«Батарея, огонь!»

Около полуночи над люком появилась голова Белокура:

— Товарищ лейтенант, за Унавой возле дороги от Корнина залегли какие-то люди и молчат, видно, заметили нас.

— Получше замаскируйтесь и внимательно следите за их действиями. Если услышите немецкую речь, стреляйте без предупреждения, — посоветовал командиру группы.

Минут через тридцать неизвестные исчезли, не предприняв никаких действий. Мы так и не узнали, кто там был, но решили, что это вражеские разведчики наблюдали за селом.

Перед рассветом с того же направления подошло несколько бронетранспортеров с пехотой. Остановились на другом берегу. Мы дали в их сторону три осветительные ракеты. Там засуетились, забегали, послышались приказы на немецком. Это послужило командой автоматчикам Белокура, они открыли огонь. Мы с Валерием тоже произвели два выстрела фугасными снарядами. Хотя в темноте прямых попаданий по бронетранспортерам не получилось, но у немцев началась паника, они поспешно отступили, даже не забрав убитых. Мы тоже боялись, что нам не поздоровится, если гитлеровцы такой оравой — бронетранспортерами и пехотой, ворвутся в ночное село, в селе ведь не применишь пушку, пришлось бы рассчитывать только на трофейный  пулемет, с которым мы не расставались с Курской дуги. Но, к счастью, немцы, не зная обстановки, решили отойти, и все обернулось в нашу пользу.

На рассвете послышался скрип телеги, и вскоре мы с Валерием увидели Ярыго и Шимченко, на конной повозке они везли бочку. Сразу на сердце полегчало: заправим самоходку топливом. Методом сифона, через шланг, вставленный в горловину бочки, аккуратно залили в систему питания все двести литров дизельного топлива, не пролив ни единой капли мимо баков. Вроде бы все было не так плохо, двигатель исправен, половина баков заполнена топливом, но на душе было неспокойно. И вчера за весь день, и этой ночью я так и не смог связаться с полком. Вчера, наверное, не хватало радиуса действия радиостанции, но ведь сегодня мы находились значительно ближе. Оставалось предположить, что полк или ведет тяжелый ночной бой, или уже оставил Попельню. Приняли решение перекусить за вчерашние завтрак, обед и ужин, а потом прорываться через немцев к полку в Попельню.

Ребята Белокура по-прежнему дежурили на своих местах, и мы с Валерой зашли в хату Мельника. Мария Федотовна поставила на стол целое блюдо разваристой картошки, соленые огурцы и свежие красные помидоры, а мы открыли две банки американской тушенки и с большим аппетитом закусили вместе с хозяевами. Насыщались мы в весьма высоком темпе, одновременно посматривая в окно, выходившее в сторону перекрестка четырех дорог. Внезапно обостренный слух уловил гул танкового мотора. Все выскочили на улицу. Прислушались. Это был гул дизельного мотора — значит, нашего! Доносился он со стороны Попельни — и все явственнее! Мы с Валерием, оставив у калитки добрых хозяев, побежали к самоходке.

Через несколько минут из-за церкви выскочила комбатовская самоходка, на ходу развернулась и остановилась возле нашей машины. Погорельченко быстро  спрыгнул на землю, поздоровался с нами за руки и бегло проинформировал о ситуации:

— Кольцо окружения прорвали. Сейчас с боями отходим в юго-восточном направлении, на Парипсы и Саверцы. Но у нас ранило Фомичева, тяжело, надо спасать. Экипажем пробиваемся через немцев в Фастов, спасти можно только в тамошнем госпитале. Уже трижды столкнулись почти нос к носу с немецкими танками, — закончил Погорельченко и глянул наверх.

