Мы еще вернемся в Крым

Манштейн в который раз мысленно поблагодарил своих разведчиков, выбравших это место на вершине горы, замечательное во всех отношениях, и специалистов строителей, сумевших в короткий срок оборудовать и тщательно замаскировать новый наблюдательный пункт. Такого наблюдательного пункта еще не было ни у одного командующего армиями. Это был единственный и уникальный случай в современной войне, когда командующий мог обозревать все поле сражения. Видеть своими глазами, а не по оперативным донесениям ход боя, оценивать сложившуюся обстановку и быстро принимать необходимые решения.

Манштейн снова сосредоточенно рассматривал через мощные линзы стереотрубы район уже взятой станции Мекезиевы Горы и северо-восточную оконечность Северной бухты – направление основного главного удара.

– Танковый батальон и дивизион самоходных орудий вышли на исходную позицию, – обычным громким голосом доложил полковник Буссе, начальник оперативного отдела армии.

Танковый батальон был тем стальным кулаком, которым командующий нацелился пробить брешь в обороне русских и выйти к Северной бухте. А с береговых холмов открывались для обстрела и центральная часть Севастополя, и стоянки боевых кораблей, и многие другие важные объекты обороны.

Танки – страсть и любовь Манштейна. Он хорошо знал их боевые возможности и умело их использовал. Ровно год назад, в первый же день начала Восточной кампании, его танковый корпус, сломав оборону русских, вырвался на оперативные просторы и кинжальным рейдом пронизал Прибалтийские республики, наводя страх и вызывая панику в стане врага. А в этом году снова именно танки решили участь Керченской операции, принесли победу, сбросив десантников в море. Манштейн был вызван для победного доклада в Винницу, в «Вольчье логово», где в подземном бункере находился фронтовой штаб фюрера.

– Танковый клин и пять пехотных дивизий и одна кавалерийская бригада уничтожили три советские армии, в составе которых имелись двадцать шесть крупных войсковых соединений, – четко докладывал Манштейн о своем успехе Гитлеру, о взятии реванша за зимнее поражение. – Нам достались большие трофеи: 1133 орудия, 258 танков, множество тонн боеприпасов и десятки тысяч военнопленных. Только малая часть русских войск сумела переправиться через пролив на Таманский полуостров.

Гитлер, одетый в свой традиционный черный мундир, был в хорошем настроении, приветливо улыбался и после вручения высокой награды, поднимая бокал шампанского, сказал:

– За победу на Керченском полуострове, после взятия Севастополя вы получите поместье в Крыму и любой дворец, который вам понравится. Это вам от меня личный подарок!

Манштейн, вспоминая слова фюрера, грустно усмехнулся. Подарка, как такового, он еще не получил, а потери уже имеются. Три недели назад, накануне нового штурма главной морской крепости, командующий пожелал осмотреть с моря южный берег Крыма с его великолепными дворцами, построенными еще русскими царями и великими князьями.

Проинспектировав базу в Ялте, Манштейн решил на военном итальянском катере проехать до Балаклавы, осмотреть с моря берега Крыма. Погода была чудесная, море спокойное, чистое небо, по-летнему тепло и солнечно. На какое-то время забыли про войну, расслабились. Адъютант, с молчаливого согласия командующего, решил поплавать. Он быстро разделся и нырнул с катера.

Но морская прогулка генерал-полковника в этот момент была основательно испорчена капитаном М. Авдеевым и старшим лейтенантом С.Данило, летчиками гвардейского истребительного полка. Много лет спустя в своих мемуарах «Утерянные победы» генерал опишет эту морскую прогулку:

«На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защелкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Они налетели на нас с солнечной стороны, а солнце было слепящим, мы не заметили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглушил гул их моторов. За несколько секунд из шестнадцати человек, которые находились на борту, семеро было убито. Катер загорелся, а это было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам. Командир катера, молодой лейтенант итальянского флота, держался прекрасно. Не теряя присутствия духа, он принимал меры по спасению катера и раненых людей. Мой адъютант Пепо прыгнул в воду, доплыл, несмотря на мины, до берега, задержал там – совершенно голый, – грузовик, помчался на нем до Ялты, вызвал оттуда хорватскую моторную лодку, которая и отбуксировала нас в порт. Это была печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранены три матроса. Погиб и начальник ялтинского порта, сопровождавший нас, капитан 1‑го ранга фон Бредов.

