Битва за Фолкленды

13 мая, в ходе совещания на борту «Фирлесса» в 900 милях (1667 км) от Порт-Стэнли, Джулиан Томпсон отдал командирам последние приказы по «Саттон» — «операции, связанной с возвращением Фолклендских островов…». Британские офицеры исполнились волнения и ожидания, испытывая по большей части такие же нетерпение и желание действия, как и их солдаты. «Мне страшно повезло, — писал в дневнике командир 45-го отряда коммандос подполковник Эндрю Уайтхед. — Ничего подобного никто не затевал со времени Суэца…» Британцев по-прежнему очень беспокоила угроза с воздуха. Подполковник Хью Пайк, командир 3-го батальона Парашютного полка, писал: «Основная забота в настоящее время — уязвимость флота перед налетами авиации, и всем, как я полагаю, станет много легче, когда неделя закончится». Но никто не сомневался — «3-я бригада коммандос прорубит окно». Уайтхед отмечал: «Никто не видел более увлеченных, рвущихся в бой и мотивированных людей». В кинозале на «Канберре» заполнившая его аудитория из взволнованных молодых парней, рассевшихся на стульях, устроившихся в проходах и столпившихся у входов и между рядами, жадно внимала рассказам офицеров разведки, обрисовывавших известные диспозиции противника на Фолклендских островах и показывавших изображения ставших уже хорошо знакомыми летательных аппаратов, танков и орудий.

Толстый налет сентиментальности покрывал многие аспекты жизни военных. При отходе на юг морские десантники испытывали искреннее смятение, слушая, как оркестр коммандос играет сбор на полетной палубе «Канберры» или как гремит «Правь, Британия!», да не раз и не два, а регулярно по вечерам, или как на борту грузового судна «Элк» исполняют торжественную увертюру «1812 год» [290] в сопровождении зениток «Бофорс», выполняя задумку любившего шутку капитана корабля. Бойцам крайне импонировала — тешила их гордость — возможность принять участие в последней, сумасбродной, нелепой имперской авантюре. Какие бы речи ни толкали дипломаты в Лондоне и Нью-Йорке, в бригаде теперь больше не сомневались — приказ на десантирование обязательно поступит. Они быстро сбросили наросшую было на них за пять недель в море шкуру скуки и неизбывной рутины. Парни с огромным сосредоточением трудились над приготовлением военного снаряжения, покрывали камуфляжем каски, стягивали металлические каркасы выкладки, паковали запасы шоколада — любимого «орешка».

15 мая гражданских лиц на борту корабля, в том числе корреспондентов прессы, несколько отрезвили, официально зачитав им правила действительной военной службы, в соответствии с которыми они тоже обязывались подчиняться законам армейской дисциплины. Через огромные окна «Канберры» — безжалостно затемняемые по вечерам и ночам с момента оставления судном рейда у острова Вознесения — морские пехотинцы с ностальгией взирали на необычайную панораму, словно бы с помощью машины времени бросая взгляд на реалии «Жестокого моря» [291]. Суда десанта зигзагами резали поверхность моря, уходя за горизонт, а силуэты фрегатов сопровождения едва просматривались через стену дождя. Даже большие десантные корабли здорово раскачивались в штормовом открытом море, но десант давно уже привык к качке, потому страдавших от морской болезни находилось немного. Прогулочные палубы «Канберры», по которым на протяжении пяти недель командиры безжалостно гоняли отделения, заставляя ежедневно пробегать по пять — десять миль (по 8 — 16 км), теперь до блеска драили тугие струи дождя. Неуклюжие десантные корабли, нагруженные техникой, орудиями и прочим военным имуществом, тяжело вздымались на гребнях и рушились с них вниз, точно усталые вагонетки «русских горок». Сверху на надстройках каждого судна, прячась за щитками и переборками, несли боевую вахту подле «Бофорсов», «Эрликонов», пулеметов и ПУ ракет «Блоупайп» облаченные в теплую одежду, капюшоны и огнезащитные накидки расчеты зенитчиков. Зачастую в великие моменты истории участвующие в них люди осознают лишь значимость событий, свидетелями которых стали непосредственно. Сотни солдат на кораблях в Южной Атлантике, начиная от адмирала и заканчивая рядовым матросом, брались вести дневники. С момента отправки с острова Вознесения они осознавали факт своего участия в одном из величайших драматических действ британской послевоенной истории. Некоторые в глубине души затаили страх перед предстоящим событием. Однако они являлись составляющей профессионального войска — возможно, наилучшим образом тренированного и экипированного из всех, которые только отправляла в поход Британия со времен последней большой войны. Им выдали самое дорогое и качественное из предлагаемого за деньги арктическое обмундирование и спальные мешки, состав пайков рассчитывали ученые с учетом фактора экстремальных условий предстоящих жизни и деятельности, оружие прошло сотни проверок, а подразделения стали единым целым за многие годы совместной службы. Нет ничего удивительного в таком подъеме настроений и в том рвении, которые испытывали солдаты и офицеры, получившие наконец шанс испытать себя, — проверить свои силы и доказать основательность их убежденности в собственной способности разгромить противника.

