На фарватерах Севастополя

Лейтенант Дмитрий Андреевич Глухов начал плавать на катерах-охотниках со дня их появления на флоте.

Правда, Глухов был не новичком, не «салагой», как называют старые моряки только начинающих служить на флоте, до этого он уже прошел большую школу морской выучки: плавал рулевым на крейсере «Коминтерн», боцманом на сторожевом корабле «Альбатрос». Он хорошо знал на практике морское дело, ходил на общефлотских соревнованиях на шестерке под парусами, брал призы. Незадолго до войны Глухов окончил курсы командиров флота, и ему было присвоено звание лейтенанта.

В первый год войны ему исполнилось тридцать пять лет. Северянин, уроженец вологодских краев, лейтенант Глухов был среднего роста, худощавый, с хорошей выправкой офицер. Светлые волосы и белесые редкие брови его казались выцветшими под горячим южным солнцем, обветренное загорелое лицо свидетельствовало о том, что он часто и подолгу бывает в море, в знойный полдень и стужу не покидает открытого мостика корабля.

Придя на катера с больших боевых кораблей, где весь распорядок жизни строго регламентирован Корабельным уставом, Глухов стремился и на катер-охотник перенести лучшие традиции большого флота. Прежде всего он досконально изучил свой корабль. Это было не ново, но Глухов подошел к делу несколько иначе, чем другие. Он в совершенстве знал свою катерную артиллерию и лично руководил стрельбами.

Изучив еще на крейсере основы штурманского и рулевого дела, он продолжал и на катере совершенствоваться: «ловил солнышко» секстаном, сам вел прокладку корабля, быстрее корабельного сигнальщика разбирал флажные сигналы и принимал семафор. Но более всего удивились командиры, когда Глухов однажды, удалив мотористов на верхнюю палубу, сам запустил двигатель и отрегулировал его обороты.

Глухов никогда не отказывался ни от каких больших или малых дел, он как будто сам их искал и всегда делал все, что от него требовалось, быстро и хорошо. [27]

Контр- адмирал Фадеев, зоркий и наблюдательный человек, как-то сказал:

- Берите пример с Глухова. Он всегда первым на работе и последним на отдыхе.

Контр- адмирал помнил Глухова по совместной службе на крейсере «Коминтерн» с тех времен, когда сам был еще младшим штурманом крейсера, а Глухов учеником рулевого.

Когда лейтенант Глухов торопливо вошел в комнату флагманских специалистов, там за широким дубовым столом трудился флагманский артиллерист Федоренко, а за другим высоким столом с чертежной доской, у открытого окна, стоя работал флагманский штурман Дзевялтовский; здесь же временно находилось и мое рабочее место. Пустовал один только стол - флагманского минера капитан-лейтенанта Щепаченко. Все светлое и темное время суток он проводил теперь на тралении или выходил на минном заградителе «Н. Островский» на постановку обширных минных заграждений, прикрывавших Севастополь с моря.

Глухов рассказал Ивану Ивановичу Дзевялтовскому о том, что произошло на море при сбрасывании глубинных бомб. Тот, отложив рейсфедер, достал из ящика стола коробку флотского табака и, набивая трубку, внимательно слушал лейтенанта.

- Любопытно, любопытно, - быстро сказал он, когда Глухов закончил. А есть ли у тебя место этого взрыва? - Иван Иванович открыл сейф и достал оттуда «голубую папку».

Глухов показал ему свою карту.

- Чудесно, просто чудесно, - сказал Иван Иванович, отыскав циркулем указанную точку у себя на карте. - Это место мины номер три, сброшенной еще двадцать второго июня. Здорово получилось.

Щеки Ивана Ивановича вспыхнули румянцем, как всегда в минуты большого волнения, и он сказал Глухову:

- Слушай. Дмитрий Андреевич, так это же замечательная идея! Можно пробить фарватер глубинными бомбами!

- Главное, надо посчитать, Иван Иванович, на какой скорости можно сбрасывать глубинные бомбы, чтобы катер не угробить, - сказал Глухов.

