Когда цветут камни

В молчании прошло минут пять… Казалось, Фрол Максимович каменеет на глазах. Наконец он медленно приподнял тяжелые, с сединой брови, повернул голову и, глянув в окно, сказал:

— Скоро соберутся члены бюро… Проводи заседание без меня. Скажи: захворал.

— Не поверят, — возразил Захар.

— Убеди. Мне надо самому посмотреть этот след. Сына я по лыжне узнаю.

Через полчаса Фрол Максимович был уже на той стороне долины. На заснеженном косогоре чернела среди елей и пихт его кряжистая фигура. Он шел по следу неизвестного лыжника, наклонившись, широко расставляя лыжные палки. За ним украдкой следили из окон приисковых домов, но он не знал этого и шел не оглядываясь. Василий, Василий… Через три дня ему исполнится двадцать три года. Способный был парень, радовал семью с юных лет. Особенно он любил литературу и иностранные языки.

Как-то на Громатуху приехали зарубежные инженеры. По договору они принимали участие в строительстве обогатительной фабрики. Один из этих инженеров выступил на собрании рабочих, но так коверкал русские слова, что его почти никто не понимал. И вдруг в третьем ряду поднялся Василий. Он сказал оратору что-то по-английски. Тот обрадовался:

— О, у вас есть свой прекрасный переводчик!..

После собрания старатели столпились вокруг Василия.

— Ну, ты молодец, Вася. Дал очка иностранцу, не уронил таежников в грязь лицом.

Фрол Максимович делал вид, что не очень-то ему нравится такая ранняя слава своего младшего сынка, а в душе гордился — золотая голова, ученый человек растет в шахтерской семье!.. И до ухода в армию не спускал с него глаз, следил за ним, оберегал его как зеницу ока.

Фрол Максимович помнил и то, как Василий пришел однажды из тайги с рассеченной бровью. Уходил он с друзьями, а вернулся один. Прогнали они его из своей компании. Избили и прогнали домой. А за что — никто не знал. И только много времени спустя кто-то из них проговорился:

— Он первый подсмотрел, как можно пробраться на чердак за школьными тетрадями, а потом перетрусил и сказал директору, кто их взял. Вот за это мы ему и дали. Сманили в лес за кедровыми шишками и дали. А если еще раз подведет — шею свернем…

Фрол Максимович поднял голову и остановился: ослепительно искрящийся снег будто полз бугристыми волнами вверх по косогору. Голова у Фрола Максимовича закружилась, в глазах зарябило, ноги подкосились. Он, как подрубленный, упал в снег.

Упал. Первый раз в жизни это случилось с ним. Никогда не хворал, его здоровью завидовали даже те сибирские мужики, которых обычно называют кряжами; был он крепкий, сильный, выносливый, весь в отца, который многопудовую гирю с песком один поднимал из шурфа на воротке.

Погиб отец от пули жандарма весной 1912 года, в дни Ленского расстрела. Фрол тоже принимал участие в этих событиях и вернулся домой в окровавленном пиджаке: нес на себе товарища с простреленной грудью. В этом же году, мстя за смерть отца и кровь товарищей, Фрол расчетливо уронил бадейку на голову спустившегося в шурф смотрителя — тайного агента царской охранки. Долго рыскали по тайге жандармы, разыскивая убийцу, но не так-то легко было найти потомственного таежника. Вскоре он вступил в подпольную организацию большевиков и только тогда узнал, что его отец был членом комитета этой организации.

После революции, храня память об отце, Фрол Максимович назвал своего первого сына Максимом. А когда жена, Татьяна Васильевна, дочь задавленного в шахте рабочего Бахарева, родила второго сына, то его назвали Василием.

Шли годы. Немало было всякого: и огорчений, и радостей. Но самой большой отрадой Фрола Максимовича были дети. Старший сын Максим, окончив десятилетку, выбрал себе дорогу горного инженера. Он быстро овладел специальностью забойщика и, не бросая работу в шахте, поступил на заочное отделение горного института. В сороковом году Максим был уже начальником участка горных работ прииска. Хорошо, как и Василий, училась в школе самая меньшая в семье Корюковых — Варя. Она собиралась стать инженером-радиотехником. Что и говорить, было чему радоваться отпальщику Корюкову.

