Тепло отгоревших костров

С удивлением я вдруг обнаружил, что на озерах, протоках и речке охотники прекратили пальбу. У нас же уток стало не меньше, а больше. Вероятно, напуганные в плавнях, они устремились к безопасному простору Ханки и то и дело проносились над кромкой берега. Моргунов не ошибся. Даже охотничье многолюдье он сумел обратить в нашу пользу.

Наконец наступило затишье. Собрав убитых уток, я бросил их в лодку и отправился к Брагину. Солнце начинало уже припекать, но от озера веяло прохладой, и я с удовольствием брел по мелкой воде. На открытых местах дно было песчаным и твердым, но стоило войти в камыш, как сразу же начиналась вязкая топь. В заваленном камышами челноке Сергея не оказалось. Он шумел где-то невдалеке тростником, разыскивая сбитую птицу. В двадцати метрах от скрадка плавали полдесятка чучел и на небольшой отмели сидела подсадная. Заметив меня и услышав мой голос, она поднялась, вошла в воду и поплыла. Пять... десять... пятнадцать метров! Да она же отвязалась!

— Серега, утка уплыла!— заорал я, торопливо снимая с плеча ружье и кладя его в челнок.

Он что-то ответил, но. что—я не разобрал. Опасаясь, как бы подсадная не уплыла в глубь озера, я старался отрезать ей путь к бегству. Обходя ее стороной, я брел, пока вода не дошла мне до пояса. Утка завертелась на месте и повернула к берегу. Ловить ее в камышах было тоже нелегким делом, но все же не так безнадежно.

— Серега!—кричал я, выбираясь из глубины.—Чего ты там чешешься!

А тем временем утка подплыла к челноку и, помогая себе крыльями... взобралась на него.

— Что тут случилось?— уставился на меня Брагин, выбираясь из зарослей.

— Снимай куртку и накрывай ее, пока она сдуру туда забралась,— зашипел я, показывая на челнок.

Брагин пожал плечами и направился к челноку. Он без всякой осторожности подошел к утке, достал из кармана горсть неочищенного риса и прямо из ладони начал скармливать его своей подсадной.

— Катя, Катюша...—донеслось до меня, и утка, хватая зерно коротким клювиком, отвечала ему утробным воркованием.

— Чего ты торчишь там как пень?— спросил он, но я не мог произнести ни звука.

Передвигая пудовые от воды сапоги, я подошел к ним, не в силах оторвать взгляд от этого маленького пернатого чуда, из-за которого я сам, оказывается, сдуру полез в воду.

— Место, Катя, место,— сказал Сергей и посадил утку на воду. Замелькав красными лапками, она добралась до своей отмели и начала прихорашиваться.

— Голос, Катя!— произнес Брагин, и над плесом покатилось звонкое: «Ка-ка-ка-ка!»

Тут уж меня совсем взяла оторопь. Никогда прежде я не видел, чтобы подсадная работала без привязи да еще слушалась бы команды. Или утка была феноменом природы, или Брагин — великим дрессировщиком!

Показался из камышей Димка, ведущий на буксире лодку. Завидев его, Брагин пошел собирать свои чучела.

— С полем, охотнички!— Моргунов остановился, приглаживая пятерней растрепавшиеся волосы. В лодке у него лежала связка кряковых.

— А ты плакался, что ничего не убьем,—поднимая уток, сказал он подошедшему Брагину. Тот молча осклабился и поскреб заросший подбородок.

— То-то же,— произнес Димка и расстегнул штормовку.— Ну что, тронем помаленьку? Забирай подсадную,—сказал он Сергею.

— Катя, домой!— крикнул Брагин, и утка послушно поплыла к нам.

Теперь уже Моргунов открыл рот.

— Чудо-юдо,— пробормотал он.— Я видел курящего козла, но...

Утка взобралась на хозяйский челнок и, тихонько покрякивая, смотрела на нас.

— Этого не может быть!—едва слышно прошептал Димка.—Ты из цирка ее спер?

— Не-е,— засмеялся Брагин.— Катька с утят была понятливой. Да она и знает-то всего три слова.

— Всего три слова — и уже гениальная птаха! Завтра же ты дашь мне ее на зорьку!

— Возьми,— согласился Сергей.— Только приучи ее к себе.

