Колеса ужаса

— Обратись лицом к Мекке. Аллах велик и мудр.

Малыш нервозно сглотнул.

— Кто, черт возьми, захочет убить Малыша?

— Иван, — лаконично ответил Порта.

Во второй взвод пришло много новичков. В том числе и бывший унтершарфюрер СС, прослуживший два года охранником в военной тюрьме Торгау. Фон Барринг предостерег Старика относительно этого типа.

— Приглядывай за ним. Я ему не доверяю.

Теперь Штеге сказал нам, что этот эсэсовец, Хайде и еще несколько человек сговорились уничтожить нашу компанию, когда представится случай.

Один из новичков, ефрейтор Петерс, подсел к нам. Без всяких предисловий немногословно сказал:

— Двадцать пять человек решили прикончить вас всех.

Малыш собирался среагировать, но предостерегающий взгляд Порты заставил его отказаться от этого намерения, однако он пробормотал что-то о коротких и длинных линиях жизни.

— Откуда у тебя эти сведения? — спросил Легионер, не вынимая сигареты из губ.

— Знаю, и все, — ответил без всякого выражения Петерс. — Теперь и вы знаете.

Он хотел уйти, но Старик удержал его.

— Где они собираются это сделать?

Петерс пожал плечами и указал на русские позиции.

— Краус, эсэсовец, думает, что Иван позади нас, и взвод полностью отрезан. Когда ваша маленькая группа будет перебита, они уйдут.

Легионер выплюнул окурок.

— Ты уйдешь с ними? Или тебе жизнь надоела?

Петерс, прищурясь, посмотрел на него. Ответил ничего не выражающим тоном:

— Я не особенно дорожу жизнью, но убийства не люблю.

— Тогда тебе нужно идти в монастырь, — сказал Порта. — На Восточном фронте мы только и занимаемся убийствами. Вот так! — выкрикнул он и расстрелял весь автоматный рожок в землю перед другими членами взвода в дальнем конце длинного бункера.

Они подскочили с бранью. Эсэсовец схватил свой автомат, но тут же выпустил, словно он жег ему руки. На него смотрели четыре автомата и противотанковое ружье.

— Испугались, сопляки? — усмехнулся Порта и запустил в лицо эсэсовцу снарядной гильзой. Тот, крякнув, повалился навзничь.

Порта указал пальцем на нескольких из его соседей.

— Несите сюда эту свинью.

Дьявольски улыбаясь, он оторвал белый лоскут от сумки для хлеба и приказал пришить его на спину лежавшему без сознания.

Придя в себя, эсэсовец неуверенно сел и злобно взглянул на Порту, который весело объявил:

— У тебя на спине пришит белый лоскут. Он будет служить мне мишенью. Если отойдешь от меня слишком далеко, прекращу работу твоего сердца с помощью вот этого утешителя. — И выразительно похлопал рукой по автомату. — Если случайно потеряешь этот лоскут, тебе конец!

— Замечательное оружие, не так ли? — мягко спросил Легионер.

Малыш еще до этого снова рассматривал линии на своей ладони. Он вскочил, схватил за горло ефрейтора Кроснику, одного из прибывших с Краусом новичков, и треснул головой об один из столбов, подпиравших крышу.

— Вонючий козел, ты хотел застрелить Малыша? Обрезать половину моей линии жизни! — И заревев, как раненый медведь, стал нащупывать нож. — Моя жизнь, моя жизнь, моя короткая жизнь!

Кросника пинался и колотил руками, пытаясь высвободиться. Лицо его принимало фиолетовый цвет, пинки с ударами становились все слабее. Не вмешайся Старик, Малыш бы задушил его.

Малыш с громкой бранью выпустил его, и полу задушенный Кросника повалился между Хайде и сидевшим в Торгау бывшим унтер-офицером.

Порта засмеялся.

— Небольшое предостережение, или, как говорят в образованных кругах, урок хороших манер. А вы, остальные, — выкрикнул он и угрожающе потряс автоматом, — отправитесь на тот свет, когда мы сочтем нужным. Так что никаких фокусов, ясно?

Петерс сидел, привалясь спиной к стене бункера. На коленях у него лежал русский автомат. Он с равнодушным видом курил.

Близилось время смены часовых. Эсэсовец и Кросника подняли жуткий шум. Им не .хотелось идти на посты, и они хотели с кем-нибудь поменяться.

