Закаленные крылья

После того полета с заместителем командира у Бакалова появилось чувство уверенности, или, по крайней мере, он думал, что появилось. И может быть, как раз это, с одной стороны, делало его взыскательным к себе, а с другой - заставляло сомневаться в собственных силах. Молодой лейтенант благоговел перед старшими, более опытными офицерами и часто думал: пережить [216] столько, сколько они пережили в небе, это просто непостижимо! Вот почему он так старался.

Однажды я приехал на аэродром перед самым рассветом. Никогда еще не приезжал так рано. Дал команду построиться, а затем приказал:

- Раздеться!

Офицеры, недоумевая, начали раздеваться. «Неужели, нас, как новобранцев, заставят заниматься физзарядкой?»

- Быстрее, быстрее!

Какой- то майор не без злости проворчал:

- Ну, это ни на что не похоже - устраивать подобный спектакль!

Я, разумеется, услышал его слева, но ничего не сказал и продолжал раздеваться, пока не остался в одних трусах.

- За мною бегом! - скомандовал я и побежал по направлению к роще.

Утренний холодок пощипывал кожу, а обильно выпавшая роса холодила ступни ног. Наша растянувшаяся колонна обогнула рощу и направилась к бассейну. В раннее утро он казался не очень-то гостеприимным, и никому даже в голову не пришло, что он-то и есть моя цель. Все думали, что мы пробежим мимо и вернемся.

- За мной в бассейн - прыгай!

И сразу же летчики бросились в воду. Поднялся неимоверный гвалт, смех, ребята шумно плескались в воде, но нашлись и такие, что остались стоять на берегу в нерешительности. Над ними стали подшучивать, тогда и они полезли в воду. Все это очень понравилось Бакалову, хотя он порядком озяб, у него даже губы посинели от холода.

Прямо из бассейна летчики отправились на предполетную подготовку, и все до одного при этом утверждали, что чувствуют себя бодрыми и свежими. После этого дня небольшая группа энтузиастов каждое утро бегала в бассейн, и среди них - Бакалов…

После полудня погода испортилась. У летчиков есть одна особенность: они похожи на страстных охотников. А те хорошо знают, что на уток охотиться лучше всего в туман или дождь. В такую непогоду их товарищи запираются у себя дома, укрываются в тепле, а они отправляются на охоту. Нечто похожее происходит и с летчиками. [217] Вот и теперь ребята только того и ждали, чтобы испортилась погода и они смогли выполнять учебную программу. А как раз в этот момент прибыл Желязков. Все интересовались, зачем он появился - провести собрание или учения? Через полчаса они увидели, что Желязков, уже в летном комбинезоне, выходит из здания штаба с Велиновым и Вылковым.

Находившиеся на плацу летчики вздохнули с облегчением: значит, будут полеты.

Велинов подозвал к себе Бакалова.

Старший лейтенант представился заместителю командира, еще не зная, зачем его вызвали…

- А я еще не забыл тот случай, старший лейтенант, - начал Желязков. - Увидел тебя и вспомнил… Здорово нам тогда досталось!

- И я не забыл, товарищ подполковник, - улыбнулся голубоглазый офицер.

- А тебе не хочется снова полететь со мной?

- Почему бы и нет?

- Ну тогда давай полетим вместе, чтобы разведать погоду.

Бакалов не ожидал подобного предложения. У него была веская причина отказаться, но он не посмел этого сделать. Техники уже подготовили к полету МиГ-15. На этом самолете инструкторы передавали свой опыт молодым летчикам. Бакалову польстило оказанное ему внимание. Он махнул на все рукой и успокоился: «Ну да ладно, ведь я не один буду в самолете!»

И они взлетели. На высоте пятисот метров вошли в облака. Чем выше они забирались, тем темнее становилось вокруг. Но, несмотря на это, оба испытывали удовлетворение. Летать в ясном небе, конечно, лучше, но при полете в сплошной облачности летчики могли проверить себя. Пилотировал самолет Бакалов. Он должен был быть предельно сосредоточенным, тем более что некоторые приборы, как выяснилось, не имели ничего общего с теми, которые установлены на других учебных самолетах. За его спиной подполковник Желязков держал связь по радио с командным пунктом и докладывал метеорологическую обстановку.