Весь день Димка не отходил от утки: кормил, разговаривал. Стоя на одной лапке, Катька одним глазом хитро смотрела на Моргунова, словно догадываясь, почему он подлизывается. К вечеру она стала слушаться его, и они вместе поплыли на вечернюю зорьку. На всякий случай, чтобы подсадная не выкинула какого-нибудь фокуса, с ними отправился и Брагин. Привезли. они всего лишь двух чирков, но восторгам Моргунова не было конца.

С наступлением темноты снова были насторожены электрические мигалки. Назавтра мы собирались уезжать, и было бы кстати, если бы рыба ловилась как и в первую ночь. В тот вечер — дров для костра у нас оставалось уже мало, и мы, спасаясь от вконец озверевших комаров, полезли в палатку—первым караулить рыбу вызвался Брагин. Потом «на вахту» должен был заступить я. Димка рассказывал Сергею о своем заграничном житье, и под его голос я незаметно уснул. Не помню, что мне снилось сначала, а вот знаменитая кинозвезда в купальном костюме запомнилась хорошо. Она открыла полог в палатку и, слегка наклонившись, смотрела на меня. Игриво улыбнувшись, гостья произнесла:

— Ой ты гой еси, добрый молодец! А пойдем-ка, дружок, по росистой траве прогуляемся.

— Конечно!— поспешно согласился я, пытаясь подняться и с ужасом чувствуя, что не в силах сдвинуться с места. Кинозвезда смотрела-смотрела, как я беспомощно барахтаюсь у ее ног, да и говорит:

— Хватит сопеть!— И исчезла за пологом.

— Да погоди ты!— крикнул я вслед.

В глубине своего существа я уже понимал, что это всего лишь сон, но, наверно, мне очень уж хотелось узнать, что будет дальше.

— Тебя оставили караулить, а ты что делаешь?— прозвучал за палаткой ее голос.

— Чего?— спросил вдруг Брагин.

— Пуд рыбы изо рта вынимаешь,— с печалью ответила она.

~ Чего?—снова дурацки переспросил Брагин, и я почувствовал, как неприятный холодок побежал по телу. Странный сон, когда его видит еще кто-то...

— Оглох?!—заорал неожиданно за палаткой голос Моргунова.

— Сейчас!..—заторопился Брагин, нащупывая в темноте выход.—Где он взял бабу?—видимо, обращаясь ко мне, шепотом спросил он.— Ты где, Дима?

— Здесь,— раздалось рядом со мной. В то же мгновение вспыхнул свет, а за палаткой могучим басом затянул магнитофон:

Ни сна ни отдыха измученной душе...

Моргунов лежал на своем спальном мешке и спокойно разминал сигарету.

— Вы же сами говорили, что неудобно таращить всю ночь глаза на лампочку. Вот и приспособил машину,—Димка чиркнул зажигалкой, закурил и посмотрел на часы.

— — Ну, чего вы сидите? Там ведь рыба клюет,— магнитофон-то сейчас вместо лампочки.

-- угу!—подобострастно кивнул Брагин и исчез. Я полез следом за ним — надо было помочь, да и в горле у меня пересохло.

— А с виду была такая умная женщина,— сказал я, помогая Сереге упрятать в садок змееголова.— Хорошо что у него нет похоронного марша, а то бы я сегодня присутствовал на собственных похоронах. Я рассказал ему о своем сне.

— И надо же!— крутнул головой Брагин.— Тебе повезло... Мне ведь тоже баба приснилась, только баба-яга — вот я и обалдел малехо.

Последнего ему можно было не говорить: я-то хорошо видел, как выглядело это «малехо».

Конечно, вся мудрость Димкиной механики была не сложнее пареной репы. Подобрать напряжение на аккумуляторах и вместо лампочек подключить магнитофон—плевое дело. Теперь-то я понимал, почему он так обрадовался днем, увидев в лодке проектировщиков женщину. Труднее было понять, как ему удалось уговорить ее посюсюкать в микрофон. Ну, а остальное труда не представляло: сунув магнитофон в траву, он оставил нас караулить отключенную мигалку и завалился спать. Удивляться было нечему — Моргунов остался самим собой.

И все же наши чувства были в чем-то уязвлены, и чтобы хоть как-то утешить свое самолюбие, мы, вернувшись в палатку, в один голос потребовали изменить программу побудки.

— Хорошо,—миролюбиво согласился Моргунов, доставая кассеты.— Какое вам оформление по душе? Это не пойдет—вы только захрапите сильнее... Вот «Кармен». Годится?

— Годится,—сказали мы.