Земля, до востребования Том 1

— Мы такой регистрации не ведем, — мрачно ответил конторщик.

— Вот где возможность для злоупотребления! — воскликнул Скарбек.

Некто тоже истолковал поведение конторщика как желание выгородить своего помощника.

На обратном пути Скарбек заявил агенту Некто:

— Если я буду нужен, вы найдете меня в отеле. Понимаю, у вас много дел, но вижу — хотите помочь мне скорей уехать. Прошу не обидеть меня отказом. Вот еще деньги на автомобиль, чтобы разъезды не отняли у вас слишком много времени.

Некто заколебался, и Скарбек вынудил его к согласию логичным доводом: расходы не станут больше оттого, что тот будет ездить по городу один, а не вдвоем. Скарбек вынул бумажник и отсчитал 200 шиллингов. Некто аккуратно вложил ассигнации в старое портмоне времен Франца–Иосифа и обещал:

— Остаток верну.

Таксомотор подъехал к отелю. Скарбек вышел, договорились, что завтра утром Некто позвонит…

Звонок раздался ровно в девять утра.

— Говорит инспектор Ленц, — послышался в трубке голос Некто. — Вам следует срочно явиться в полицей–президиум. Может, еще сегодня удастся получить визу.

Инспектор Ленц, он же Некто, встретил Скарбека как старого приятеля:

— Вас снова примет доктор Штрауб.

У той же тяжелой дубовой двери поджидал конторщик райзебюро, он по–прежнему смотрел на Скарбека враждебно, а тот притворялся, что не замечает его антипатии.

— Как спали? Как самочувствие? — осведомился инспектор Ленц, подходя к той же заколдованной двери.

— Долго не мог уснуть из–за этой истории. Я рассказал жене о случившемся, и она довольно логично, а для женщины, можно сказать, даже очень логично заметила: «Невозможно, чтобы фальшивую печать поставили только в твоем паспорте. Видимо, этот жулик мастерил такие же визы другим! Значит, полиции легче будет его выловить».

— Конец ниточки у нас в руках, — заверил инспектор Ленц.

Наконец доктор Штрауб вызвал Скарбека и Ленца к себе, а конторщика попросил подождать в коридоре.

— Вы твердо уверены, что вам оформлял визу не тот, кто ждет в коридоре? — спросил доктор Штрауб.

— Вы мне оказываете большое доверие, доктор, — ответил Скарбек. Между прочим, у нас в коммерции тоже многое основано на личном доверии. Честное слово иного коммерсанта, надежнее, чем вексель. Тем паче я не могу злоупотреблять вашим доверием, не могу бросить тень на чью–то честь только для того, чтобы избавиться от непредвиденных хлопот. Ткнуть в человека пальцем и заявить: «Это он!» — не для моей совести. И, положа руку на сердце, я заявляю, что этому конторщику паспорт не вручал.

Доктор Штрауб снова повертел в руках паспорт.

«В самом деле, зачем богатому пану нужна фальшивая виза, если он ездил и сейчас едет под своим именем, по своему паспорту, со своей семьей? Нелогично!»

— Такое жульничество имеет смысл только в одном случае, — сказал доктор Штрауб убежденно. — Когда нет возможности получить визу легальным путем. Германский рейх не хочет быть гостеприимным без разбора. Теперь приезд многих лиц стал нежелательным по политическим, расовым, национальным причинам.

— Занятия коммерцией давно отучили меня от политики. Но думаю, в данном случае происшествие объясняется не политикой, а коммерцией…

Штрауб не спешил согласиться со Скарбеком, и тогда тот обратил внимание доктора, что уплатил в августе за визу в райзебюро «Вагон ли» семьдесят два шиллинга, а оказывается, виза стоит только три марки восемьдесят пфеннигов. Только сейчас узнал! Значит, кто–то присвоил себе всю разницу. Вот кто–то, кому очень нужны были деньги, и рассудил: зачем отвозить деньги в консульство, если можно обойтись фальшивым штемпелем и воспроизвести хорошо знакомую подпись Гофмана? А скольким господам ежедневно в разгар туристского сезона оформляли выездные визы в Третий рейх? И кто знает, со скольких господ неправильно взыскали налог?

Инспектор Ленц счел нужным доложить доктору Штраубу, что конторщика в прошлом году некоторое время замещал его помощник. Помощник уволился из райзебюро в начале октября. Тот молодой человек часто играл на тотализаторе и, по словам конторщика, жил не по средствам.