Старик неожиданно бросил карты, неторопливо поднялся и указал чубуком трубки на эсэсовца.

— Вы с Кросникой не пойдете на посты. Часовых сменят Хайде и Франке.

В глазах эсэсовца вспыхнуло торжество, но быстро исчезло, поскольку Старик продолжал:

— Ты и Кросника отправитесь к позициям Ивана и вернетесь с точным донесением о том, что там делается.

Потом он спокойно сел и вернулся к прерванной игре.

Эсэсовец и Кросника зароптали.

Старик открыл пикового туза, забрал банк и спокойно посмотрел на них.

— Не слышали моего приказа?

— Это сведение личных счетов, — закричал эсэсовец. — Мы не можем идти к вражеским позициям без прикрытия. И отказываемся выполнять твой приказ!

Старик прислонился спиной к стене и коснулся своего «парабеллума».

— Значит, отказываешься. Советую немного подумать. Ты доброволец и член партии. Что сказал бы на это твой фюрер?

Эсэсовец угрожающе подался к Старику.

— Как это понять — мой фюрер? Он и твой, разве не так?

— Ты глуповат, мой друг.

Малыш хотел сказать что-то, но Старик продолжал:

— Ты сам избрал себе фюрера, ты предан ему, а мне его навязали. Так или иначе, неужели ты никогда не слышал о военно-полевых судах?

— Не угрожай мне таким судом, — усмехнулся эсэсовец. — Чтобы устроить его, тебе нужно быть по меньшей мере командиром роты.

— Ты слишком самоуверен. Разве не знаешь, что мы отрезаны от остальных и что начальник команды в таких условиях вправе утроить военно-полевой суд, если заподозрит опасность для команды в форме митинга, измены или отказа выполнять приказ? Я вправе устроить суд над тобой, когда и где захочу. — Старик грохнул кулаком о патронный ящик. — Марш, иначе Малыш с Портой вас выпроводят!

Оба молча взяли автоматы на ремень и вышли из бункера.

Малыш пустил по кругу бутылку водки. Когда она дошла до Порты, с надеждой спросил:

— Эта линия жизни никогда не лжет?

— Никогда, можешь быть уверен, — печально ответил Порта. И с сожалением посмотрел на глубоко озабоченное лицо Малыша.

Малыш пришел в дикий восторг, увидев, что линия жизни на ладони Легионера тоже короткая, и совсем обезумел, обнаружив, что она короче, чем у него.

— Ты сыграешь в ящик раньше Малыша! — завопил он.

Легионер долго, испытующе смотрел в лицо Малышу. Малыш с ликованием жадно пил водку из горлышка.

— Пути Аллаха неисповедимы, но праведны, — пробормотал Легионер достаточно громко, чтобы услышал Малыш. — Я попаду в сады Аллаха. Ты же, неверный, отправишься в ад на жуткие мучения. — И ласково потрепал его по голове. — Мы будем молиться за тебя, несчастный гяур, когда кто-нибудь в назначенный Аллахом час всадит нож тебе в спину.

Малыш не донес бутылку до рта и уставился на зловеще-дружелюбного Легионера.

— Кончай эти страшные разговоры. Ты всерьез веришь во всю эту ерунду о рае и аде?

Легионер с серьезным видом кивнул.

— Есть только один истинный Бог, Аллах, и он знает, как отделять овец от козлищ.

Малыш испуганно огляделся и подался к Легионеру, нервозно ковыряя в носу.

— Скажи, кореш, как мне попасть в сады Аллаха?

Легионер устало улыбнулся с безнадежным видом.

— Тебе это будет очень трудно, мой друг. Потребуется очень многое для того, чтобы тебя туда пустили. О, Аллах велик!

Малыш с твердым убеждением сказал:

— Да и черт с ним! Только скажи Малышу, что он должен делать, дабы попасть в рай. Из двух зол выбирают меньшее, так ведь? — обратился он к Порте.

Порта с серьезным видом кивнул.

Малыш таращился на него несколько секунд.

— Ты что, праведный? Попадешь в сады Аллаха?

— Конечно, — ответил Порта. — Я давно об этом позаботился. Я не идиот. Вдруг меня в эту минуту застрелят, и мне придется вечно терпеть адские муки?

Малыш спросил у каждого из нас, праведны ли мы.

Каждый убедительно подтвердил свою праведность.

Малыш, чуть не плача, обратился к Легионеру: