Белая дама

Помня о ловушке, в которую попался Ламбрехт, Деве и Шовен решили на всякий случай приготовиться к самому худшему. Они уговорились, что если к Деве явятся сыщики, он будет отрицать всякое знакомство с каким бы то ни было корреспондентом в Голландии.

Через неделю, снова в воскресный день, к Деве явился тот же курьер. На этот раз Деве был дома, но отказался с ним разговаривать. [19]

Всё же этот человек, очевидно, не был предателем: Деве не тронули. Но эта процедура показывает, как беспечны и неосторожны были разведывательные органы союзников в первый период войны. Так и осталось неизвестным, почему Биэ таким вопиющим образом нарушил данные ему инструкции, почему курьер не отправился в условленное место свиданий. Возможно, что этот крестьянин, проживавший на границе, мог отлучаться, не возбуждая подозрений соседей, только по воскресеньям, а это был как раз единственный день, когда дама в зелёной шляпе не приходила на свидание.

Время шло, и Деве, возможно, связался бы с этим курьером, если бы связь с Голландией не удалось установить, по другой линии.

Выручил организацию Бозере, один из её второстепенных членов. Через него «Служба Мишлена» установила первые регулярные сношения с внешним миром. Зять Бозере, Густав Снук, председатель «Антверпенского кредита», одного из крупнейших банков Бельгии, располагал курьером, через которого посылал финансовые документы своим иностранным корреспондентам в Голландии и Англии. Снук, человек лет пятидесяти, обладавший значительным состоянием и большой семьей, мог потерять всё, втянувшись в разведывательную работу. Тем не менее, в ответ на предложение Бозере он не только охотно предоставил своего курьера в распоряжение «Службы Мишлена», но также согласился играть роль «почтового ящика». К концу августа 1916 года первые донесения «Службы Мишлена» были вручены курьеру Снука. Они благополучно попали в руки ван-Гейзеля, представителя банка «Антверпенский кредит» в Гааге, который, в свою очередь, передал их аббату Де-Моору (по кличке «Марсель»), одному из агентов майора Камерона в Голландии. Таким образом, Деве и Шовен волей-неволей связались не с бельгийской разведкой, а с организацией, подчинённой английскому генеральному штабу.

Руководители «Службы Мишлена», наконец, почувствовали, что они могут приступить к внутренней организационной работе. Вскоре были созданы новые железнодорожные посты в Брюсселе, Намюре и Шарлеруа. Они установили наблюдение за всеми железнодорожными линиями, сходящимися в этих узлах. Дважды в неделю Снуку сдавались донесения для передачи в Голландию.

Деве и Шовен с нетерпением ждали указаний из Голландии. [20]

Правда, Дез-Оней предоставил в их распоряжение весь опыт, приобретенный им во время работы о Ламбрехтом; в инструкциях, присланных Биэ, тоже содержались пенные указания. Всё же Деве и Шовен ждали критики своих донесений и, кроме того, вполне справедливо рассчитывали на поощрение извне.

Они ждали тщетно. Чувство подъёма уступило мести горькому разочарованию. Попадают ли их донесения в руки союзников? Они не имели об этом никакого представления. Вместе co своими агентами они каждодневно рисковали жизнью, собирая сведения, которые, быть может, не достигали назначения. Ни они, ни Снук не могли добиться ответа на письма. В конце концов, по прошествии трёх месяцев, они решили снова послать делегата в бельгийский генеральный штаб. На этот раз вызвался совершить поездку Бозере. Он тоже благополучно перебрался через электрическую изгородь. Его сопровождал тот же самый проводник, который переправил через границу Биэ.

Командировка Бозере была в высшей степени своевременной; не успел он перейти границу, как провалилась вся курьерская система Снука.

Только после войны выяснились обстоятельства этого провала. Курьер вёз донесения в Бален-сюр-Нет, маленькое бельгийское селение близ голландской границы. Здесь некая Дельфина Аленус, действовавшая в качестве «почтового ящика», передавала донесения курьеру, жившему на самой границе. Тот, в свою очередь, вручал их одному крестьянину, поля которого примыкали к проволочным заграждениям. Донесения, написанные на тонкой папироской бумаге и свёрнутые маленькими, похожими на папиросы, трубочками, прятались крестьянином в каком-нибудь сельскохозяйственном орудии. В подходящий момент крестьянин перебрасывал их через электрическую изгородь своему соседу, работавшему на голландской стороне границы.

