Не отступать! Не сдаваться!

К середине сорок четвертого Егорьев получил батальон и теперь, после ранения, возвращался к своим.

Дорога пошла через небольшой перелесок, и машина уже выезжала из редколесья, когда неожиданно по «Виллису» полоснула невесть откуда автоматная очередь. Шофер, как было известно Егорьеву по его рассказу, до этого подорвался один раз на мине во Львовской области, чудом остался жив и сейчас, чувствуя, что попадает в подобную же ситуацию, истошно заорал:

— Бандеровцы!

Прежде чем Егорьев успел что-либо сообразить, сидевший на заднем сиденье автоматчик, подкошенный пулями, кувыркнулся через борт машины назад, в грязь, прямо под колеса шедшего позади «Студебекера». Той же очередью оказалось пробито заднее колесо, машину повело влево, шофер отчаянно крутанул баранку, но с управлением не справился — «Виллис» съехал в кювет и завалился набок. Выбравшись из машины, шофер и Егорьев залегли на склоне кювета, приготовив оружие. Из лесу, ведя огонь из автоматов, короткими перебежками от дерева к дереву приближались фигурки людей. Сзади проскрипели тормоза «Студебекера»: развернувшись боком, он перегородил собой дорогу, создав прикрытие для выпрыгивающих и занимающих тут же, в грязи, под его колесами и по склону кювета оборону солдат. Оуновцы — Егорьев точно видел уже, что это были именно они, а не немцы, — тем временем подходили. Несколько замешкавшихся при выгрузке из машины солдат взвода было убито прямо на дороге, остальные открыли ответный огонь из автоматов. Бой продолжался минуты три: нападающие, почувствовав, что им не удалось в полной мере воспользоваться внезапностью, стали отходить, потеряв двух человек и унося с собой раненых. Егорьев видел, как в нескольких десятках метров от него сидевший за деревом националист приложился было к автомату, но, видимо, раздумав стрелять, повернулся спиной и заспешил вслед за своими. Егорьев поймал на мушку пистолета его широкую спину и, когда тот уже почти скрылся за деревьями, нажал на курок. Оуновец, уронив автомат, вскинул было руки к голове, но, так даже и не успев прикоснуться к своей шапке, навзничь упал в невысокую траву между деревьев.

Когда перестрелка затихла и солдаты, вставая со своих мест, направились к бывшей позиции нападавших, Егорьев, выбравшись из кювета, тоже решил посмотреть, кого он там подстрелил. Подойдя к убитому им человеку, он, смерив взглядом неподвижно уткнувшуюся лицом в землю здоровенную фигуру, нагнулся, увидел в затылке маленькую дырочку и, не преминув мысленно похвалить себя за отличный выстрел, перевернул тело на спину, тут же весь содрогнувшись и обомлев от ужаса: перед ним лежал Синченко. Все кругом поплыло перед глазами Егорьева, чтобы не упасть, капитан схватился рукою за дерево, медленно, будто во сне, опускаясь на землю.

— Я его убил, — прошептал Егорьев, не веря своим глазам, — ЕГО убил.

Он схватил Синченко за плечи, стал трясти, тормошить, сам не понимая, что делает, и лишь повторяя сквозь ручьем бегущие по щекам слезы:

— Иван? Иван!…

Все напрасно — Синченко был убит наповал. Егорьев долго еще сидел около него, всхлипывая как ребенок. Наконец к дереву подошел шофер и, видя подобное состояние Егорьева, робко сообщил:

— Товарищ капитан, поедемте. Я запаску поставил, машина на дороге стоит.

— Похороните его, — вместо ответа сказал Егорьев. — Прямо сейчас, сию минуту, здесь, на его земле! — от слова к слову с каждым разом повышая голос, почти выкрикнул Егорьев.

Затем позвал:

— Сержант!

И, когда в ту же секунду ответа не последовало, рявкнул на весь лес:

— Сержант? Ко мне!!!

Подбежал сержант.

— Похороните его, — снова тихо проговорил Егорьев. — И их тоже.

Он указал на лежавших невдалеке двух убитых оуновцев.

— Мы своих-то… — начал было сержант, но Егорьев, в исступлении выкатив глаза, заорал:

— Вы слышите или не слышите, что я сказал! Немедленно похоронить!!!

Перепуганный сержант, козырнув, ответил: «Есть» — и побежал за солдатами. Егорьев, сжав обеими ладонями кисть Синченко, прижал ее ко лбу, прошептав:

— Прости меня, Иван, прости, если сможешь когда-нибудь…

И, в последний раз взглянув на Синченко, поднялся, не отряхивая с плащ-палатки прилепившихся мокрых листьев, шатаясь, побрел к дороге. В нескольких метрах от нее Егорьев остановился. На дороге стоял волк. Он был весь красный, от спины до подушечек лап, с него струями стекала кровь, и следы за ним тянулись красные, кровавые…

Волк смотрел на Егорьева, ухмыляясь с победным видом.

— Да, твоя взяла, — сказал волку Егорьев. — Сожрал ты меня.

— Вы это кому? — осторожно спросил стоящий рядом водитель.

— Волку, — отвечал Егорьев. — Разве не видишь — вот он стоит.

— Нет… никакого волка, — еще тише отвечал водитель, пошарив глазами вокруг.

— А! — усмехнулся Егорьев. — Ты его не видишь.

Водитель с опаской посмотрел на Егорьева: все ли дома у товарища капитана? Егорьев, перехватив его взгляд, усмехнулся еще раз, качая головой.

— Нет, я не сумасшедший. Я человеком хотел стать — не вышло. И так, и так прикидывал — не получается. Вот, — Егорьев указал пальцем в сторону леса. — Там лежит человек, настоящий человек. А я его убил. И сам человеком не стал, и человека убил… Потому что он меня сожрал, — кивая на дорогу, где стоял не видимый никому, кроме одного Егорьева, волк, промолвил капитан, разводя руками и криво улыбаясь одними губами. — Он меня долго жрал — и сожрал!… А вы живите, — добавил Егорьев, посмотрев на водителя. — Вам проще жить, живите… И когда он постучится в вашу дверь, вам нечего бояться, потому что это ваша ручная собака…

— Машина готова, товарищ капитан, — еле слышно выговорил шофер.

— Да, едем! — вскинулся Егорьев.

Уже подходя к «Виллису», обернулся к волку, сказал: «Дожевывай меня» — и сел на сиденье.

Водитель, прежде чем заводить мотор, еще раз внимательно посмотрел на Егорьева.

— Поехали! — махнул рукой капитан.

Машина тронулась, потащилась по дорожной грязи. Позади, сев на задние лапы, смотрел им вслед залитый кровью красный волк. Куда он посылал их. Туда, вперед, к победе, теперь уже недалекой…