Когда цветут камни

Глава четвертая

НА ПЛАЦДАРМЕ

Вот уже вторую неделю с того дня, как Военный совет армии обсудил предложение Корюкова, генерал Бугрин проводит дни и ночи в частях армии, находящихся на отдыхе и в резерве. Здесь отрабатываются тактические приемы штурмовых отрядов, в учебных батальонах готовятся специалисты уличного боя. Потом, когда армия зацепится за Берлин, полки, имея подготовленных командиров штурмовых отрядов и групп, сумеют с ходу перестроить боевые порядки рот и батальонов для действий в городе. Отдельные полки будут двигаться к Берлину штурмовыми отрядами с самого начала наступления.

— Командир штурмового отряда, — говорил генерал Бугрин, — должен правильно использовать в бою все, что есть на вооружении армии: и танки, и артиллерию, и все боевые средства стрелковых частей. Он своего рода главком…

Последнее слово Бугрин произнес шутливо, но никто из офицеров резервной дивизии, присутствующих на разборе тактических учений, не улыбнулся. Они сознавали, какое глубокое понимание военного дела требуется, чтобы руководить действиями групп захвата, закрепления, прикрытия, обеспечения и всего штурмового отряда, ведущего «бой за сильно укрепленный квартал крупного города». Именно так и сформулирована была тема учений.

— Осмысливать ход боя командир обязан истинно по-главкомовски. Не бойтесь этого слова. Я буду рад, если в каждой дивизии появятся таких главкомов сотни, — значит, есть у нас порох в пороховницах. Но главная сила штурмового отряда — люди, — подчеркнул Бугрин, — автоматчики, пулеметчики, саперы, водители танков, расчеты орудий и минометов. От них зависит все. И если командир хорошо подготовил их, можно не сомневаться — задача будет выполнена.

Закончив беседу с офицерами резервной дивизии, Бугрин направился на Одерский плацдарм. Там расположены главные силы армии, но дела с формированием штурмовых отрядов идут не очень-то гладко.

Так сказал Бугрину начальник отдела боевой подготовки штаба армии. Впрочем, на гладкое Бугрин и не рассчитывал. Он хорошо помнил, как трудно было в первые дни обороны Сталинграда сломить упорство отдельных командиров, не желающих рассыпать роты и батальоны на мелкие штурмовые группы. Привыкли к старым порядкам в полках, вот и все. Никаких других причин не было. А когда Бугрин стал нажимать на них, то посыпались жалобы в штаб фронта: «Бугрин дезорганизует войска». Из штаба полетели запросы: «В чем дело?», «Кто разрешил?», «Прекратить!». Пришлось обращаться за помощью к Военному совету фронта. Там лучше понимали природу уличного боя, и упрямство косных людей было сломлено.

Теперь таких рутинеров в армии стало значительно меньше, но они еще встречаются. Ох как морщатся командиры танковых и артиллерийских полков! Понять их можно: провел командир свой полк через всю войну, а теперь, у Берлина, изволь раскидывай танки по отрядам. Конечно, досадно. Но это крик сердца, не разума.

Не сегодня, так завтра придется докладывать Военному совету фронта о готовности армии.

…Невдалеке маячили развалины старинного немецкого города Рейтвейн. Бугрин, поглядывая на них, прикидывал в уме: «Эти развалины — самое подходящее место для боевой подготовки штурмовых отрядов. Хорошее учебное поле — и пустует. Нет, там кто-то есть уже… Вон зеленеют каски. Вон сидит на груде камней Корюков. Но где танки, где орудия? Неужели ему еще не дали ни танков, ни артиллерии? Безобразие!..»

И тут же понял, что беспокоился зря: есть, оказывается, у Корюкова танки и орудия.

Пехотинцы помогли танкистам замаскироваться так искусно, что издали трудно было отличить танк от бесформенной груды камней и щебенки. Саперы, минометчики, стрелки, автоматчики, связисты умеют использовать для маскировки любой подручный материал, для них маскировка — что для танкистов броня.

— Ну как, готов? — спросил Бугрин, подъехав к Корюкову.

— Заканчиваем штурм «имперской канцелярии».

— Вон как, сразу за «канцелярию» взялся. Ну-ка, давай повтори.

