Варшавка

Подполковник встал — небольшого роста, полнеющий, с сумрачным и нездорово-серым круглым лицом, чем-то напоминающий Кривоножко, — походил и опять сел.

— А ты, капитан, не думал, что то же самое знает и высшее начальство и что в армии есть такой обычай — время от времени менять боевые части. Одни отводятся. в тыл для пополнения и соответствующей подготовки, а другие выдвигаются на передний край. И вот если твой опыт удастся, то полк будет торчать на передовой до… морковкиных заговен. Начальство скажет: а зачем ему отдыхать? Он, понимаешь, и так себе курорт устроил, боевой подготовкой занимается…

Басин и Кривоножко переглянулись — такого оборота они не ожидали. Их смущение, кажется, даже понравилось командиру полка, потому что в его узких, глубоко сидящих глазах мелькнула усмешка.

— Вот так, товарищи, и об этом следует думать. А то как вы там, у себя в вотчине, считаете: мы здесь воюем, а начальство задницы греет и ни о чем путном не думает.

Басину не понравилась командирская шутка; Он подтянулся и сказал:

— Можно, товарищ подполковник, и по-иному рассуждать…

— Это ж как еще?

— Начальство может и так сказать: зачем этот полк отводить? Народу в нем много, участок знает как свои пять пальцев — почти год в обороне сидит, — отдохнули, пускай разомнутся. Прорвут оборону противника, а мы для развития успеха пустим уже тренированные для наступления части. Не знаю, как в этой дивизии и в этой армии было, а там, где я раньше воевал, случалось именно так.

Ради справедливости подполковник кивнул:

— Бывает н так. А бывает и так, как я сказал. Кто ж угадает?

— Мы угадывать не хотим. На юге наши разворачиваются, значит, и здесь пойдем.

— Ладно. Планы утверждены — действуйте. Но только знайте, если что… так не обижайтесь. И на будущее помните, что думать не только о себе нужно…

Капитаны ушли и уже на воле переглянулись и усмехнулись. Кривоножко сказал:

— Удивительная закономерность — всякий начальник убежден, что его подчиненные живут припеваючи, а одному ему трудно.

— По себе знаете? — засмеялся Басин.

Кривоножко вначале не понял комбата, а потом тоже засмеялся.

— Верно. Всегда кажется, что в ротах можно сделать гораздо больше того, что сделано.

Из ближней землянки вышел связной комбата Кислов и выжидающе остановился. Басин приказал ему остаться греться, а сам пошел по отделам штаба — где-то что-то выклянчить, где-то уточнить, где и оправдаться. Кривоножко подался в политчасть за материалами для политинформации и занятий.

В батальон они вернулись за полдень и сразу же приступили к делу — вызвали саперов и приказали отрыть окопчики на опушке рощи за кладбищем, сделать поясные мишени, соорудить и установить чучела для рукопашного боя, вытребовали ружейного мастера…

Штаб батальона закрутился, забегали посыльные, и только старшина, командир хозвзвода, кругами, нерешительно бродил вокруг начальства, выбирая нужную ему паузу. Когда она выпала, он почтительно спросил у Басина:

— Новый год отмечать будем? Или как?

— Или как, — ответил Басин. — Отметим завтра… или послезавтра. А сегодня — повышение бдительности.

— Считаете, фриц может полезть?

— Возможно… А вы не считаете?

Старшина помотал головой.

— Мы ему сочельник не портили, он, я считаю, это понимает и нам Новый год не испортит.

— Откуда у вас такие сведения? — нахмурился Басин.

— Не сведения. Пример. На ДОПе ребята рассказывают: у наших соседей — сзади болото.

И у фрицев за Варшавкой тоже болото. Где воду для кухонь брать?

А на ничейке хуторок сожженный и — колодец. Так у них там вроде расписания. В шесть утра наша водовозка берет воду в колодце, в семь — ихняя. У них распорядок дня другой, они поспать любят. Н никто в эти два часа по хутору и водовозкам не стреляет — ни они, ни мы. После восьми — пожалуйста. Так же и вечером.

— Черт знает что! — возмутился Басин. — Перемирие какое-то устроили! Выдумываете, наверное?

