В пылающем небе

В 22- м истребительном полку было специальное звено И-16, впервые в истории вооруженных реактивными снарядами. Снаряды подвешивались под крыло. Результативность РС против бомбардировщиков была хорошей, высок и психологический эффект. Командовал этим звеном воспитанник Смоленской бригады старший лейтенант Тачков.

Наземные и воздушные бои изобиловали примерами высокого мастерства и героизма советских воинов. Приведу всего лишь два примера. Исчерпав все возможности спасти самолет, летчик Михаил Ююкин направил [29] горящую машину во вражескую технику на дороге. Своему штурману приказал выпрыгнуть с парашютом. Штурманом у Ююкина был Николай Гастелло, который в начале Великой Отечественной войны повторит бес смертный подвиг своего командира.

Японцам удалось сбить самолет Вячеслава Забалуева. Сам он стал спускаться на парашюте. Его несло в расположение вражеских войск. Увидев опасность, угрожавшую товарищу, Сергей Грицевец приземлился вблизи противника и под пулями бегущих к самолету японских солдат усадил друга в одноместный истребитель, успев поднять его в воздух…

Авантюра японских милитаристов на Халхин-Голе потерпела крах. Понеся большие потери (только в авиации 660 боевых машин), японская сторона попросила о прекращении военных действий. 16 сентября 1939 года у границ Монголии прозвучали последние выстрелы.

Интересно прокомментировал разгром японской армии на Халхин-Голе английский исследователь М. Макинтош. Он писал: «Советская победа на Халхин-Голе имела важное значение и, пожалуй, во многом повлияла на решение японского правительства не сотрудничать с Германией в ее наступлении на Советский Союз в июне 1941 года».

Все мои боевые товарищи были отмечены советскими и монгольскими наградами. Удостоился высокой оценки своего ратного труда и я: был награжден орденом Красного Знамени и монгольским орденом. Мне досрочно присвоили звание «старший лейтенант». Был, конечно, рад и наградам, и тому, что сам себе мог сказать: «Вот теперь ты, Медведев, военный летчик».

Короткое пребывание на земле Монголии оставило у меня много добрых впечатлений. Встречаясь с бойцами армии МНР, приятно было слышать, с какой горячностью говорили молодые люди о коренных изменениях [30] в жизни своей страны благодаря помощи советского народа. Наши советы, наш опыт и бойцы, и командиры монгольской армии перенимали с усердием и благодарностью.

Эскадрилья наша перебазировалась. Мы вновь приступили к боевой подготовке. Занятия шли с учетом опыта, полученного в небе Монголии, разбирали свои упущения, ошибки. А в Европе уже занялся пожар второй мировой войны.

В первых числах декабря 1939 года меня неожиданно вызвали в штаб соседнего авиаполка. Разговор был короткий.

- О войне с Финляндией знаешь? - спросил начштаба. [31]

- Знаю, - ответил я.

- На «Чайке» летать сможешь?

- Смогу.

- Ну вот и хорошо.

За этим «хорошо» последовали три плотных дня полетов на истребителе И-153 (его называли «Чайка») и обстоятельный инструктаж у инженера эскадрильи Михаила Моисеевича Скролевецкого, человека большой эрудиции в конструкциях самолетов.

В воздушных боях «Чайка» зарекомендовала себя с лучшей стороны. Это был биплан с убиравшимися в полете шасси, что давало ему преимущество по маневру вертикальному и горизонтальному. Его вооружение состояло из четырех скорострельных пулеметов.

Возглавил группу и готовил ее командир эскадрильи капитан Иосиф Гейбо. Было ему лет тридцать. На Халхин-Голе он отличился во многих боях, был награжден орденом Ленина. Не только боевым мастерством, но и всем своим внешним видом (стройный, всегда чисто выбрит, с иголочки одет) представительный Гейбо вызывал у летной молодежи завидное восхищение.

В конце декабря группа капитана Гейбо прибыла в Ленинград. По дороге мы с Борисом Соломатиным (он, как и я, был из 22-го авиаполка) поближе познакомились со всеми летчиками группы. Николай Романов, Дмитрий Перевезенцев и Евгений Петров входили в мое звено. Первые два уже приняли боевое крещение. Петров был моложе всех, и в боях ему еще не довелось участвовать. Третьим звеном командовал Соломатин, первым звеном (управления) - комэск Гейбо.