Корюков дал сигнал, и перед глазами Бугрина, как из-под земли, возникли солдаты. Трудно было сказать, где они прятались до этой минуты, в каких норах укрывались.

— А что это за каски зеленеют там?

— Это отступающий противник, — ответил Корюков.

— Так, так… Ну, давай начинай сызнова.

— Только, товарищ командующий, попрошу вас в укрытие, а то, знаете, может рикошетом…

— Нет уж, посади командиров в укрытие, а мне дай автомат, и пусть посмотрят, гожусь ли я еще в солдаты.

Начался повторный «штурм». Бугрин, перебегая вместе с солдатами от укрытия к укрытию, толкая орудие или прикрывая танк от фаустников, старался внести замешательство то в группе захвата, то в группе закрепления. Но ничего из этого не получилось.

У стен «имперской канцелярии» он устало присел на камень.

— Отбой! — И пригласил солдат на перекур. Пачка «Казбека» была тут же опустошена. Из деликатности солдаты оставили в ней две папиросы…

В воздухе что-то зашелестело, захрустело, словно большой лист пергамента на яростном ветру. Солдаты, дымя папиросами, всматривались в синеву весеннего неба. Там происходило что-то непонятное. Небольшой самолет с короткими крыльями, отделившись от тяжелого немецкого бомбардировщика, не долетевшего до полосы заградительного огня наших зенитчиков, взвился на огромную высоту, затем перевернулся и устремился вниз отвесно… С визгом и скрежетом он врезался в землю недалеко от понтонного моста через Одер. Раздался сильный, сотрясший всю долину взрыв.

— Промазал!.. — как ни в чем не бывало сказал пулеметчик Рогов. — Это самолет-снаряд, товарищ генерал. Говорят, немцы такими штуками управляют по радио.

— Не знаю, может быть. Кто вам говорил?

— Наш летчик.

— Какой ваш летчик? — Бугрин с удивлением поглядел на Корюкова.

— В нашем полку, товарищ командующий, есть представитель от авиации. Изучает тактику уличных боев, — пояснил Корюков.

— Хороший летчик, вместе с нами на кухню за обедом ходит, — уже ради шутки добавил Рогов.

Глядя на веселые лица солдат, Бугрин тоже повеселел:

— Взаимодействие за котелком установлено? Добро, добро! — И расхохотался вместе с солдатами. Бывает же так, ничего смешного не случилось, а люди хохочут.

Теперь Бугрина потянуло поскорее съездить в другие части, затем вернуться в штаб и там принять окончательное решение, как доложить командующему фронтом о готовности армии к битве за Берлин.

Корюков собирался пригласить генерала к себе и за обедом представить ему брата Василия. У него была надежда, что командующий сам предложит Василию должность адъютанта командира полка. Но Бугрин уже направился к машине, и Корюков только спросил:

— Какие будут замечания, товарищ командующий?

— Ишь чего захотел! — Бугрин остановился у машины и платком вытер уголки глаз. — Насмешил до слез. Пустил, что называется, пыль в глаза, а теперь требует: говори, какие погрешности заметил? Не буду делать замечаний, сам думай, тебе штурмовать кварталы Берлина, а не мне. Мое место на КП армии. — И, помедлив, уже серьезно сказал: — Да, вот что, завтра у меня разговор с комсомольскими работниками армии. Политотдел их созывает. Пришли своих комсоргов из штурмовых отрядов, обязательно из каждого. Ясно?

— Ясно, товарищ командующий.

— Ну, счастливо оставаться. Стратегов у тебя много, не зазнавайся, советуйся с ними.

— Слушаюсь. — И Корюков приложив руку к каске.

Чуть похрустывала под ногами прихваченная ночным заморозком грязь луговой дороги. Тоненькие хрупкие льдинки, скользя по застывшим лужицам, звенели, как монетки. Леня Прудников, шагая, прислушивался к их нежному звону. Это напоминало ему о Варе. Прошлой осенью он как-то целый вечер катал с ней такие звонкие льдинки по замерзшему пруду возле рудной дробилки…

— Прудников, не отставать! — крикнул из темноты комсорг полка лейтенант Движенко. Торопясь к лодочной переправе, они шли напрямик, чтобы успеть затемно переправиться на восточный берег Одера.