Люди переменились

— Добро пожаловать, — сказала Биязиха, появляясь на кухне. Биязиха разожгла очаг и при его свете Бияз, наконец, рассмотрел гостей.

— А, это ты, а я ведь тебя не узнал, — сказал он Владо, подсаживаясь к нему.

— Ты помнишь, когда мы в последний раз виделись? Дочка твоя тогда замуж выходила.

— Да, — задумался Бияз. — Тебя судили тогда?

— Нет, только под следствием держали и вскоре выпустили.

— Старшина, который вас вел — наш парень, местный.

— Вспыльчивый и злой человек.

— Как тебе сказать. Очень тошно мне тогда было… Но ведь и он службу свою исполняет, как и мы свою работу делаем.

— Может ты и прав, — неопределенно протянул Владо. — Но о человеке по делам его судят.

— Что верно, то верно, Вот у нас, к примеру, есть мост через реку. Мост, как мост. Но мы его называем по имени деда Колю. Он его строил. Твоя правда. Во всяком деле человек и частицу себя оставляет, — согласился Бияз. — Хочешь узнать человека — поручи ему построить мост. Так что, мало того, что человек перед тобой, работу ему надо дать, чтобы показал себя.

Георгий Ваклинов откашлялся, желая прекратить разговор. Они еще ничего не рассказали о себе, солнце уже перескочило через плетни, а по двору нетерпеливо стучал копытами скот.

Бияз забеспокоился, что запоздал с делами и, извинившись, заторопился во двор.

— Я же говорил, что одной доброты недостаточно, — нахмурился Георгий. Покачав укоризненно головой, он повернулся к Биязихе, которая, не обращая на них никакого внимания, занималась в кухне своими делами.

— Вы здесь одни?

— Одни, а как же… Дочь замуж вышла. Здесь же в селе живет, да ведь так уж оно ведется — выйдет ли замуж — к другим льнет. Мальчик у нее, дай бог ему здоровья, а зятя в солдаты взяли. Теперь Бияз на два дома работать должен. Нелегко нам. Вот я вроде и делаю что-то, да толку от этого мало. Я уж давно не работница, все хвораю… Хорошо еще, что мой в чужие-то дела не вмешивается, что бы власти ни делали, он все помалкивает.

Дверь отворилась и Бияз вошел в кухню, настороженно глянул на жену.

— Что ты говорила? — спросил он.

— Повторить, что ли? Уже запамятовала…

— Да и не надо, только говори потише.

— Почему потише? — спросил Владо, улыбаясь.

— Когда лиса забирается в курятник, больше всего она хочет, чтобы ее не учуяли собаки, — многозначительно заметил Бияз и подсел к ним.

Владо закусил губу и устремил пристальный взгляд на Бияза.

Биязиха выставила на стол три рюмки.

— Я сама не пью, нездоровится мне.

— И я не пью, — усмехнулся Георгий.

— За дочку, тогда так и не удалось угостить, — сказал Бияз, наливая.

— Ну, так на здоровье!

Георгий чокнулся, но не выпил.

— Не нравится мне твой друг, — обратился Бияз к Владо.

«Это потому, что я не пью», — понял его Георгий.

— И у нас такие были, такие трезвенники, а теперь только поднеси.

Георгий вымученно улыбнулся.

— Так оно и бывает. Ежели человек в свое время не отведает того сего, после его не насытишь. Ну, давайте еще по одной, — приглашал он гостей, а сам испытующе посматривал на них, словно пытаясь разгадать, что они за птицы.

Но гости продолжали молчать.

— Ежели человек не знает окольных дорожек, стало быть он плохо знает дорогу, — закончил свою мысль Бияз и снова взглянул на гостей.

На улице уже рассвело и в комнате стало совсем светло.

— Ты понял, кто мы такие? — спросил Георгий Бияза.

Владо подал Георгию знак, чтобы он не говорил напрямик.

— Да всякие тут ходят. Село ведь на шоссе. С Владо мы давно знакомы. А вот ты кто, этого уж я не знаю.

— Да и Владо уже не тот, каким ты его знал!

— Так кто же вы тогда?

— А мы из тех, которых еще мало.

— Уж не из тех ли вы, что и мызелский Иван?

— Кажется, из тех.

Бияз осмотрел свою кухню так, как будто впервые ее видел.

— И вы не боитесь? Вас же посадят, если поймают.

— В наше время это не самое страшное.