Аэродром нам отвели под Ленинградом, в городе Пушкине. Все здесь было не так, как в монгольских степях. В другое время мы бы, наверное, прежде всего познакомились с достопримечательностями Ленинграда [32] и его пригородов, но события на советско-финляндском фронте нас поторапливали. Мы быстро получили истребители И-153 и вскоре перелетели на фронтовой аэродром, расположенный в нескольких километрах от полосы боев на льду замерзшего озера Валк-ярви (ныне оно зовется Нахимовским). Эскадрилья вошла в состав 7-го истребительного авиационного полка. Командовал им подполковник Торопчин, а его заместителем по политчасти был батальонный комиссар Антонов, отважный летчик, который не упускал возможности лишний раз побывать в боевом строю… Сердечно встретились мы с Героем Советского Союза Николаем Дмитриевичем Антоновым спустя… сорок лет в Ленинградской секции ветеранов Великой Отечественной войны.

Эскадрилья начала боевые действия в январские дни 1940 года, когда наши войска готовились к штурму финских долговременных укреплений на Карельском перешейке, известных под названием «линия Маннергейма». Сооруженная реакционной финской военщиной в 30-е годы с помощью немецких, английских и других иностранных военных специалистов, она насчитывала более двух тысяч различных укреплений.

И снова на рассвете звучит в морозном воздухе тревога. Комэск кратко формулирует задачу:

- Наши бомбардировщики, что вчера поздним вечером прилетели на аэродром, сейчас направятся на бомбежку стратегического узла в тылу врага. Мы должны не допустить к ним истребители противника.

По сигналу взлетаем, пристраиваясь в общий боевой порядок. Два звена непосредственно для прикрытия бомбардировщиков. Мое звено летит сзади с превышением над всей группой. Когда бомбардировщики точно выходят на цель, столбы огня и дыма поднимаются вверх над всей территорией.

Противник ведет сильный зенитный огонь, но безуспешно. [33] Наши самолеты разворачиваются на обратный курс, и в этот момент я вижу три пары вражеских истребителей «Фоккер Д-21». Они заходят для атаки. Доложив комэску об опасности, я повел свое звено на перехват. Все ближе самолеты противника. У нас было превосходство в высоте, да и по тактико-боевым данным наши машины были сильнее. Вражеские летчики атаку прекратили и стали уходить. Ввязываться в бой в нашу задачу не входило, и звено развернулось в направлении полета всей группы.

Так довольно легко закончился первый боевой вылет нашей эскадрильи. Потом мы не раз вылетали с целью поддержать действия нашей пехоты и танков. Обычно к своим «Чайкам» мы подвешивали под крылом две бомбы по 50 килограммов или четыре по 25 килограммов. Когда штурмовали артиллерийские позиции врага, я видел, как мечутся во все стороны от своих орудий финские солдаты. В те минуты глаза мои не отрывались от прицела, а после боя частенько задумывался над вопросом: почему маленькая Финляндия рядом провокационных действий навязала нам войну? Спрашивал об этом Соломатина, который был старше меня.

- Почему, почему? - размышлял Борис. - Маннергейм и его клика действуют по указке европейских заправил капиталистического мира.

- А народ? - не унимался я. - Ведь от Советской Республики, из рук Владимира Ильича Ленина Финляндия получила независимость.

- Потрудились реакционные силы. Широко велась антисоветская пропаганда. Шовинистический угар одурманил умы. Да ты и сам не хуже моего все знаешь. Чего пристал? Воюй лучше, Димка! Для нас с тобой - это лучший вариант контрпропаганды. Ясно?

Умом я понимал то, о чем мне говорил Борис, но [34] было обидно. Наш народ не питал враждебных чувств к северному соседу, и нас со школьной скамьи воспитывали в духе уважения к любой нации.

Фронтовые дни шли своей чередой, а морозы все крепчали. От леденящего ветра страдали пехотинцы, саперы, танкисты, артиллеристы, но они все же были на земле. В небе же температуру специально для авиаторов никто не измерял, и если мы взлетали при минус тридцати градусах, то кто мог сказать, какая температура на высоте в полтора километра и выше? Стыли руки, запотевали очки, смазку в полете прихватывал лютый холод, шасси с трудом выпускалось при заходе на посадку.