Последний штурм — Севастополь

Адъютант ускакал, а к Реаду подъехал Веймарн (начальник штаба), бывший к тому времени впереди у артиллерии.

— Надо атаковать! — сказал ему Реад.

— Как атаковать? Зачем?

Реад рассказал ему о приезде адъютанта. Напрасно Веймарн уверял, что тут есть какая-нибудь ошибка, и говорил, что боевой фронт еще не готов: не прибыл уланский полк, которому следовало поддержать правое крыло отряда. Реад и сам понимал, что дело что-то не так; но он был человек точный, немного свежий в Крыму, не знавший наших порядков; к тому же, он уведомил главнокомандующего, что начинает атаку… дело приняло другой смысл, и потому сообразив все это, двинул 12-ю дивизию на мост». ^{283}

Ожидаемый уланский полк так до конца сражения и не прибыл. Веймарн, утверждая что происходит недоразумение, что приказание не предполагает большего, чем открытие огня артиллерии, предложил Реаду самому съездить к главнокомандующему и разъяснить приказание. ^{284}

Но корпусного командира не могло уже остановить ничто. Он получил приказание «начинать» под грохот артиллерийской канонады, когда первый акт был уже начат, следовательно, дело идет о том, чтобы начать второй акт, т.е. атаку горы. Ему объясняли, что атаку горы приказано начать тогда, когда генерал Липранди начнет атаку Гасфортовой горы и проч. ^{285}

Биографы Липранди утверждают, что на все убеждения Реад произнес фразу, о которой многие исследователи до настоящего времени предпочитали не упоминать. Но, судя по положению дел очень вероятно, что именно это и мог он произнести, дабы развеять все сомнения окружающих и убедить самого себя в правильности действий.

«Генерал Реад отвечал на все это, что главнокомандующий мог изменить свое распоряжение. “Нет, уж лучше начинать” — присовокупил он — “а то, пожалуй, как не удастся, обвинят, как обвинили напрасно генерала Даненберга”». ^{286} Реад говорит о проигранном в ноябре 1854 г. сражении при Инкермане. Львиную долю вины в этой неудаче свалили на голову генерала Петра Андреевича Данненберга. В основу обвинений легло его, якобы, бездействие. Хотя доля вины Данненберга в поражении действительно есть, по справедливости ее следовало бы разделить в равной мере на многих, особенно на весьма бездарного персонажа, которым был генерал князь П.Д. Горчаков. Последний, сумев избежать позора за проигранную, в том числе по его вине, Альму, свалил всё на неименитого Кирьякова и вновь успешно «выкрутился».

Но так ли виноват Реад, как его обвиняют? После сражения Горчаков старался любыми средствами снять с себя вину за несогласованность действий. Схема, выбранная им, была на зависть любому адвокату, безошибочной:

— приказ отдан правильный и в нужное время;

— приказ был не понят и исполнен генералом Реадом с точностью наоборот. Когда адъютант добрался до Реада, наметился успех у Липранди, чьи войска после подготовки условий для атаки артиллерией, одну за другой стали очищать от сардинцев высоты. Горчаков получил донесение об этом и лично направился на левый фланг. И в этот момент произошло то, что предопределило ошибку: рота зуавов начала очищать предмостное укрепление.

Возможно, Реад, воодушевленный таким, сулящим победу началом, проникся уверенностью, что неприятель не ожидал атаки и решил не тянуть время, а начать наступление по всему фронту? В пользу этой версии говорит направленное им еще до начала действий 12-й дивизии донесение главнокомандующему, что «предмостное укрепление взято и французы бегут». ^{287}

Жаловаться на непослушание, на мнимую ошибку Реада князь Горчаков начал лишь тогда, когда обозначилась неудача атаки на Федюхины горы. На деле войска 3-го корпуса действовали в точности с диспозицией, врученной Горчаковым Реаду перед боем. В ней подробно были разработаны детали занятия этих гор. Горчаков видел главную цель в этом, а совсем не в нападении Липранди на Чоргун и высоты Гасфорта.

Сам Липранди в своих воспоминаниях указывает на двойственность толкования диспозиции, измененной, по его мнению, штабом главнокомандующего непосредственно перед сражением. Это уже основание для обвинения самого Горчакова в дезорганизации управления войсками еще до начала сражения. Свалить все на Реада было тем удобнее, что и сам Реад и его начальник штаба были убиты, и главные полковники у Реада были перебиты, так что можно было не опасаться никаких разоблачений. ^{288}

Горчаков ошибся: свидетелей оказалось достаточно, чтобы поставить под сомнение его версию. Существовал «…целый ряд свидетельских показаний, ясно говорящих о том, что Реад и не мог совершить этого невероятного, абсолютно немыслимого поступка и что кто-то здесь лжет: или Горчаков, или адъютант.

В пользу Реада говорят следующие аргументы:

1. Он никак не мог истолковать слов «начинать дело» только в том смысле, что должно лишь бомбардировать Федюхины горы. Как же еще «начинать» бомбардировать, когда он уже их бомбардирует? ^{289}

2. Для него была четко обозначена цель сражения: Федюхины горы и он начал бой за их взятие, действуя совершенно по диспозиции. По крайней мере, ни один из чинов его штаба не сказал ему о совершаемой ошибке.

3. Когда двинулась пехота Реада, Горчаков, услышав шум боя справа от себя, не принял решения остановить его, чтобы избежать таким образом потерь.

Итак, мнение о роковом приказе двояко: с одной стороны те, кто был с Реадом, с другой стороны те, кто был в штабе Горчакова. Первые утверждают, что а) приказ был; б) он поступил в то время, когда артиллерия вела обстрел Федюхиных высот и, естественно, трактовался Реадом однозначно — атаковать; в) было сказано что-то иное, что Реад унес с собой в могилу, а Красовский, «…которому выпала печальная доля отвезти слова растерявшегося главнокомандующего начальнику отряда перед Федюхиными горами по сю сторону моста, генералу Реаду», ^{290} предпочитает не помнить. В свою очередь вторые говорят, что а) приказа атаковать не было; б) приказ «начинать» поступил до открытия артиллерийского огня; в) Красовский сказал не более того, что известно всем.

Жертвами заблуждений и ошибок стали все. Это и Горчаков, уверовавший в успех 12-й и 7-й дивизий и отправивший на убой полки 5-й и затем 17-й дивизий, провалив возможность реализации успеха у Липранди, Бельграда и Веселитского. Это и Реад, уверовавший в возможность легкого занятия Федюхиных высот, поспешивший «осчастливить» главнокомандующего вестью о бегущих из предмостного укрепления французах… Это и Липранди, прекрасно начавший сражение, но не получивший подкреплений и в итоге понапрасну положивший свою пехоту.

В действительности, роковая ошибка предопределена всего лишь формализмом отданного приказа. Диспозиция, разработанная для войск генерала Реада, весьма точно предписывала последнему следующий порядок действий:

Во-первых, он должен был выйти к Федюхиным высотам и открыть по ним артиллерийский огонь. Соответственно, противник будет вынужден оставить свои позиции, а атака русской пехоты будет соответствующим образом подготовлена.

Во-вторых, как уже говорилось, при получении приказа от главнокомандующего, войска его корпуса перейдут реку Черную, затем канал и двинутся на Федюхины высоты. Это не подлежит сомнению, иначе зачем было готовить столь тщательно средства для переправы через водную преграду?