«Удачи и да пребудет с вами Господь», — заключил подполковник Малком Хант последний инструктаж шести сотен молодых людей из 40-го отряда коммандос, собравшихся нестройною толпою в главном салоне «Канберры». В утро последнего воскресенья перед высадкой, посреди церковной службы в зале кинотеатра в громкоговорителях зазвучало: «Воздух! Желтая тревога! Расчеты ПВО по местам!» Через несколько секунд с мостика сообщили о вражеской активности в небе над ударной группой, дальнейшие подробности — по ходу дела. Собравшиеся продолжили распевать «3а тех, кому грозит опасность в море». Было просто невозможно не исполниться глубоких трогательных чувств в такой момент.

18 мая командование морского десанта связалось с «Гермесом». В обмене сообщениями никто из ВМС не сказал ни слова по поводу разочарований из-за неудачи в связи с невозможностью одержать победу в воздухе. Бригадира Томпсона уведомили относительно уверенности Вудварда в способности кораблей обеспечить местное превосходство в воздухе над береговым плацдармом. «Харриеры» будут нести постоянное боевое патрулирование в небе на всем протяжении светлого времени суток.

В тот день британская авиация в районе получила так остро необходимое ей подкрепление: контейнеровоз «Атлантик Конвейор» доставил из Британии пополнение в количестве двенадцати «Харриеров». Теперь те перелетали на палубы авианосцев. Четыре из них являлись самолетами «Харриер» GR.3 из 1-й эскадрильи КВВС, а остальные — «Си Харриерами» из наскоро сформированной 809-й военно-морской эскадрильи [292]. Пилоты для последней были собраны со всего мира — Хью Слейд из Австралии, Билл Ковингтон из Аризоны, Ал Крейг из Германии [293]. С ними прибыли и двадцать четыре человека из так остро необходимой команды обслуживания. На следующий день подтянулись еще четыре GR.З, совершившие один из самых примечательных в истории перелетов одноместных машин с дозаправкой в воздухе из Британии через остров Вознесения. Общий парк «Харриеров» достиг тридцати пяти единиц.

Вудвард решил «обобрать» собственную группу, выделив максимальное число фрегатов — всего семь судов — для обеспечения огневой поддержки с моря и противовоздушной обороны десанту на протяжении последних самых важных часов его нахождения в море и первых — на суше. Двум фрегатам типа 22 — «Бродсуорду» и «Бриллианту» — с их системами «Си Вулф», очевидно, предстояло сыграть жизненно важную роль. Командир «Бриллианта» Кауард считал ракеты способными послужить действительно эффективным прикрытием только при очень плотно сомкнутых рядах конвоя — образно выражаясь, до размеров коробки из-под штиблет по сравнению с нормами построения на флоте. Тогда, как решил Вудвард, конвой и пойдет «коробкой для штиблет».