Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)

Иногда фрау Штокман спрашивала Турханова об основных положениях, изложенных в той или иной главе книги. Полковнику не хотелось излагать мысли Гитлера. Поэтому он часто делал вид, что изо всех сил старается вспомнить прочитанные места, морщил лоб, что–то шептал про себя, а потом тяжко вздыхал и признавался в своей неспособности изложить «глубокие мысли фюрера».

Элизабет была начисто лишена чувства юмора. Даже явные насмешки доходили до ее сознания только в том случае, если их высказывали в самой грубой форме. Поэтому слова Турханова не злили ее, не раздражали, а, наоборот, радовали, ибо она их принимала за чистую монету.

– Хорошо, – соглашалась она, – прочтем эту главу еще раз. Слушайте внимательно, а когда устанете, предупредите меня, чтобы я напрасно не читала. Если что непонятно, то не стесняйтесь, остановите меня и спрашивайте сколько хотите.

И чтение фашистской «библии» возобновлялось снова, но этот «кладезь нацистской премудрости» не мог увлечь людей с нормальной психикой, и Турханов продолжал •зевать по–прежнему.

Совсем иные отношения сложились у него с профессором Флемингом. В лице Турханова знаменитый хирург впервые в своей жизни столкнулся с советским человеком, поэтому его любопытство не ограничивалось обычным профессиональным интересом лечащего врача к своему пациенту. Ему хотелось поближе узнать людей, которые не только сумели остановить гитлеровскую армию, но и впервые обратили ее в беспорядочное бегство. «Удивительная страна, удивительный народ, – думал он. – Они спасли европейские народы от нашествия кочевников из Азии, разгромили наполеоновскую армию, а теперь вот громят германских фашистов. Нет сомнения, будущность Европы, а может быть, и всего мира находится в их руках. Надо получше приглядеться к ним, получше узнать страну и ее народы. Турханов поможет мне в этом».

Сначала их разговор носил чисто практический характер. Профессор спрашивал, как он себя чувствует, что беспокоит, имеются ли какие–либо пожелания относительно режима питания и лечения. Постепенно темы их бесед расширялись. Началось это в тот день, когда Флеминг решил заполнить пустые графы в истории болезни Турханова. Как известно, в этом документе отражаются не только изменения в состоянии здоровья больного, но и биографические сведения, а также сведения о ранее перенесенных заболеваниях. Турханов не мог сообщить свою настоящую биографию. Пришлось рассказать одну из легенд, согласно которой он родился не в 1914 году, как на самом деле, а на восемь лет раньше. У врача это не вызвало особого сомнения, ибо после всех лишений, испытанных Турхановым за последние месяцы в осажденной Варшаве, и после перенесения сложной операции он выглядел гораздо старше своего настоящего возраста.

– В двадцать два года я окончил военное училище и был направлен для прохождения дальнейшей службы на Дальний Восток. Время тогда было тревожное. Китайские милитаристы из клики Чжан Цзо–лина постоянно устраивали вооруженные провокации на нашей границе. В одном из боев отличился мой взвод, за что я был награжден первым орденом. В 1931 году поступил учиться в военную академию имени Фрунзе, которую успешно окончил через четыре года, и опять попал на Дальний Восток. Там уже командовал сначала батальоном, а потом полком. За успешное выполнение задания командования в боях у озера Хасан получил второй орден, а через год, в боях на реке Халхин–Гол, мне присвоили звание Героя Советского Союза и наградили третьим орденом и медалью «Золотая Звезда». В том же году меня как старшего офицера, имеющего солидный боевой опыт, перевели служить в Москву, и я стал преподавателем истории войн и военного искусства в той же военной академии, которую сам окончил несколько лет тому назад. В этой должности я пробыл почти пять лет. Кафедра истории мне поручила написать книгу о войнах между Польшей и Германией, в которых в той или иной степени принимали участие и русские. Когда наши войска освободили правобережную Польшу, мне предоставили командировку для сбора недостающих материалов на местах исторических событий, и я вылетел попутным рейсом на самолете связи в Прагу. Однако летчик по ошибке перелетел через линию фронта, и наш самолет сбили немецкие зенитчики над Варшавой. Я выбросился с парашютом и благополучно приземлился где–то между разрушенными домами. Надо было до рассвета добраться до Вислы и переплыть ее, пока темно. Я поспешил к реке. Но не успел броситься в воду – ваши патрули подстрелили меня, – закончил свой рассказ Турханов, искусно переплетая действительные события с вымыслом.