Одной из особенностей этого самолета было то, что он, в отличие от других, имел новый, более совершенный авиагоризонт. Когда прибор показывал, что самолет [218] имеет левый крен, то это означало, что он накренился направо, и наоборот. Бакалову, до этого момента хорошо пилотировавшему самолет, предстояло сделать заход по схеме. И тут, не учтя этой особенности авиагоризонта, он допустил роковую ошибку - накренил машину в противоположную сторону, она вошла в полубочку и со страшной скоростью устремилась вниз, к земле. Ко всему прочему летчик сильно ударился головой о фонарь кабины, но не потерял сознания. Подполковник Желязков быстро сообразил, какую ошибку допустил молодой пилот, и взял на себя управление. Самолет под влиянием силы притяжения непреодолимо тянуло к земле, он отказывался подчиниться воле человека. Но люди всегда ищут в себе новые возможности, даже когда кажется, что они все уже исчерпаны, стремясь преодолеть угрожающую им смертельную опасность.

Бакалов сжался в своей кабине, думая и о командире, борющемся за их жизнь, и о своей вине, которую неизвестно какой ценою придется искупить. Он знал, что подполковнику Желязкову не удалось выправить положение самолета, что самолет неудержимо несется сквозь облака к земле. Он не мог оторвать взгляда от высотомера, стрелка которого угрожающе падала вниз. Она проглатывала крупные цифры и с ненасытным аппетитом набрасывалась на мелкие.

Высотомер уже показывал тысячу метров. Кажется, это было той границей, до которой старший лейтенант смог продержаться. С этой минуты началось самое страшное. Спад высоты, отмериваемый с точностью секундной стрелки, глухо отдавался в его мозгу.

Девятьсот метров!

Восемьсот!

До падения на землю оставались считанные секунды. Бакалов обернулся, посмотрел на Желязкова и увидел, как тот борется с самолетом-чудовищем. Но даже самым смелым богатырям удавалось победить чудовище только в сказках. А то, что с ними происходило сейчас, не имело ничего общего со сказкой: человек из последних сил боролся за жизнь, уже чувствуя дыхание смерти. Лицо подполковника словно окаменело, и только на лбу выступило несколько капель пота.

Семьсот метров! Ветер погасил еще одну искру надежды! [219]

Шестьсот метров! И еще одна искра погасла! Бакалов ощутил, как ему сдавило череп - будто кто-то молоточком выбивал в нем дробь. У него потемнело в глазах, и ему показалось, что тяжелые каменные жернова придавили его к сиденью.

Пятьсот метров!

Но нет, искра все-таки не угасла! Оказалось, что она все еще теплится где-то в пространстве! О, хоть бы она не погасла!

Высотомер замер на цифре «500». Но даже в такой ситуации человек из последних сил еще цепляется зубами и ногтями за спасительную надежду.

Шестьсот метров!

У Бакалова не нашлось сил даже вскрикнуть. Но он понял, что произошло: Желязков сломил «волю» самолета и заставил его снова подняться вверх.

Семьсот! Восемьсот!

Бакалов не имел права радоваться: он ясно сознавал, что внизу, на земле, у него не найдется сил взглянуть в глаза своему спасителю.

«Чем я смогу когда-нибудь искупить свою вину? - терзался он. - Ведь мы не погибли только благодаря Желязкову».

Мрачные мысли мучили его, пока самолет плавно скользил по взлетной полосе. К месту, где ему предстояло остановиться, сбежались летчики и техники.

Первым из кабины выбрался Желязков. Бакалов все никак не решался сойти на землю. Подполковник знаком приказал ему выйти.

- Товарищ подполковник… - попробовал он доложить.

- Будет, будет тебе! Ведь остались живы! Давай без сентиментальностей! - прервал его заместитель командира.

Старший лейтенант не поверил себе. Желязков улыбался, вместо того чтобы отругать Бакалова, да еще как отругать…

- В третий раз ты уже, пожалуй, не сядешь со мной в самолет?

- Пока жив, не сяду. До сих пор не пойму, как это я вас не погубил, - прошептал покрасневший Бакалов.