Особое задание

Принарядившиеся, как на величайший праздник, девчата забрасывали каждый проносящийся мимо танк букетами сирени. Старые чехи поднимали вверх руки с бутылками сливовицы и приготовленными стаканчиками, прося танкистов остановиться хоть на минуту и принять принесенное прямо сюда, на дорогу, угощение.

Но танки, не останавливаясь, проносились на запад.

А вслед каждому из них несся тысячеголосый крик:

— Наздар!

— Наздар, гоши!

— Ать жие!

— Ать жие Руда Армада!

— Ать жие Руда Армада-освободителька!

Вместо эпилога

Много лет прошло с тех пор. За эти годы выросло новое поколение людей, знающее о войне только из книг и кинофильмов.

Время и жизнь разбросали по разным уголкам нашей страны старых товарищей, всех, кого дороги войны свели вместе в ту памятную весну сорок пятого.

Бывшие наши радисты Сергей Иванович Лобацеев и Майя Дмитриевна Саратова живут в Москве. Сразу же после войны они стали мужем и женой. Две их дочери заканчивают институт, готовятся стать инженерами.

Дмитрий Васильевич Пичкарь после войны пошел на работу в органы милиции и вот уже два десятка лет не снимает синей шинели. Старший сержант Свалявского районного отделения милиции в Закарпатье коммунист Пичкарь отлично несет трудную, а порой и опасную службу.

Иван Дмитриевич Сапко работает в одном из рыболовецких колхозов Приазовья.

Михаил Павлович Веклюк обосновался во Львовской области. На Стебниковском калийном комбинате хорошо знают и уважают принципиального, требовательного к себе и товарищам коммуниста М. П. Веклюка.

Бывший командир отряда Виктор Алексеевич Осипов живет в городе Калинине.

Михаил Иванович Волков сейчас преподаватель в одном из институтов города Горького.

В Донецке живет Владимир Юлианович Ступенько — теперь горный инженер.

Наш партизанский «доктор и парикмахер» Борис Александрович Емельянов — сейчас главврач железнодорожной поликлиники в городе Муроме, а его бывший пациент Александр Иванович Коряковский возглавляет образцовую республиканскую звероферму в Киргизии, где выращиваются тысячи черно-бурых лисиц, норок и куниц.

На целых два десятилетия мы стали старше, а дружба между нами и многими чехословацкими товарищами не стареет, а становится со временем еще крепче.

Десятки писем приходят из Чехословакии.

Бывший руководитель коммунистического подполья в Пардубицком крае Карел Соботка пишет:

«…Всегда, как получаю письмо из Советского Союза, в мыслях лечу к тем местам в лесу под Добжиковом, где мы впервые встретились, где впервые пожали руки нашим советским братьям, пожали руки тем, с кем будем наивернейшими друзьями, пока будем жить…»

Наш бывший замечательный разведчик, в то время скромный сельский учитель, а теперь весьма известный и уважаемый в Чехословакии ученый, доктор педагогических наук Иозеф Киттлер в одном из писем говорит:

«…Вспоминаю о вас часто. Всегда, когда говорится или пишется о второй мировой войне, вспоминается мне ваше лицо и лица ваших товарищей.

На протяжении всей войны мы знали, что идет борьба за жизнь нашего народа, и мы верили, что дождемся свободы. Но было бы позором ждать освобождения со сложенными руками. Героическая борьба советского народа придавала нам мужество. Поэтому встречу с вами считал личным счастьем…»

А вот передо мной письмо из Свердловска от Петра Герасимовича Журова — бывшего командира подрывной группы:

«…Я никогда не забуду чехов, все время вспоминаю этот замечательный народ, — пишет Журов. — Часто рассказываю жене и детям о своих чехословацких братьях, о своих дорогих „соудругах“. Когда к нам в Свердловск приезжают чехословацкие спортсмены, мы с семьей не покидаем стадион до тех пор, пока не поднесем им цветы…»

В 1962 году Иозеф Киттлер прислал мне найденный в архивах пардубицкого гестапо дневник Васи Жеребилова.

По старому адресу, указанному в дневнике, удалось разыскать мать Василия Семеновича — Прасковью Васильевну Жеребилову, проживающую сейчас в поселке Подлесном Воронежской области, и выхлопотать для нее пенсию за сына-героя.

С чехословацкими товарищами мы не только переписываемся, но и ездим друг к другу в гости.

В 1960 году у нас в стране побывали гости из города Хоцень Гуго Бартельды и Ярослав Прушка. Вместе с ними мы побывали на Азовском море у Ивана Сапко, в Москве у Лобацеевых и в других городах Советского Союза.

А в мае 1965 года чехословацкие товарищи пригласили всех оставшихся в живых членов нашей группы к себе в Чехословакию на празднование 20-й годовщины победы над фашизмом.