И Иван Иванович вместе с Глуховым принялись за подсчеты. Морякам-минерам давно было известно, что если мины поставить близко одна от другой, то взрыв одной мины вызовет детонацию другой. [28]

- А начальство об этом знает, Дмитрий Андреевич? - нетерпеливо спросил Дзевялтовский, заканчивая расчеты.

- А как же, командир дивизиона Гайко-Белац сам видел взрыв и сейчас докладывает об этом контр-адмиралу!

Глава шестая

В тот же день контр-адмирал Фадеев побывал у командующего флотом. Возвратившись, он вызвал начальника штаба Морозова и всех флагспециалистов и передал приказание командующего флотом немедленно приступить к уничтожению магнитных мин глубинными бомбами.

- На первый раз я думаю послать на катере Леута и механика Капкина, - сказал Фадеев. - Мало ли что может случиться с катером.

Капитан- лейтенант Леут был командиром дивизиона тральщиков, он отлично знал минное дело, был мужественным и решительным человеком, к тому же пользовался у Фадеева неограниченным доверием. Он был как бы правой рукой у командира ОВР и фактически с началом войны командовал обоими дивизионами тральщиков, то есть бригадой кораблей.

В это время в готовности находился катер-охотник № 0112 старшего лейтенанта Е. А. Коргуна, его и решили послать. На нем шел и командир 2-го дивизиона катеров. Эти мужественные офицеры во главе с Леутом были первыми, кто вышел опробовать новый метод уничтожения мин глубинными бомбами. Но результатов в тот день они не добились.

На завтра был назначен другой катер № 011, где командиром звена был лейтенант Глухов. Катер тщательно готовился к выходу на бомбометание. После обеда здесь появился высокий и худой флагманский инженер-механик Самарин. Согнувшись, он с трудом втиснул свое длиннее туловище в моторный отсек. Тотчас сыграли аварийную тревогу: «Пробоина в кормовом и течь в моторном отсеках». Натренированная команда работала лихо и с «аварией» быстро справилась.

Инженера сменил флагманский минер Щепаченко: была проверена работа расчетов при бомбометании, дополнительно приняты глубинные бомбы.

Перед вечером на катер пришел комиссар дивизиона полковой комиссар Моисеев. [29]

Каждый из молодых моряков в детство слышал, а позже и сам читал о легендарных матросах, охранявших в Смольном великого Ленина, о балтийских моряках, штурмовавших Зимний дворец, сражавшихся на фронтах гражданской войны. Каждый мечтал встретить такого человека.

Именно таким и был Петр Георгиевич Моисеев, старый коммунист Балтийского флота, начинавший службу еще в царское время и навсегда связавший свою жизнь с флотом. Прошлое старого до костей просоленного матроса, участвовавшего в подавлении мятежа на форту Красная Горка, создавало вокруг Моисеева романтический ореол.

На катере Моисеев побеседовал с коммунистами, а затем собрал всех матросов в носовом кубрике, рассказал им последнюю сводку.

- Враг продолжает наступать на сухопутном фронте, бросает в бой все новые силы, - говорил Моисеев. - Он поднял свою авиацию против Черноморского флота. Вы сами знаете, что фашистские самолеты каждый день налетают на Севастополь. Они набросали магнитных мин, чтобы помешать плавать кораблям Черноморского флота. Вашему катеру, как одному из лучших в соединении, приказано выйти на фарватер и уничтожить магнитные мины. Задача, как видите, новая, трудная и рискованная. Но я знаю, у вас на корабле нет трусов и паникеров. Вы должны помнить, что боец, презирающий смерть, всегда побеждает! Ни при каких обстоятельствах не теряйтесь и не падайте духом, и вы победите!

Моисеев поглядывал на открытый люк кубрика, возле которого столпились матросы с рядом стоящих катеров. Они пришли послушать комиссара, каждому хотелось узнать о тем, что происходит на фронте. Всем им нужно было живое ободряющее слово этого пожилого спокойного человека. К тому же у некоторых моряков, воспитанных на том, что война будет быстротечной, что мы разгромим противника на его же территории и так же энергично и решительно, как это было на Хасане и Халхин-Голе, - наши неудачи на сухопутном фронте вызывали недоумение.