— Зачем выдумывать? Так рассказывали. Суп да, кашу всем варить надо. И фрицы понимают — время ихнее прошло, ни сил, ни умения отсунуть нас от колодца у них уже нету, вот они и признали равноправие. Перемирия никакого нет, а равноправие установилось, и они это чувствуют. Вот и считаю — раз мы им рождество не испортили, тихонько просидели, они тоже нам Новый год не испортят. Мы им сознательность уже вбили. — Старшина сдержанно, дипломатично улыбнулся. — Теперь остается мозги вправить.

Басин остыл, но приказа своего не отменил.

Забежал Кривоножко — веселый и азартно возбужденный:

— Ну, можем ждать сабантуя.

— Это ж по каким данным? ОБС — одна баба сказала?

— Представьте себе, эта самая баба — персонально я. Снайперы натворили дел. — Басин тревожно посмотрел на Кривоножко, но тот был весел, и, значит, неприятностей не предвиделось. — Они, понимаете, взаимодействовали с зобовсками пушкарями, а те всадили несколько снарядов в наблюдательный пункт. А там. видимо, сидело начальство.

Противник заметался, забегал, снайперы стали расстреливать и увидели, что в укрытии стоят легковые автомашины. У них же и с минометчиками налажено взаимодействие, и минометчики открыли огонь. Мин у иих мало, так они только и выпустили две серии. А машины и загорелись. Я представляю, как озвереют фрицы, — побили явно солидное начальство.

Он не успел закончить рассказ, потому что неподалеку от штаба батальона рявкнули тяжелые снаряды, потом разрывы прокатились л стороне. Артиллерийско-минометный обстрел все усиливался, но он не сливался в единый, слитный рев артиллерийской подготовки наступления. В паузах слышались короткие пулеметные очереди.

В эти секунды в Басине все как бы сошлось в одну точку — следовало принимать решение. А чтобы его принять, нужно понять замысел противника.

Можно великолепно кончать сержантские школы, военные училища или академии, но пока не ощутишь конкретного противника в конкретных условиях, не узнаешь его повадок и хотя бы примерного расположения его боевых порядков, правильного решения не примешь.

Басин рассуждал примерно так: артналет явно случайный, словно по тревоге. Вражеские артиллеристы определенно рыскают — тяжелая батарея ударила по расположению штаба. (Вспомогательная мысль: все-таки нужно завершить лысовскую задумку и сменить и КП и НП — противник, кажется, кое-что нащупал.) Ясно, что КП для нее цель номер один, но — плановая. Прошло уже больше минуты, а повторных разрывов снарядов нет, значит, огонь перенесен: ведь для перезаряжания орудий требуется меньше минуты. Разрывов в тылу, на артиллерийских и минометных позициях, нет, противник ведет огонь только по переднему краю. Значит, серьезных намерений у противника тоже нет. Иначе он обязательно постарался бы обезвредить артиллерию. Судя по паузам — противник выводит огонь на какие-то ему одному известные цели или стреляет по тем, которые ему кажутся опасными в данный момент. (Вспомогательная мысль: пусть командир минометчиков — у него есть разведчики — составит схему этих разрывов: нужно знать, какие наши точки и объекты вскрыты противником, пристреляны им.) В паузах ведется пулеметный огонь — при настоящем наступлении, фрицы вести огонь не будут, они выждут, пока отработает артиллерия, а уж потом пулеметами прикроют выдвижение пехоты. Сама пехота днем располагается метрах в ста, а то и дальше от передовой траншеи. Пока она поднимется по тревоге, пока займет свои места и приготовится к атаке — пройдет немало времени.

Все эти, лежащие на поверхности, факты и выводы заставили Басина принять два первых решения. Он приказал телефонисту связаться с приданными и поддерживающими артиллеристами и минометчиками и отдал приказ:

— Ответного огня не открывать!

Что артиллеристы и минометчики уже изготовились к бою, в этом он был уверен. Своим ротам, в том числе и минометной, он приказал:

— Приготовиться к отражению атаки! Людей из укрытий не выводить!

Зачем подставлять их под удары, если еще не все ясно? На переднем крае есть дежурные наблюдатели и пулеметные расчеты, есть дежурные взводы, и если противник поднимется в атаку, роты успеют занять свои места в первой траншее.