Долина белых ягнят

Оружия ей никто не давал.

— Кто трус? — первым остановился бронебойщик, несший на плече, как коромысло, противотанковое ружье. — Скорей, пока противник не занял наши окопы!..

Преодолевая страх, все побежали к высоте вместе с Апчарой. Только двое исчезли в пшенице, и в одном из них Апчара успела узнать Якуба Бештоева.

Еще полминуты, и защитники кургана лишились бы своих окопов. Но пока они бежали на свои места, не один из них упал и остался лежать на выгоревшей от термитных снарядов земле. Танки, за которыми врассыпную бежали немецкие серые автоматчики, были близко. Два из них ползли прямо на курган.

Оказывается, у защитников кургана совсем почти не осталось патронов, из-за чего они и побежали было с кургана.

— Стреляй! — кричали бронебойщику. — Стреляй!

— Чем стрелять? …что ли? — Матерного слова Апчара не расслышала за гулом и скрежетом надвигающихся немецких чудовищ, которых ей еще не приходилось видеть так близко, а главное, ползущих прямо на нее.

— Бей их, милый, чем-нибудь… — Апчара уже не кричала, а визжала и плакала.

Но нечем было выстрелить в танки, и некому было командовать людьми. Командир эскадрона лежал в щели мертвый, придавленный землей. Никто не взял на себя в эту минуту смелость командовать остатками третьего эскадрона.

Апчара умоляла стрелять, и всем казалось, что визжит она бесконечно долго, как во сне, бесконечно долго, как во сне, подползают танки к высоте, а на самом деле все исчислялось секундами.

Безусый боец, совсем еще мальчишка, подобрал крупнокалиберный снаряд, обхватил его одной рукой и пополз навстречу танку. Он полз, намереваясь поставить снаряд под гусеницы, чтобы танк наехал на снаряд, надавил на боеголовку и подорвал сам себя. Когда до танка осталось несколько шагов, боец поднялся во весь рост, успел поставить снаряд свечкой, успел и крикнуть:

— Стоять насмерть!

Но никакого взрыва не произошло. Танк сделал круг на месте, смешал бойца с землей и, громыхая и исторгая пламя, ринулся прямо на Апчару. Она увидела над собой брюхо танка, сверкающие гусеницы с пятнами крови и кусками мяса, прилипшими к ним, и прижалась ко дну щели. Земляные стены поползли, сверху придавило темнотой, и в следующее мгновение Апчара покатилась по склону какой-то длинной горы, и снизу приближался и нарастал мощный шум Чопрака. Река взбухла, и надо было спасать телят. Кто-то кричал истошным голосом: «Чернушку, Чернушку спасайте, Чернушка тонет!» Потом вдруг все исчезло. Не стало ни Чопрака, ни телят, а стало просто темно и тихо…

…Как только Адамоков появился, Локотош тотчас послал его на курган.

— Передай им мой приказ отступить к хутору, как только стемнеет. А тебе особый приказ: приведи сюда Апчару. Тоже мне, нашлась Жанна д’Арк!

Приказ передать было не трудно, а вот Апчары Адамоков нигде не нашел. Где она, никто толком не знал. Была здесь, а куда делась — неизвестно. Наверно, опять убежала в тыл. В горячке боя никто не видел, как она убежала. Но один бронебойщик с искривленным ружьем, по которому проехался танк, показал Адамокову на следы гусениц, заваливших щель, и Адамоков прямо руками начал разгребать завал. Остальные бросились ему помогать. Действовать лопатами в узкой щели было несподручно, все разгребали землю руками. За бруствер летели тяжелые, окаменевшие от жары комья земли. Наконец показалась нога Апчары. Бронебойщик хотел потянуть за нее, но Адамоков не позволил. На счастье, голова Апчары оказалась в пустом пространстве. Девушку подняли наверх.

Адамоков приложился ухом к груди. Сердце билось…

— Клянусь аллахом, жива! — воскликнул бронебойщик. — Мы думали, ты отправилась к Солтану…

— Не говори глупостей.

Апчара глотнула воды.

— Где брат?.. Альбиян…

— Брат найдется, — обрадовался Адамоков. — Он в глубоком тылу. Его жизнь уже вне опасности…

Апчара не знала, что это значит. Как брат может оказаться где-то в глубоком тылу, когда батарея Альбияна совсем близко отсюда? Апчара еще не знала, что ее брат ранен, отправлен в санэскадрон, а оттуда в армейский госпиталь.

Тошнило. Кружилась голова, шумело в ушах.

