Сиамские близнецы

«Если рассуждать здраво, исходя из служебной субординации, — пытался разобраться Лей, — в Нойсбабельсберг должны пригласить меня, а уже моя забота найти сотрудника, который выполнит руководящее поручение. Однако меня не посвятили даже в суть дела. Что же такое сотворил Дорн в Лондоне? Как ему удалось превратиться в столь заметную для рейха фигуру? Кто помог ему? Только ли деньги шведского дядюшки? В чем секрет? Протекция, связи — это все, конечно, товар, это тоже продается и покупается, но ведь Дорн умудрился еще и выслужиться, и награду получить — по существу, ни за что. А тут… — Лей тяжело вздохнул. — Работаешь, работаешь, и все впустую! Гейдрих довольно ясно дал понять, что утвердиться на месте Лаллингера мне не удастся. Так пойдет дело, не успеешь оглянуться — и новоиспеченный гауптштурмфюрер уже твой патрон. А если поговорить с Дорном прямо, да еще слегка пошантажировать? Может, что и прояснится?…»

Продумав все это, штандартенфюрер Генрих Лей весьма радушно встретил гауптштурмфюрера Роберта Дорна. Поздравил с наградой и заметил как бы вскользь:

— Дост тоже получил за «Сиамских близнецов» крест. Конечно, успеха добились вы, Роберт, а Дост, по выражению Гейдриха, проявил «блестящие оперативные возможности», но… Надеюсь, вы не в претензии. Тем более повышены в чине.

Внимательно проследил за реакцией Дорна. Нет, не уязвлен, умеет держать себя в руках.

— Я рад за Фрица, — ответил Дорн, — надеюсь, итальянцы не подорвали его здоровья? Что с ним сейчас?

— Обмывает успехи, — усмехнулся Лей. — Кстати, вы держите старину Фрица в поле зрения, учитывая его способности на этот счет. Боюсь, как бы он не опоздал сегодня на поезд. Вы оба ночью покинете Берлин. Знаете?

Дорн кивнул.

— Почему вы не спрашиваете, в каком направлении?

— Думаю, я вернусь в Севилью.

— Нет. Вы вернетесь в Лондон. Но прежде… — Лей примолк. Даже не оттого, что пересиливал себя, готовясь сообщить Дорну главную новость. Он увидел, как холодные глаза Дорна просияли. Конечно, Лондон — не Севилья, и общаться с благовоспитанными джентльменами куда приятнее, чем с оголтелыми фалангистами.

А Дорн подумал о Нине Багратиони. Наконец-то они поговорят, глядя друг другу в глаза.

— Я вижу, вы рады, — сказал Лей, поняв, что наступила та минута, когда он может перевести разговор на волнующую его тему. — Все же предприниматель одержал в вас верх над офицером СД… Ну да и это на пользу рейху. А Дост поедет в Вену. Как блестящий оперативник, он направляется в распоряжение Зейсс-Инкварта. Я вообще-то с трудом поверил, что вы, Дорн, не «двойной» агент. Но все же… — он затаил дыхание, — скажите, Роберт, за какую услугу англичане отдали вам досье? Мы оба профессионалы и, полагаю, оба не верим в счастливую звезду, случай или удачный прыжок в окно. Ваши ссылки на близость к Мосли тоже не кажутся мне убедительными. Мосли не из тех кругов, откуда вы выудили свою ошеломившую руководство информацию. К тому же вы не можете не понимать, что ваш взлет… Состоялся бы он, если бы речь не пошла о престиже разведки? Об амбициях ее патронов? Все это удивительно напоминает ситуацию тридцать четвертого года. Тогда тоже кому-то было выгодно назвать черное белым, грубо сломать всю мою систему доказательств против вас. Если бы это было не так, вы не пришли бы ко мне, едва освободившись из-под стражи, не стали бы шантажировать меня моими старыми грехами времен Веймарской республики.

От откровенности Лея Дорну стало не по себе. Но он разыграл недоумение:

— Я не совсем понимаю, штандартенфюрер, о чем вы говорите. Наша вчерашняя встреча началась с ваших слов о необходимости забыть старое и сплотиться. Что снова настраивает вас против меня? Моя удача? В ней секретов нет. Моя скромная фирма позволяет англичанам несколько снизить процент безработных.

Лей посмотрел на Дорна с издевкой:

— Что, Дорн, не подготовили ответ? Без продуманных заготовок вы оказываетесь такой посредственностью! Да ладно, начальству виднее.

Лей встал. Дорн подумал, что штандартенфюрер излил желчь и этот странный, неприятный разговор закончен. Но Лей, глядя мимо Дорна в окно, проговорил подчеркнуто равнодушно:

— Некоторая неожиданность, Дорн. Вас ждет к себе рейхсминистр Гесс. Идите. За вами уже пришла машина…

Дорн не то чтоб испугался, скорее насторожился. «Зачем я понадобился Гессу? Гесс и я… Более чем странно. Даже смешно. Оказаться в окружении второго лица рейха — это ли не чудо для разведчика? Но это неестественно, как сказал бы Багратиони, а значит, рискованно», — подумал он.

Дорна привезли в Нойсбабельсберг к небольшому особняку с розарием. Розы уже отцвели. Некоторые кусты укрыты мешковиной. «А ведь и у нас так делают», — Дорн вспомнил, как однажды осенью пришел в Летний сад и увидел пирамидки из лапника над розовыми кустами.

Следуя за своим провожатым, Дорн быстро прошел оранжерею, пропитанную сладким ванильным запахом орхидей, и оказался в гостиной. Стены были увешаны витринами с коллекцией экзотических бабочек. Крупные, сине-черные, они напоминали засушенные цветы. Или колибри, тех птичек, что, как утверждается, должны обязательно порхать над орхидеями.

«Он что, любит природу? — спросил себя Дорн, оставшись наконец один в необычной гостиной. — Как-то не вяжется с представлением об этом человеке. Как же с ним держаться? Конечно, почтительно. В холопы не лезть, услуг не предлагать, но и беспомощного агентишку не строить из себя. Да, повезло, смог послужить рейху. Есть некоторые возможности, но не безграничные, исключительно в системе деловых интересов, ибо любая слишком активная попытка продвинуться дальше способна лишить того немногого, чего мне удалось добиться, работая в Англии, — может быть, так?»

— Эту коллекцию собрала моя мать… — услышал Дорн за спиной глуховатый голос.

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер, Дорн. Что вы пьете? Наверное, уже привыкли к коктейлю и элю?

— Благодарю вас, я не пью днем.

— О… — по лицу Гесса скользнула сдержанная гримаса удивления, и брови еще плотнее прикрыли взгляд. И так, из-под бровей, он изучающе смотрел на Дорна.

Дорн тоже рассматривал Гесса. Совсем такой, как на фотографиях, где он всегда рядом с фюрером, — не снимается один. Не хочет отделяться от светила или не хочет обнаруживать излишней самостоятельности? «Ему не откажешь в странном обаянии, — отметил Дорн. — Удивительно, он начал со мной говорить, словно мы давно знакомы и часто встречаемся. Задает тон всей беседе?»

— Поздравляю вас с наградой, — интонации чуть ли не дружеские. — Не каждому разведчику дано исполнить подобное.

— Хайль Гитлер! — щелкнул каблуками Дорн.

Гесс устало опустился в старинное кресло-качалку. Черты лица его смягчились.

— У нас частная встреча. Присаживайтесь… — тихо проговорил он, указав на кресло за журнальным ониксовым столиком у окна. — Если верить Гейдриху, а он из немногих, кому я верю, вы не только сумели обжиться в Англии, но и завели там приличный круг знакомств. Британская контрразведка вами не интересуется, во всяком случае, у нас таких данных нет. И это прекрасно… Хотя наводит на размышления. Почему так? Как к вам относятся англичане? Что вы сами думаете на этот счет? — Гесс позвонил в серебряный колокольчик. — Чай, кофе? Наверное, кофе, вы и так каждый день ровно в пять глотаете в Лондоне чай с молоком, хоть и не кормите грудью, — Гесс посмеялся добродушно.

— Пожалуй, действительно кофе, — слегка смещался Дорн, не зная, как реагировать на своеобразный юмор.

— С вами высокомерны?

— Нет. Но постоянно дают почувствовать дистанцию. Как я заметил, господин рейхсминистр, англичане равнодушны к иностранцам. А иностранцы, имеющие на островах дело или же получившие там работу, вызывают у них едва ли не сострадание — он работает здесь, поскольку на родине работать не может.

— Тонко подмечено. Уж не знаю, анекдот ли это… Но рассказывают так: английские туристы приехали, скажем, в Италию. И услышали, как кто-то назвал их иностранцами. Искренне возмутились. «Это вы иностранцы, а мы — англичане…».