Непрерывное наблюдение со стороны немецких часовых и тайной полиции делало эту операцию крайне опасной. По каждую сторону электрических заграждений, на расстоянии около 15 футов, находилась изгородь, препятствовавшая приближению скота к смертоносной проволоке. Донесения, засунутые в ком земли, приходилось поэтому перебрасывать на расстояние 30 шагов и на 10 футов в высоту, чтобы они могли перелететь через три препятствия. Если это проделывал бельгийский крестьянин и комок земли оказывался вне пределов досягаемости немецких [21] сыщиков, крестьянин всегда мог объяснить своё поведение желанием привлечь внимание соседа-голландца. Если бы его поймали на месте преступления, его, вероятно, выслали бы, но не смогли бы обвинить в шпионаже. Но если бы обнаружили документ, переброшенный с противоположной стороны границы, это погубило бы крестьянина-бельгийца. Никакие отговорки не могли бы ему помочь перед лицом компрометирующей улики. Немудрено, что этот бельгийский крестьянин отказывался принимать послания из Голландии. Вот почему «Служба Мишлена» не получала ответа на свои сообщения.

Пятеро агентов, занимавшихся передачей донесений в Голландию, делали своё дело честно и хорошо. Если бы они обслуживали только «Службу Мишлена», этим каналом можно было бы пользоваться продолжительное время. Но Дельфина Аленус без ведома «Службы Мишлена» была связистом ещё некоторых других разведывательных организаций. Когда одна из них провалилась, немцы арестовали: Дельфину Аленус. Она никого не выдала, но немцы предварительно наблюдали за ней и, выследив антверпенского курьера, задержали Снука.

Снук, зная, что ни одно из донесений «Службы Мишлена» не попало в руки тайной полиции, заявил, что им пересылались через курьера лишь банковские отчёты. Умная Защита спасла ему жизнь и сбила германскую тайную полицию со следа, который вёл к «Службе. Мишлена». Организация осталась нетронутой, но снова была разобщена с Голландией.

Прибывший в Голландию Бозере связался через представителя «Антверпенского кредита» с Льевеном, представителем майора Камерона. Узнав об аресте зятя, Бозере был ошеломлён этим известием. Льевен тоже был в отчаянии: он боялся провала всей организации. Но когда Бозере узнал, что аресты начались на границе, он смог заверить Льевена, что провал будет локализован. Бозере знал, что Снук был единственным связующим звеном со «Службой Мишлена» и что Снук болтать не будет.

Льевен имел в своём распоряжении запасный пограничный пункт связи и хотел немедленно воспользоваться им для восстановления связи со «Службой Мишлена». Бозере очутился в затруднительном положении. Он не располагал явочными адресами. Ему были известны лишь адреса руководителей организации, а полученные инструкции решительно запрещали пользоваться ими. Несмотря на [22] настойчивые требования Льевена, Бозере долго отказывался дать требуемые адреса. Наконец, после новой неудачной попытки связаться с Бельгией Бозере уступил настояниям Льевена и сообщил ему адрес Дез-Онея.

Льевен послал курьера по этому адресу. Таким образом, 14 февраля 1917 г. контакт английской разведки со «Службой Мишлена» был снова восстановлен.

Выполнив свою миссию, Бозере уехал во Францию и вступил в бельгийскую армию. Проездом через Англию он имел несколько встреч с майором Камероном. Майор отметил крупные услуги, оказанные «Службой Мишлена» делу союзников.

В своём первом же письме Льевен заверил руководителей «Службы Мишлена», что все их донесения достигли английского генерального штаба. Это известие вдохновило их на новые дела. В надежде, что постоянная связь с Голландией, наконец, установлена, они приступили к значительному расширению своей работы. Были организованы новые наблюдательные посты в Арлоне, Динане и Токтре, были завербованы новые агенты, доносившие о передвижениях немецких дивизий во Фландрии, в Люксембурге, вдоль франко-бельгийской границы. Письма к Льевену и от Льевена поступали регулярно. «Служба Мишлена» состояла, наконец, в тесном контакте с английским генеральным штабом.