Гусарские страсти

Зампотех, майор Антонюк воспрянул. Хоть о чем-то его спросили за день! Обратили на него внимание!

— Да-да! Капитан, давай отложи эту писанину на завтра. Надо поужинать, как следует! «Гранатовый браслет» завтра допишешь…

— Или «Поединок», — хихикнул Шмер.

— Хорошо-хорошо. Я не буду мешать, — засуетился Витька Неслышащих. — Сейчас-сейчас, не обращайте внимания. Наливайте, режьте, открывайте.

Да кто ж на тебя внимание-то обращает, Безропотных ты наш! Чекушкин отодвинул в сторону стопку тетрадей и поставил поллитровку, несколько банок сухпайка, хлеб, кружки.

Старлей Чекушкин прибыл в полк всего ничего, в ноябре. Парню не повезло по службе — воевал два года в Афганистане и по окончанию положенного срока, по замене, попал в Туркво, вместо «приличного», цивилизованного западного округа. Поговаривали, что всему виной служебные нарекания. «Залетчик», нарушитель дисциплины, разгильдяй… Раньше в роте был один ветеран войны, ротный Неслышащих, теперь их стало двое — вместе со взводным Чекушкиным. Но Витька Неслышащий воевал всего три месяца, даже точнее, участвовал во вводе войск (если не врал, то аж несколько раз стрелял). А Васька Чекушкин — парень конкретный, задиристый, нагловатый. Он с первого дня подмял под себя Незнающих и стал практически руководить ротой. Если раньше Витька еще мог давить на взводных капитанским званием, то теперь беспомощно махнул на все рукой и по каждому пустяку советовался со старшим лейтенантом Чекушкиным.

М-да. Один бестолковый ротный — беда для роты, а два бестолковых офицера — катастрофа. Витька Незнающий — «удивленный жизнью», а Васька Чекушкин — «без царя в голове».

Огненно-рыжий, голубоглазый, высоченный, был Чекушкин бесконечно самоуверен и бесконечно глуп. Едва приехал, как подцепил триппер, о чем гордо объявил во всеуслышание. Либо эта инфекция с ним приехала из Ташкента, либо (что правдоподобней) он с ней перемещался по службе. Вначале его назначили в лучший батальон и в лучшую роту. Как-никак боевой офицер! Но после нескольких дисциплинарных проступков и «художеств» в гарнизоне его перекинули к нам, вместо внезапно убывшего в Германию Мурыгина (его Лилька кому-то, видать, хорошо дала, как умела и любила это дело, скорее всего, полковому кадровику, и семья Мурыгиных в спешном порядке, почти экстренно отправилась за границу). Такой вот нам подарочек -Чекушкин… Фамилия, данная предкам, зачастую полностью соответствует характеру ее обладателя, отображает его наклонности. Васька Чекушкин был истинным «чекушкиным». Пил практически каждый день и помногу. Кроме того был хроническим бабником. Несколько раз ему били физиономию чьи-то мужья, застав со своими женами, несколько раз он сам кого-то бил. Триппер же расползался по гарнизону в геометрической прогрессии, создавая угрозу здоровью любвеобильной части молодых офицеров. Вот такой вот Чекушкин…

Стол, можно сказать, накрыт. Дневальный Кулешов принес сковороду с горячей жареной картошкой, тарелку зеленых маринованных помидорчиков, банку тушенки. И опять отправился в палатку к взводу.

Офицеры дружно уселись за стол и взялись за ложки. Бутылка водки по-прежнему стояла в гордом одиночестве в центре стола.

— Не понял! — возмущенно не понял Чекушкин. — Вы что, все нахлебники? Где водка, жлобы?

Антонюк деловито накладывал еду в свою тарелку, словно вопрос не к нему. Шмер виновато отвернул физиономию в сторону, семафоря зеленым ухом, Неслышащих на то и Неслышащих, закатил глаза и глупо ухмыльнулся. Ромашкин открыл пустой портфель и изобразил поиски чего-то ценного, что взял, но потерял.

Ситуацию смягчил зампотех роты Шурка Пелько, выложив на стол алюминиевую фляжку:

— Тут спирт. Водку я не взял.

— Сойдет и спирт, — обрадовался Чекушкин. — Шурка ты молодец! А замполит Ромашкин чего молчит?

— А кто предупредил, что нужно пойло с собой брать? — Я думал, что мы на занятия едем. Виноват, исправлюсь! Завтра куплю непременно.

— Купит он! Где ты купишь? Что купишь? До ближайшей лавки десять верст! Если, конечно, товарищ майор завтра авто выделит, то десять верст — не расстояние. Со Шмером на пару прокатитесь. С него тоже причитается. А, товарищ майор? Насчет авто?

Халявщик Антонюк утвердительно кивнул. С него, получается, завтра лишь казенное авто в счет сегодняшней пьянки. Устраивает!

Офицеры достали из чемоданов и портфелей маринованные огурцы, банки с кильками в томате, шпроты. Ну-с, приступим?

Единственную бутылку водки разлили по стопкам на один заход и тотчас принялись за спирт.

— За успехи в боевой и политической подготовке! Гы!

— Ура-ура-ура! Гы!

Начали! И продолжили. И продолжили. И продолжили… Подробности к черту. Всегда одно и тоже. Вполне свинское дело — напиться до зеленых соплей и вырубиться. Чтобы поутру очнуться с кроличьими глазами и трещащей башкой…

Из подробностей — разве что краснорожий Антонюк, халявщик, чавкающе жрущий с ножа куски масла без хлеба. Из подробностей — моментально «поплывший» Неслышащих, подозрительно ерзающий. Из подробностей — раздухарившийся Чекушкин с очередной фляжкой спирта…

И продолжили, и продолжили. И — закончили. Спят усталые игрушки. Общий дружный храп.

…С подъема рота пришла в движение, началась бестолковая суета. В восемь часов — начало занятий по вождению. Ромашкину предстояло быть старшим на препятствии, контролировать правильность выполнения упражнения. Вставать не хотелось, но — долг требует повиновения. Никита натянул галифе, надел носки и потянулся к сапогам. Отчего-то они не стояли возле табурета, а лежали в сторонке и были какими-то сырыми.

— Кулешов! Ты что воду ночью разлил?

— Никак нет, я ничего не разливал! — ухмыльнулся солдат, отводя глаза в сторону.

— А кто?! Почему сапоги у меня сырые?

— А вы у ротного спросите.

Ротный Неслышащих вскочил, зычно скомандовал:

— Быстро строиться! Товарищи командиры, хватит на койках сидеть! — и шустро выскочил из «конуры».

Дневальный Кулешов огляделся по сторонам и пробормотал, наклонившись к Никите:

— Это он вам в сапоги нассал.

— Что-о-о?! Ка-а-ак?!