Батарея

– А потом, – предположил комбат, – вы с Женькой решили разделиться, чтобы осмотреть все уголки и окрестности села.

– Так оно и произошло. Женька встретил каких-то двоих ребят своего возраста, разговорился и пошел с ними в сторону моря. Ну а я со своим знакомым под видом его родственника обошел две улицы со стороны Сычавки.

– И больше ты юнгу не видел? – спросил доселе молчавший мичман Юраш. Родин успел пересказать мичману подробности рейда в тыл врага, но и сейчас тот внимательно прислушивался к каждому его слову.

– Нет, встретил еще раз, недалеко от местной школы. Поскольку с ним было уже трое местных ребят, и все с удочками, никаких подозрений мы не вызывали. Такая себе ватага местных ребят-рыбаков – да и только. Разве что румынские часовые пугали нас винтовками на подходах к школе, к фельдшерскому пункту и к зданию бывшей колхозной конторы, в которой находится местная сельская власть.

– Там уже есть румынская власть? – с удивлением уточнил Лукаш.

– Говорят, появились староста и двое жандармов. Правда, мы их не видели.

– С властью мы потом разберемся, – сказал капитан, мельком взглянув на наручные часы. – Что происходило дальше?

– Ну, встретились мы с юнгой, быстро рассказали друг другу о том, что видели, обменялись теми сведениями, которые удалось собрать, и снова разошлись, договорившись к вечеру встретиться у Курсака.

– Что обменялись – это правильно, – похвалил политрук, давая понять собравшимся: именно так вести себя он учил их во время инструктажа. – Видишь, как это сработало в данной ситуации. Хоть один, да вернулся, и теперь… – он хотел еще как-то поучительно развить эту свою мысль, но, взглянув на мрачно уставившегося в пол мичмана, запнулся на полуслове.

– Итак, вы договорились вечером встретиться, – вернул комбат парня к рассказу о рейде. – А был какой-то уговор на тот случай, если встреча не состоится? Где и сколько ждать; как и когда уходить через линию фронта, через Аджалык?

– Условлено было: если до рассвета не встретимся, в следующую ночь каждый возвращается к своим в одиночку. Кто как сумеет.

Капитан что-то промурлыкал себе под нос и взглянул на мичмана. Однако тот продолжал смотреть куда-то в сторону и – Гродов чувствовал это – едва сдерживал слезы.

– И как все сложилось у вас дальше? – спросил комбат.

– Ночевать в доме было опасно, поскольку накануне вечером жандармы обошли почти все дома, выясняя, нет ли чужих. Поэтому спать пришлось в бурьянах, в конце огорода. Днем я попросил Василия разузнать, что слышно в селе, может, кого-то задержали, а главное, расспросить тех ребят, которые были с юнгой. Но ребята сказали, что Женька пошел в сторону лимана сам, они же не решились идти с ним, поскольку там была колонна немцев, которые, как им сказали взрослые, стреляют по каждому подозрительному, кто к ним приблизится. Больше они его не видели. Мы с Василием Курсаком тоже не виделись. Я ползком, по бурьянам, пробрался к ближайшей балке, залез под заросли терновника – вон, весь исцарапался – и сидел там в небольшой выемке. Причем уполз вовремя, в селе как раз начиналась облава.

– Но ты слышал какую-либо стрельбу со стороны лимана?

– И стрельба была слышна, и снаряды нашей полковой артиллерии рвались. Но что толку? Поди разберись, кто и по какому поводу палит? К вечеру я пробрался к той речушке, по берегу которой мы подошли к селу, а ночью, где вплавь, а где вброд, прошел через Аджалык. Уже на этом берегу лимана наткнулся на бойцов погранполка, которые сначала чуть не подстрелили меня, приняв за румынского лазутчика, а затем, когда я объяснил, что в разведку был послан комбатом Гродовым, позволили умыться, поделились консервами и на мотоцикле подбросили к батарее.

Когда Родин умолк, в командирском отсеке воцарилось угрюмое молчание. Все, и прежде всего молодой разведчик, чувствовали себя неловко перед мичманом. Родин потом признавался, что в эти минуты пребывал в таком состоянии, словно, струсив, умышленно бросил юнгу в беде, спасая свою шкуру; будто он предал своего товарища уже хотя бы тем, что сумел вернуться, но… без него.