— А что же самое страшное?

— Что? Головы нам снесут, — ответил Георгий так, как будто речь шла не о его голове, а о чем-то крайне незначительном.

Бияз задрожал и поспешил прикрыть дверь.

— Жена, приберись в гостиной, люди сегодня там переночуют.

— Лучше в твоей комнате, дедушка Трифон, — вмешался Владо. — Знаешь, — обратился он к товарищу, — в комнате дедушки Трифона я себя чувствую как дома.

— Как хочешь, мне все равно, — ответил Георгий.

Село уже пробудилось. Бияз вышел и занялся делами по хозяйству. Но работа как-то не спорилась. Все валилось у него из рук. Тревожные мысли не покидали его ни на минуту. Вечером он, как и все крестьяне, отправился на уборку кукурузы…

Забрезжила заря и на улицах села стало шумно. Торопливое тарахтение телег смешивалось с гомоном возбужденных голосов. Возницы нетерпеливо покрикивали друг на друга на перекрестках, чтобы скорей разминуться. И только приехав на кукурузные поля, крестьяне успокаивались, с удовлетворением оглядывали кучи белых початков и принимались за погрузку. Ветерок не успевал сдувать с дороги и улиц села сухие кукурузные листья.

Бияз вел коров запряженных в телегу и все поглядывал на солнце, будто умоляя его подольше задержаться в небе. Он хотел еще раз поспеть засветло съездить на поле… «А ведь еще и тыквы надо перевезти с бахчи!» Дед Габю шел следом, покрикивая на буйволов, тянувших поскрипывающую повозку, и весело поглядывал вокруг. Легко и радостно было у него на душе — щедро одарила крестьян земля!

— Давай, шагай быстрей! С вами разве сделаешь дело! — поторапливал он буйволов и окидывал взглядом кукурузные поля, подступавшие вплотную к крайним домам. За повозкой шла Вагрила. За пояс у нее была заткнута прялка с куделью. Поплевывая на пальцы, она сучила нить, наматывающуюся на веретено. Завернув буйволов с дороги Караколювец повел их по улице села. Пощелкал языком, словно предупреждая их. Улица здесь довольно круто шла вниз. Телега Бияза ходко пошла вперед и вдруг остановилась, словно присела.

— Стой! Стой! — закричал Караколювец, упираясь плечом в ярмо, сдерживая буйволов. Но тяжело нагруженная повозка налегала на них. Остановились они в нескольких шагах от телеги Бияза.

— Вагрила, подопри! — крикнул он снохе. Она сунула в подоткнутую поневу веретено, подобрала камень и подложила его под колесо. Дед Габю пошел посмотреть, что стало с телегой Бияза.

— Слышу хрястнуло, гляжу — задок запахал…

— Ось поломалась! — Караколювец глянул на солнце и молча прикинул, что покуда починят телегу, начнет смеркаться…

— И как ее угораздило именно сейчас сломаться… — сокрушался Бияз.

— Где тонко, там и рвется! — обобщил Караколювец, размышляя, что можно сделать.

— Слушай, Трифон, — громко сказал он, — подложим слегу. До двора рукой подать, доберешься.

Подошли и другие возчики. Все они согласились, что другого здесь не придумаешь.

Вагрила поглядела на Бияза, молча сочувствуя ему. Пропадает у человека одна ездка. Она не подосадовала, что им самим приходится задержаться. Ежели попал человек в беду — надо помочь. Пусть даже ты с ним в ссоре, надо забыть обо всем и помочь. И ей было приятно смотреть на дружные усилия мужиков, занявшихся телегой Бияза. Жующие пасти буйволов выпускали тягучие нити белой слюны и Вагрила невольно нащупала в поневе веретено, но не вынула его. До дома было два шага и не стоило возвращаться к прерванной работе.

— Петковица! — услышала она и поглядела на дорогу. Направляясь к ней, быстро шла, почти бежала Илийца. «Стряслось что-то у нее!» — насторожилась Вагрила и вся подобралась, будто кто-то намеревался ударить ее.

— Петковица, поговорить мне с тобой надо!

— Тише только, — оглянулась Вагрила на мужиков.

— Здравко мой ушел.

— Ну как ушел, так и придет опять, — еще не понимая в чем дело, но желая успокоить Илийцу, промолвила Вагрила.

— Да убежал он, — сделав плачущее лицо, пояснила Илийца.