Татьяна Васильевна не раз пыталась уговорить Фрола Максимовича бросить тайгу: дескать, не век жить в глухомани. Дети выходят в люди, хоть на старости лет не мешало бы пожить в городе, посмотреть на белый свет.

Фрол Максимович всякими путями уклонялся от прямого ответа на такие настояния жены. Не хотелось ему расставаться с Громатухой, он ждал больших перемен в тайге. И дождался: в начале сорок первого года неподалеку от прииска началось строительство мощной гидростанции, затем прибыли инженеры — строители железной дороги, которая должна была обогнуть подножие Каскада и связать богатую рудами тайгу с промышленными центрами страны.

— Ну, дети, скоро наша тайга загремит! Будет железная дорога, будет много электричества, — значит, все будет. Заживем мы здесь, как москвичи и ленинградцы, — разговорился однажды Фрол Максимович, отдыхая в кругу своей семьи. — Получил отпуск, захотел посмотреть на города — не надо набивать мозоли на пятках, пошел себе на вокзал — и транзитом, в мягком вагоне, до самого Черного моря…

В ту же пору как бы между делом, по выходным дням, в свободные от работы часы, Фрол начал строить крестовый дом. Раз решено остаться тут на всю жизнь — надо строиться. К весне закончил сруб, одну половину которого Фрол Максимович отделил Максиму и Василию: им, по его расчетам, пришла пора жениться. А вторую оставил для себя с женой и дочерью. Работу помог завершить опытный плотник Захар Прудников.

Пока Фрол Максимович строил дом, Максим, тоже обрадованный тем, что Громатуха вскоре получит много электроэнергии, подготовил проект перехода на открытый способ добычи руд и песков на Каскильском увале. Фрол Максимович не раз смотрел этот проект и восхищался предложениями сына. Перед глазами открывалась грандиозная картина: гидромониторы, экскаваторы вскрывают широкие площади богатых песков и обнажают жилы золотоносных руд! С мальчишеским нетерпением просил тогда Фрол Максимович строителей гидростанции, чтобы они как можно скорее дали Громатухе электроэнергию…

И вот в самый разгар строительства на тайгу, на души людей обрушилась грозная весть: фашистская Германия пошла войной на Советский Союз…

Отказавшись от брони, Максим ушел на фронт с дивизией сибирских добровольцев. Вскоре вызвали в военкомат и приехавшего домой на летние каникулы Василия. Фрол Максимович тоже собрался вместе с младшим сыном в действующую армию, но райвоенкомат даже не принял от него заявления, а направил в райком партии. Там ему предложили немедленно вернуться на прииск.

Растаяли пушинки снега на лице, под воротник проникла холодная влага, и Фрол Максимович очнулся. Очнулся и подумал: что за грех такой, отчего закружилась голова? Оголодал или угорел? Да, целую ночь возился с динамитом. Динамитный угар… Приподнял голову: нет, уже не ползут по косогору снежные сугробы. Кругом тишина.

«Ну, вставай, вставай. И нашел время разлеживаться, язви тебя!»

Поднявшись, Фрол Максимович стряхнул с себя снег и зашагал дальше.

Вернулся он на прииск перед закатом солнца.

Лыжня неизвестного человека часто выводила его на горные гривки, где ветер постоянно переметает снег, тотчас же заравнивая след. Это был, несомненно, опытный хищник, он делал замысловатые зигзаги, несколько раз возвращаясь к прииску, выискивая входную лыжню или тропку. А может быть, и не хищник вовсе, а какой-нибудь местный охотник бродил тут по свежему снегу за глухарями, затем тропкой дровосеков вернулся на прииск. Попробуй теперь найди его! «У Василия не хватило бы терпения так долго петлять вокруг прииска», — решил Фрол Максимович и успокоился.

А здесь, на прииске, происходило что-то непонятное. Старатели будто только и ждали, когда парторг вернется на прииск. На его глазах они понесли муку в пекарню. Из дома бабки Ковалихи выволокли целый мешок муки и на санках покатили его к парткому.