Врач тщательно записал эту легенду и приобщил ее к истории болезни, добавив от себя следующее: «Полковник Турханов не принимал участия в боевых действиях против германской армии, а награды получил в сражениях против китайцев и японцев. Следовательно, никакого ущерба нам не причинил. При соответствующей идеологической обработке возможность использования в интересах рейха не исключается».

Верил ли доктор Флеминг в такую возможность? Трудно сказать. Если бы ему была известна подлинная история своего пациента, то он и в мыслях не допустил бы подобную возможность. Но он знал, что в наиболее критические периоды истории страны у любого народа могут быть не только прославленные герои, но и свои квислинги, лавали, тисо, салаши, Власовы и тому подобные предатели и палачи. Впрочем, он над этим особенно не задумывался. Свою оценку личности Турханова он занес в его историю болезни только с той целью, чтобы помешать фашистам расправиться с Турхановым, пока он не в силах постоять за себя.

В душе Флеминг никогда не был сторонником национал–социализма и теорию о превосходстве одной расы над другой всегда считал вредным предрассудком, дошедшим до нас от худших времен античного рабовладельческого общества. Тем не менее придерживался того мнения, что народы Польши, Чехословакии, Советского Союза в своем развитии значительно отстали от немцев и когда–нибудь вынуждены будут в собственных интересах признать цивилизаторскую миссию германцев. Так он думал, пока судьба не столкнула его с Турхановым. Правда, первая беседа с ним особых эмоций не вызвала, но появилось желание встретиться с ним еще раз. К тому времени бои на этом участке фронта затихли, и у врачей поубавилось работы. Флеминга потянуло на беседы с умным человеком. Пациент был от души рад этому. В беседах прощупывал собеседника с целью выяснить возможность использования его положения врача для совершения побега из плена. Он старался возбудить в нем живой интерес к себе. К счастью, это ему удалось вполне. Доктор часами просиживал в палате Турханова, задавая вопрос за вопросом, ответы на которые он не мог найти ни в соответствующих литературных источниках, ни в беседах с коллегами и друзьями, а Турханов отвечал на них обстоятельно и всегда убедительно.

Как–то разговор у них зашел об интеллигенции, о ее представлении о современной России.

– В нашем представлении ваша страна – это огромная территория нетронутых дремучих лесов и бескрайних степей, где обжитые районы так же редки, как зеленые оазисы в пустыне. Среди народов, населяющих эту страну, только русские, украинцы, белорусы и грузины могут быть отнесены к категории современных цивилизованных народов. В стране нет современной промышленности и сельского хозяйства, что обрекает ее на вечную отсталость. Скажите откровенно, правильно ли мы понимаем положение вещей? – спросил Флеминг.

– Конечно, неправильно, – спокойно ответил Турханов. – Если в СССР нет современной промышленности, то кто же вооружил Советскую Армию лучшими в мире самолетами, танками, артиллерией, в том числе и реактивной, которую ваши солдаты называют «сталинскими органами»?

Профессор задумался. От своих пациентов он не раз слышал об этих «органах», о самолетах–штурмовиках «ИЛ», прозванных немцами «черной смертью», которые наносили страшный урон Войскам вермахта.

Турханов видел, какое впечатление произвели его доводы на собеседника, и решил привести еще другие доказательства, могущие рассеять неправильное представление о своей стране, чтобы окончательно отбить у представителя западной интеллигенции охоту к цивилизаторской миссии по отношению к «отсталой России».