И вот мы снова в стране друзей. Город Хоцень трудно узнать. В нем построено много новых домов. На том месте, где 5 мая 1945 года мы вели бой с эсэсовцами, вырос целый поселок из многоэтажных жилых домов для рабочих.

Первомайские демонстрации трудящихся в городах Хоцень, Высоке Мыто, Пардубице прошли под лозунгом: «С Советским Союзом — на вечные времена!»

А 2 мая в лесу возле села Рзи, на месте, где стояла избушка деда Маклакова, состоялось открытие памятника. Сколько старых друзей встретились вновь через двадцать лет на этом дорогом для всех месте! До позднего вечера шли задушевные разговоры.

Карел Соботка вместе с Эдуардом Земаном приехали из города Хомутова, где они работают на трубопрокатном заводе. Томаш Покорны работает геологом. Франтишек Гашек по-прежнему работает на железной дороге, Милослав Вовес ушел на пенсию в звании полковника, живет с женой в Праге. Не смог приехать на встречу только Иозеф Киттлер. Он прислал приветственную телеграмму из Берлина, где совместно с немецкими учеными уже долгое время работает над решении важной научной проблемы.

Девятого мая, в день освобождения, в день Великой Победы, состоялся митинг в лесу у могилы Саши Богданова. На митинг собрались десятки тысяч людей со всей округи, прибыли даже жители Праги. Рядом с могилой на поляне стояли сотни автомашин, мотоциклов, автобусов.

9 мая 1945 года возле могилы лейтенанта Богданова.

Всех этих людей привело сюда чувство благодарности советскому воину, нашей армии и всему советскому народу, которые двадцать лет назад принесли свободу и независимость чехословацкому народу.

Митинг вылился в яркую демонстрацию крепкой и нерушимой дружбы между нашими народами, дружбы, спаянной кровью в совместной борьбе за свободу и счастье.

Глубокую симпатию к советскому народу мы ощущали на протяжении всего нашего пребывания в стране друзей. И днем, и поздним вечером в гостиницу «Пелины» в городе Хоцень, где мы жили, приезжали и приходили десятки людей. Приходили наши товарищи — бывшие партизаны, приходили совсем незнакомые люди, чтобы поговорить или просто пожать руку.

Навсегда врезался в память один эпизод. В дверь постучали, и в комнату вошли пожилые мужчина и женщина. Мужчина огляделся, поставил на пол у стенки небольшой кожаный чемоданчик и, сняв шляпу, шагнул ко мне.

— Франтишек Пакандл, — представился он, — а это моя жена Мария.

Я мучительно напрягал память, стараясь припомнить, где встречался с этим человеком.

— Не пытайтесь вспомнить меня, — сказал Пакандл, старательно выговаривая русские слова. — Мы не знакомы. Во время войны мы жили с женой в Праге и встречаться с вами не могли. Я пришел к вам не как к партизанскому командиру Крылову, а просто как к русскому человеку. Попытаюсь объяснить причину, побудившую нас с женой прийти к вам.

Пакандл на минуту умолк, мельком взглянул на жену, как бы ожидая от нее поддержки. Мария придвинула свой стул ближе, положила руку на плечо мужа.

— Так вот, — продолжал Пакандл, — во время первой мировой войны я был мобилизован в австрийскую армию и отправлен на русский фронт. Там постарался поскорей попасть в плен к русским. И вскоре заболел тифом. Очутился в Могилеве в госпитале, организованном русскими для военнопленных. Болезнь переносил тяжело. Несколько суток метался в бреду. Однажды, когда ко мне на минуту вернулось сознание, я увидел склонившегося надо мной русского врача. Он внимательно слушал мой пульс. Заметив, что я открыл глаза, врач спросил меня по-немецки, как я себя чувствую. Он, очевидно, принимал меня за австрийца. Я поблагодарил и сказал, что я не австриец, а чех. «Не бойся, — сказал врач, — я не дам тебе умереть». И действительно, он не дал мне умереть. Часто приходил ко мне, приносил лекарства, а главное, своими сердечными беседами вновь вдохнул в меня желание бороться за жизнь, и я выжил. Память, ослабленная болезнью, не сохранила для меня имя русского доктора. Это мучило меня всю жизнь. — Пакандл вздохнул и снова помолчал некоторое время. — Два года назад, выйдя на пенсию, мы решили с женой поселиться в Хоцени. Здесь слышали много рассказов о вас. Невольно сравнивал вас с тем русским врачом в Могилеве. Русские всегда приходили на помощь чехам, несли им жизнь и свободу. Поэтому в память о сохранившем мне жизнь русском враче, в знак глубокого уважения к русским мы с женой просим принять в подарок этот хрустальный сервиз. Знайте, что любовь чехов к советским людям так же чиста, как это г старинный чешский хрусталь! — взволнованно закончил Пакандл, раскрывая чемоданчик…