до земли. Передай командиру мою благодарность. Так и скажи: старик, мол, благодарит за помощь, а жена его яблочек посылает. Про невестку мою не поминай. Дура она, ревет в три ручья, медведя, видишь, ей жалко. Не зря говорят: у бабы волос долог, а ум короток.

Тараба простился со стариком, старуха сунула ему в сумку узелок с провизией на дорогу и положила яблок, и он тронулся в путь. Сноха старика, стоя на крыльце, молча проводила его печальным взглядом.

Тараба шел быстро, не оборачиваясь. Лишь поднимаясь на гору, он оглянулся на долину и вздохнул:

— Однако наделал же я дел! И она будет тосковать, и я сам теперь покой потеряю. Вот ведь не было печали!

Он бросил последний взгляд на долину, и ему показалось, что он видит на опушке леса одинокую женскую фигуру. Выругавшись, Тараба отвернулся и быстро зашагал вперед.

Был уже полдень, когда пулеметчик возвратился в свою роту. Он отправился к командиру, чтобы доложить о прибытии. Командир его внимательно выслушал и остался очень доволен. Выйдя от него, Тараба пошел в самый дальний конец лагеря. Настроение у него было мрачное, ему хотелось побыть одному. По дороге товарищи остановили его и стали просить рассказать, как он выполнил задание, но он отказался:

— Нечего мне рассказывать! Не подвиг какой совершил, чтобы хвастаться. Еще одну жизнь загубил, вот и все.

Однако его не оставляли в покое весь день. Наконец он сдался и коротко рассказал, как караулил медведя, как наконец поймал его на мушку и как потом видел мертвым...

— И что здесь интересного? — хмуро спросил он партизан, закончив рассказ.

— Ничего особенного, конечно, нет, — согласились партизаны, — но почему ты, черт возьми, такой невеселый? Неужели же из-за какого-то медведя загрустил?

— Эх, кабы вы знали, что это за медведь был! — пробормотал Тараба еле слышно.

Никто ничего так и не понял. Действительно, недоумевали они, что это был за медведь, из-за которого весельчак Тараба вдруг стал таким мрачным? Партизаны долго искали ответа на этот вопрос, но так и не нашли.