Был тяжело ранен и мой самый верный человек, водитель Фриц Нагель, с которым я пять лет колесил по дорогам войны. Он был тяжело ранен в бедро, лейтенант сорвал рубашку, чтобы наложить жгут, но кровотечение из артерии остановить не удалось… Его похоронили на красивом ялтинском кладбище».

– Танковый батальон вышел на исходную позицию, – повторил начальник оперативного отдела.

Манштейн, приникший к стереотрубе, видел, как сосредотачиваются для атаки танки и самоходки, и выразительно махнул рукой:

– Вперед!

224‑й отдельный танковый батальон, прибывший из Германии, был оснащен тяжелыми французскими танками В-2. Главными достоинствами этих тяжелых танков кроме 75‑миллиметровых пушек была прочная толстая броня и огнеметы. Дальность поражения огнемета – более сорока метров – все вокруг выжигалось бушующим пламенем.

К этому танковому батальону и дивизиону самоходных орудий для усиления, по распоряжению Манштейна, были присоединены еще двадцать русских знаменитых танков КВ, самых мощных и лучших в мире, броню которых не пробивали ни немецкие, ни русские снаряды. Танки КВ были предназначены для защиты Севастополя, но на пути в Крым командование Крымского фронта переправило их в Керченский полуостров, где они и были захвачены в исправном состоянии. А теперь тяжелые танки КВ с немецкими экипажами шли на штурм Севастополя.

К исходу дня, после ожесточенных боев, при поддержке артиллерии и авиации, которая беспрерывно бомбила позиции отчаянных защитников города, танки, прорвав и смяв преграды, исцарапанные осколками, с вмятинами от прямых попаданий снарядов, прорвались, окутанные дымом и пороховой гарью, к Северной бухте.

Два тяжелых французских танка и мощный танк КВ, подминая траками одиноких смельчаков и раздавливая укрепления, первыми выскочили на пологий холм, возвышавшийся над важной небольшой бухтой Голландия. И сходу открыли убийственный огонь по южному берегу Северной бухты, по боевым кораблям, которые стояли у причалов.

По недомыслию, а может, и по неверию высокого морского начальства в то, что немцы смогут прорваться к Северной бухте, оно не вывело не только транспортные суда, но даже целое боевое соединение катеров-тральщиков, хотя могло своевременно перевести их в Камышовую, Стрелецкую или хотя бы Карантинную бухту и там их замаскировать. Корабли попали под губительный огонь. В поднявшейся суматохе команды судов не смогли поставить даже спасительной дымовой завесы. В течение получаса прямого расстрела танками и самоходками были потоплены десять боевых катеров-тральщиков, в том числе и крупные «Фрунзе», «Вега», «Киров» и другие.

По всему южному берегу Северной бухты, под непрерывными разрывами артиллерийских снарядов и бомбежкой, защитники города стали поспешно рыть окопы, строить укрепления, создавать оборонительные узлы и выселять жителей из ближайших, прилегающих к берегу улиц.

Глава девятнадцатая

Из флагманского командного пункта штаба флота в штаб Приморской армии лишь на рассвете пришло короткое сообщение: «На подходе “Грузия”».

Теплоход «Грузия», самый быстроходный из уцелевших пассажирских лайнеров, ставший военным транспортом, ждали всю ночь. Но он задерживался. При подходе к Крыму транспорт был атакован немецкими самолетами, получил повреждения от близко разорвавшихся бомб и потерял скорость.