«Бог мне простит, если я все свалю на того молодчика, — усмехнулся Скарбек про себя. — Он поскакал на помощь Франко, но на этот раз поставил явно не на ту лошадку… Может, его уже на всю эту и загробную жизнь проучили республиканцы?»

— Вам еще придется подсчитать, сколько рейхсмарок положил в свой карман этот любитель резвых лошадей. Вот в Китае не могло бы возникнуть такого злоупотребления. Как там взимается налог? Гербовые марки наклеиваются непосредственно на счета, на векселя, на паспорта…

— Езжайте в Германское консульство, к вице–консулу Мюльбаху. Я туда сейчас телефонирую, и вам дадут визу.

— Очень вам благодарен. К сожалению, коммерческие дела не позволяют мне дольше задерживаться в Вене, а в Гамбурге меня ждут на рождественские праздники. Правда, не совсем бескорыстно. От меня ждут свадебного подарка для двоюродной племянницы. Я уже заказал подарок в берлинском универсальном магазине «Кауфхауз дес Вестенс». Вам не приходилось там бывать? Станция метро Виттенбергплац. Солиднейшая фирма… Простите за нескромный вопрос: у вас, доктор, есть двоюродная племянница? Нету? Хочу поделиться с вами одним наблюдением: чтобы узнать самых дальних родственников, достаточно разбогатеть. Тут есть свой точный закон: взаимное тяготение родственников друг к другу прямо пропорционально их массе и обратно пропорционально квадрату расстояния между ними…

Доктор Штрауб с удовольствием посмеялся.

Германский вице–консул Мюльбах уже был в курсе дела. В кабинет вошел канцелярист и сказал:

— Это вчерашняя история.

Скарбек сделал в присутствии шефа учтивое замечание: не надо было вчера, до выяснения всех обстоятельств, говорить о его паспорте во всеуслышание в приемной, где было много публики. Он верит, что афериста найдут, по крайней мере доктор Штрауб его в этом заверил, видимо, у него и в самом деле уже есть в руках какая–то ниточка…

Вице–консул приказал канцеляристу выдать визу. Канцелярист взял паспорт, долго его изучал и, наконец сказал:

— Мой почерк прекрасно подделан. А вот подпись Гофмана никуда не годится, топорная работа.

Но особенно бурно канцелярист возмущался тем, что с клиента было получено в августе семьдесят два шиллинга, в то время как за визу взыскивается всего три марки восемьдесят пфеннигов.

— Но я–то хорош! Уплатил семьдесят два шиллинга и не заметил, что меня обжулили. Не коммерцией мне заниматься, а играть в лото! — издевался над собой Скарбек.

Из консульства он поехал назад в райзебюро «Вагон ли», заказал билет себе в Гамбург, жене и сыну до Праги, тем же поездом.

41

Через три дня Кертнера вызвали на допрос. За столом сидел новый следователь, а в кресле возле стола Кертнер увидел знакомого доктора юриспруденции. В петличке у него фашистский значок.

Когда конвойные вышли, доктор отвел глаза и сказал:

— Я сожалею о случившемся. Больше такое не повторится.

Доктор подошел, протянул руку Кертнеру и попросил извинить за несдержанность.

— Нет. — Кертнер отступил на шаг и заговорил по–немецки: — Мы не в равных условиях, и подать вам руку не могу. Я мог бы простить неграмотного карабинера, но не доктора юриспруденции. Это вы преподали урок римского права своим боксерам тяжелого веса. — Кертнер сплюнул кровь.

Доктор торопливо вышел из комнаты, а Кертнер успел заметить пренебрежительную улыбку, которой его проводил новый следователь. К чему относилась улыбка — к опрометчивой злобе начальника или к его скоропостижному раскаянию?

Следователь заговорил по–французски. Кертнер отрицательно покачал головой. Следователь перешел на английский — безуспешно. Неожиданно прозвучал какой–то вопрос на ломаном русском языке. Кертнер пожал плечами — не понимает.

Пришлось следователю поневоле вернуться к немецкому, который он, по–видимому, знал слабо и старался его избежать. А Кертнер нарочно заговорил по–немецки сложными витиеватыми фразами и очень быстро. Следователь вспотел, лицо его было в испарине, он мучительно подбирал немецкие слова, а Кертнер подавлял в себе желание подсказывать ему.