Я вскочил на комбатовскую самоходку! За башней, на танковом брезенте, вытянувшись во весь свой богатырский рост, лежал без сознания мой боевой товарищ командир 1-го взвода Петя Фомичев — голова вся в бинтах, оставлены только щелочки для глаз, носа и рта. Подавляя слезы, с трудом нащупал пульс и с надеждой подумал, возможно, выживет Петр благодаря своему могучему организму. К несчастью, надежды наши не оправдались, позже мы узнали, что он так и не пришел в сознание, скончался в госпитале 31 января 1944 года.

У нас оставалось мало снарядов, Погорельченко дал нам семь штук из своего боекомплекта и заторопился в дорогу, взяв проводником Володю Аксененко из группы Белокура, а меня напутствовал:

— Ты пока держись на этом рубеже, возможно, придется, когда наши будут выходить из окружения, прикрыть их действия, а потом действуй по обстановке.

Трижды крепко обнялись, как у нас было принято перед боем, и комбат забрался в машину. Самоходка устремилась в сторону Фастова.

Около двух часов дня из леса со стороны Попельни внезапно галопом выскочили две пароконные повозки с нашими солдатами. Выяснилось: в районе аэродрома произошел тяжелый бой с немецкими танками, наши части понесли большие потери; этой оставшейся от взвода группе из двенадцати бойцов во главе с сержантом удалось поджечь бутылками с горючкой два танка и вырваться  из окружения; на лесной дороге они еще и атаковали немецкий обоз, завладев конным транспортом.

В нашем «войске» прибыло, теперь нас стало четырнадцать — это уже сила! Да еще Вася Шимченко из группы Белокура попросился к нам в экипаж водителем. Значит, уже пятнадцать! После короткого инструктажа Василий, будучи трактористом, сразу же хорошо повел боевую машину.

Когда стало ясно, что из Попельни больше никто не подойдет, мы двинулись в восточном направлении, на село Ерчики, оставив группе Белокура захваченных бойцами лошадей с повозками. Покидая ставшие нам родными Жидовцы, мы заметили высоко за облаками самолет-разведчик «фокке-вульф» — всегда он был предвестником бомбардировок! Так и на этот раз. Только успел заменить Шимченко за рычагами, как нас настигли четыре пикирующих бомбардировщика. При первом заходе самоходка шла на большой скорости с резкими зигзагами влево вправо — и все четыре бомбы взорвались за кормой! При втором заходе я резко остановил самоходку и дал задний ход — бомбы взорвались там, откуда машина пошла назад! Пока самолеты ушли на разворот, мы успели заскочить в село и встать под крону явора. Люфтваффовцы нас потеряли! Они, конечно, догадывались, что мы упрятались под дерево, но не знали, под какое, а их в селе много. И пришлось им уйти несолоно хлебавши, на этот раз даже не сбросив бомбы. Дуэль одной самоходки с четырьмя «юнкерсами» мы выиграли! Мои десантники, когда ушли самолеты, приподнялись от брони и заметно повеселели, заговорили, даже шутили, помогая друг другу стряхивать землю от взрывов.

В Ерчиках мы встретили только артиллерийский расчет с 76-мм пушкой, было их пять человек во главе с сержантом. От жителей узнали, что, если двигаться в  прежнем направлении, попадем к немцам, и Жидовцы уже в их руках. Решили до наступления темноты занять оборону, а потом выходить в сторону Фастова.

Пока стрелки и артиллеристы окапывались, пошли с Шимченко посмотреть дефиле — перешеек между двумя прудами, через которое нам предстояло пройти, так как другого пути не было. В селе не увидели ни единой живой души, все попрятались, предчувствуя близость боевых действий. Шимченко шел рядом и угрюмо молчал, видно, переживал за семью в Жидовцах, у него было пятеро детей. Осмотрели дефиле, оно оставляло желать лучшего, но выбирать не приходилось. Мы вернулись к своим.

Около четырех часов услышали гул моторов со стороны села Чернавка, и вскоре из ближнего леса в сторону Ерчиков выдвинулась немецкая колонна. В голове ее с небольшой скоростью шли танк и два бронетранспортера, за ними несколько автомашин с пехотой.