Мичман по-отцовски уловил его настроение, поэтому, положив парню руку на плечо, сказал:

– Хорошо, что хотя бы ты сумел вернуться и принести сведения, а значит, в разведку ходили не зря. А там увидим. Не тебе одному суждено возвращаться в эти дни, после разведки да после очередной атаки, без товарищей; тут уж кому как суждено. Извините, товарищ капитан, не буду вам мешать. Служба есть служба, – и тут же вышел.

Еще несколько секунд в отсеке царило напряженное молчание, затем капитан резко выложил на стол батарейный планшет:

– Что ж, отца можно понять. И не только этого отца. Однако не будем терять времени, краснофлотец. Давай определяться по целям. Вот карта Беляров и их окрестностей.

– Давай, разведчик, – подбодрил его Лукаш, – выкладывай «улов»: показывай, объясняй…

«Улов» действительно оказался щедрым. Вскоре на командирской карте появились обозначения двух батарей, уже развернутых на боевых позициях, а также батарея на конной тяге, которую противник готовился перебросить в сторону Аджалыкского лимана. Кроме того, по словам Родина, на северо-западной окраине села сосредоточились: автоколонна не менее чем на двадцать машин, пять легких танков и около десятка подвод. Определились также со зданиями. В одном из них, скорее всего, находился штаб, а второе, амбарного типа, было превращено в некое подобие казармы.

– Вот теперь многое прояснилось, – задумчиво осмотрел испещренную карту Гродов. – Старший лейтенант, – обратился к Лиханову, – поднять батарею по тревоге. Приготовить орудия к бою. Пробнев, планшетистов ко мне. Срочно готовить расчетные данные по новым целям. Политрук, как можно скорее организуйте корпост в районе Григорьевки, обеспечив его радио– и телефонной связью. Окапывайтесь поближе к Аджалыку, на самой высокой точке.

– Можно и мне на этот пункт, товарищ капитан? – попросился Родин. – Я ведь все там видел, может, подскажу.

– Отправляйся туда вместе с политруком. Берите мотоцикл. Кстати, если юнгу схватили, то этим артналетом на рассвете мы продемонстрируем румынским жандармам, что сведения поступали не от него, а значит, и подозрения напрасные.

– А что, – мгновенно оживился комиссар, – это очень правильный ход. Не идиоты же там сидят! «Какой из этого мальчишки разведчик, – решат, – если вот он – в наших руках, а батарея бьет по явно разведанным целям?!»

– Понимаю, что прикидки и планы наши в этом смысле очень условны, – не выказывал особых надежд сам комбат, – но вдруг они все-таки сработают?..

Поднявшись по железному трапу в центральный командный пункт, Гродов тут же приказал радисту связаться с эсминцем «Батуми» и попросить поддержки огнем. Как только связь была установлена, Гродов передал на борт координаты целей. Затем они были переданы и в батарею погранполка, которой надлежало пройтись беглым огнем еще и по восточному берегу Аджалыка.

«Побудка», которую артиллеристы устроили противнику на рассвете этого дня, почти мгновенно превратилась в зов ада. Только одна батарея противника попыталась вступить в бой, но после трех снарядов, выпущенных ею в район корпоста батареи, все орудия были подавлены. Кстати, с фальшивой батареи доложили, что все снаряды ложатся чуть севернее и северо-западнее третьего деревянного орудия. Гродова это утешило: очевидно, румынские артиллеристы пользовались данными авиаразведки, которая уже клюнула на приманку. Если бы у румын еще появился где-то поблизости корректировочный пост, они наверняка хоть одно «орудие», да вывели бы «из строя». Но уже было ясно, что батарейные умельцы старались не зря.

– … Эх, посмотреть бы сейчас собственными глазами на то, что там от вражеских подразделений осталось, – мечтательно завершил свой доклад об итогах огневого налета лейтенант Куршинов.

– Вот и сходи посмотри, – мрачно разрешил ему комбат. – Уверен, что это будет впечатляюще.