— Пошли теперь, — улыбался счастливый Адамоков. — Жанна д’Арк — так назвал тебя капитан. Ты вела бойцов сюда, а теперь мы поведем тебя.

Апчаре помогли встать на ноги, но стоять не было сил. Ее хотели взять на руки — не позволила.

— Не надо. Я сама…

Адамоков и бронебойщик повели девушку под руки.

Бронебойщик не расставался со своим похожим на коромысло ружьем.

— Ничего. Буду стрелять из-за угла.

Сгущались сумерки. Наступила непривычная тишина. С разных сторон потянулись к хутору горстки уцелевших людей. Они тащили на себе пулеметы, разобранные минометы. Артиллеристы вели измученных лошадей. Четыре лошади с трудом тащили одно орудие.

Курган, названный именем Солтана Хуламбаева и стоивший такой крови, тонул во тьме. Как всегда, то там, то здесь в небо взлетали осветительные ракеты. Немцы все еще думали, что перед ними притаился противник. Они все еще боялись, как бы опять в их боевые порядки не затесались автоматчики.

Локотош на всякий случай выставил боевое охранение вокруг хутора, куда стягивались остатки полка.

НА МОСТУ ЧЕРЕЗ САЛ

Хутор наполнялся людьми, повозками, лошадьми, артиллерийскими упряжками. Вокруг колодцев создалась толчея. Жажда мучила не только животных, простоявших не одни сутки без воды и корма, но бойцы сначала поили лошадей. Казалось, лошади превратились в цистерны, которые наполнить водой невозможно. Они дрожали, били копытами от нетерпения, в ведро лезло сразу несколько морд, вода расплескивалась. В колодцах вода не успевала накапливаться. Ведра скребли о пустое дно. Люди за эти дни как бы разучились говорить громко, но, встречаясь, не могли удержать восторга и удивления.

— Ты жив?! Вернулся из ада!

— Не побывав в аду, не оценишь рая.

— Вот мы в раю. Вода, тишина.

Люди наперебой рассказывали друг другу о погибших и раненых, о тех, кто чудом остался жив. Пошла гулять легенда об Апчаре, которая завернула бегущих бойцов назад и удержала высоту. Рассказывали, будто она из рук бойца вырвала автомат, а взамен швырнула ему юбку: «Вот твоя одежда, трус!» Добавляли, будто Апчара неслась в дыму и пыли на коне, и немцы, восхищенные ее бесстрашием, не стреляли в нее.

У колодцев говорили и о другом. Арестован человек, которого будут судить за то, что побежал с поля боя.

У школы толпились люди. Командиры подразделений волновались. Долго сидеть нельзя, а приказа об отступлении все нет. Немец узнает, что позиции оголены, — бросит вдогонку танки. Обстановку никто не знает. Где наши и где противник? Кто сосед справа и слева? Где занять оборону? Время идет, рождаются противоречивые слухи. Приехавший из штаба дивизии офицер не привез ничего, кроме непроверенных сведений о калмыцкой дивизии, которая, избегая окружения, повернула на юг, в то время как кабардино-балкарская должна отходить на северо-восток. Теперь в кавкорпусе остались только дивизия и отдельный полк. И самая тяжелая весть: немцы достигли гор. Теперь не скоро попадешь домой, думал каждый.

Адамоков был один из немногих, кому не надо было заботиться о лошади. Его трофейный мотоцикл стоял наготове. В люльке уложены мотки кабеля, коммутатор, телефонные аппараты, инструменты. Оставлено место для Апчары. Они вдвоем уселись около мотоцикла. Адамоков раздобыл флягу воды. «Для Апчары», — сказал он, и ему налили полную флягу.

Напившись, люди почти мгновенно засыпали. Не успевали даже доесть свой сухой паек. С сухарем в руке, с недожеванным сухарем во рту, изнуренные бойцы валились на землю, и для них не было уже ни недавнего боя, ни ночной тревожной степи, ни завтрашнего, может быть еще более тяжелого дня. Только за хутором боевое охранение не имело права на сон.

Лошади спали стоя. На горизонте вспыхивали светлячками немецкие ракеты. Значит, немцы еще не знают, что дивизия оставила оборону и отошла. Теперь самое время бы в темноте уйти на новый рубеж обороны. Никто и ничто, кроме темноты, не прикроет отступающих кавалеристов. Авиация немцев только и ждет, как бы настигнуть войска на марше и перемолотить, смешав со степной землей. Самое время теперь уйти бы. Но приказа нет, и бойцы спят, не дожевав свои сухари, а ночь уходит с каждой драгоценной минутой.