Наш добрый друг

Хотя каждый из нас не прочь позубоскалить, подшутить над старшиной, высмеять его рыжеватые усы, торчащие, как у кота, большую круглую, как тыква, лысоватую голову, которая скорее подходила бы ученому человеку, нежели обыкновенному бывшему кооператору из Минска, но все же мы его искренне любили и даже прощали ему чрезмерную подчас строгость и другие слабости, привычки.

Хоть бы скорее добрался он к нам живым и невредимым!

Время шло. Сумерки все более сгущались. Казалось, что Михась не рискнет полезть к нам под таким сосредоточенным огнем. Как обидно! Ведь он был так близко. Мы уже улавливали сладостный запах горячего борща, жареного мяса, щекочущий аромат крепкого чая. Опять доведется нам тут сидеть и клацать зубами.

Снова близится тревожная ночь. Каждый из нас стоял на своем посту – кто у пулеметов, кто с противотанковыми ружьями, до боли в глазах всматриваясь в ту сторону, откуда шла стрельба.

Напряжение нарастало.

Ребята снова погрузились в свои солдатские думы и заботы. Час назад только на какое-то время отвлеклись мы от войны, опасности, тревог, и причиной тому была Джулька. Из-за нее каждый вспомнил мирные дни, свои гражданские профессии, подумал о послевоенных планах и замыслах.

Тревога, овладевшая нами из-за сильного вражеского обстрела дороги, ведущей к нашим позициям, длилась, однако, недолго.

Джулька, прижавшаяся к брустверу траншеи, вдруг засуетилась, насторожилась, стала ворчать, нервничать. Она уставилась в противоположную сторону, туда, где рвались мины, хотела было броситься туда, залаять, но мы ее придержали.

Но собака все же не переставала напряженно вглядываться в ту сторону и вела себя беспокойно.

Обратили и мы свои взоры туда же, стараясь разглядеть, кого Джулька там увидела, почему так насторожилась.

И через несколько минут отчетливо услышали сквозь ночную мглу негромкий звон термосов, посуды, частое сопение человека, тихую ругань, знакомый голос.

Старшина добирается к нам! Вот какой человек. Дождались-таки! Донесся знакомый свист ночной птицы – это нам сигналит Михась Зинкевич, наш дорогой кормилец. Он притащил нам еду!

И необычная радость охватила всех.

Ну и молодчина! Таки прорвался сквозь этот бешеный огонь!

Мы^; уже видели ползущего к нашей траншее Михася, навьюченного термосом, сумками. Он то и дело останавливался и, осматриваясь по сторонам, продолжал ползти.

Все очень обрадовались, но Джулька не была с этим усатым человеком знакома и порывалась залаять, броситься на него. Но ее успокоили, уложили на место, прикрикнули – свои, мол!

Да, только этого нам теперь не хватало, чтобы она вдруг залаяла или еще того хуже – бросилась на такого долгожданного и желанного гостя!

Человек приближался к траншее, и в глазах у нас посветлело. Вот он, долгожданный наш друг. Почти два дня без малого его нетерпеливо ждали, изголодались, измучились. И вот наконец…

В траншею ввалился невысокого роста, коренастый, запыхавшийся человек, с длинными торчащими усами, насквозь промокший, в каске, сдвинутой на затылок.

Он, возможно, с первой минуты мог показаться суровым, даже мрачноватым, но это только с первой минуты.

Тяжело вздохнув, вытерев рукавом гимнастерки мокрую голову и обросшее рыжеватой щетиной лицо, он выругался в адрес трижды проклятых фрицев, которые сопровождали его таким страшным огнем, снял с себя термос, сумки, наполненные всяким съестным добром, автомат и воскликнул:

– Что, ребятушки, заждались кормильца? Коли ваша ласка, то извиняйте. Сами видели, какой сабантуй пруссаки учинили. Думал – хана! Но, слава богу, выкарабкался… А ну-ка, подавайте котелки, гостинцы вам притащил…

Он искренне сожалел, что не мог раньше к нам пробиться. Знал: все очень проголодались. Но что поделаешь, когда немцы не давали головы поднять.

Ребята стали готовить котелки, глядя, как старшина раскладывает свое немудреное хозяйство, открывает термос, и по траншее разносится вкуснейший дух борща.

А он, Михась, озабоченный своим хозяйством, ни на кого не глядя, достал черпак из сумки, пахучий хлеб, отстегнул фляги с «горючим» и сказал:

– Ну-ка, гвардейцы, подходите! И прошу не обижаться, что мой походный ресторан не прибыл своевременно… Подходите побыстрее с котелками и ешьте на здоровье! Побыстрее прошу вас… Мне еще надо пробраться в третий взвод. Там ребятки меня тоже заждались.

Обычно в таких случаях, когда приходил к нам старшина с обедом, поднималось оживление, слышался смех, разносились со всех сторон шутки, остроты, а теперь все молча, сосредоточенно смотрели на этого озабоченного человека. Никто не произнес ни единого слова.

Затаив дыхание, мы следили, как Михась быстро распределяет хлеб, сухари и другие вкусные вещи, как он ловко орудует черпаком, наливая в котелки ароматный, жирный борщ, как раскладывает мясо. Он подмигивал нам, что, мол, принес наркомовскую норму, наши законные сто граммов.

Но вы, вероятно, догадываетесь: не это нас теперь волновало.

Всех интересовало, что наш кормилец скажет, когда увидит нашу Джульку! От него, Михася, зависит ее судьба.

Погруженный в свою работу, Михась теперь перед собой ничего не видел, и только когда раздал еду и налил каждому в кружки положенные сто граммов, облегченно вздохнул, вытер полотенцем руки, дожидаясь: может, кто захочет добавки.

Острый запах борща щипал за нос. В таких случаях обычно становилось у нас весело: шутки, прибаутки, а Ашот Сарян, Васо Доладзе, Шика Маргулис и Степан Гурченко состязались в остроумии, шутили, хвалили старшину. А теперь – будто воды в рот набрали.

Мы стояли со своими котелками, дожидаясь, может, кто-нибудь скажет несколько слов, неудобно есть молча. Только наш Профессор – Саша Филькин – сразу погрузился в еду, что вызвало лукавые улыбки окружающих.

Все мы ждали, что скажет старшина, когда увидит Джульку. Что он ее сейчас увидит – в этом никто не сомневался.

А тем временем наш четвероногий гость лежал, притаившись, у бруствера, уставившись, своими черными глазами на человека с длинными усами, словно понимая, что от него зависит теперь ее собачья судьба.

Одновременно в этих глазах была мольба: как бы усатый дядя не забыл ее, Джульку, и не оставил без харчей. А запах мяса щекотал ноздри. Если еще пройдет несколько минут и старшина ничего ей не подбросит, Джулька не сможет сдержаться, бросится к этому человеку и начнет теребить его лапой, просить поесть. И тогда…