Мы еще вернемся в Крым

Артавкин рывком раскрыл заднюю дверцу машины. На кожаном мягком кресле кто-то лежал в шинели скрючившись, головой к противоположной дверце. То ли живой, то ли мертвый. Григорий дважды резко ткнул его дулом автомата. Немец глухо ойкнул от боли. Живой! Артавкин отступил и вскинул автомат.

– Хенде хох! Руки вверх!

Немец не шевелился. Подскочил Юрченко, сорвал у него с пояса кобуру с пистолетом и выволок из автомашины. Тот встал на ноги и послушно задрал кверху обе руки. От немца несло перегаром.

– Пьяный, гад! – выругался Юрченко.

На плечах добротной шинели тускло светились витые генеральские погоны. Юрчено быстро обыскал немца. Вынул из бокового кармана маленький браунинг.

– Командир, один живой! – крикнул Артавкин. – Генерал!

Новость обрадовала Сереброва. Захватить живого генерала далеко не так просто, и Вадим не помнит, чтобы кому-то из разведчиков флота удавалось доставлять такого знатного и ценного «языка». Хоть что-то важное группа сделала в тылу!

Он поспешил к машине. Включил свой фонарик, направил пучок света в лицо немца и замер. Серебров смотрел и верил и не верил своим глазам. Перед ним был человек, лицо которого он еще совсем недавно старательно изучал и запоминал по фотографиям в штабе разведывательного управления флота. Среднего роста…Лицо полное, но некруглое… Нос прямой, под носом маленькие усики, как у Гитлера. Массивный тяжелый подбородок… Неужели это он? Тот самый, ради захвата которого и высадились на Керченском полуострове? Не может быть!.. Неужели им так просто и легко удалось его заарканить?

– Вильгельм Гюнтер фон Штайнгарт? – спросил Серебров, придавая голосу твердость и властность.

Генерал, услышав свое имя и фамилию, вскинул голову и оторопело уставился взглядом в русского. Хмель мгновенно улетучился из него. Что это были русские, он не сомневался. Нисколько не сомневался! Предчувствия не обманули его. Случилось то, чего он так опасался. Еще там, под Керчью, в штабе корпуса, когда генерал фон Шпонек получил известие, что русские десантники ворвались в пригород Керчи, генерал-лейтенант Гюнтер фон Штейнгарт почувствовал опасность. И поспешил убраться из опасной зоны, поскорее уехать в тыловую и уютную Феодосию. И на тебе! Избежал опасности! Поторопился себе на горе. Поспешил, чтобы попасться русским прямо в руки.

– Вильгельм Гюнтер фон Штейнгарт? – повторил вопрос Серебров.

На него были направлены дула трех автоматов. Отпираться бессмысленно. Его узнали. Значит, охотились русские разведчики именно за его персоной… И еще одно важное открытие, которое он сделал в эти секунды: в штабе корпуса есть предатель. Тайный агент! Он успел сообщить русским о его отъезде. Иначе откуда они могли знать и поджидать его именно на этой дороге?

– Да, я есть Гюнтер фон Штейнгарт, – выдавил он из себя признание.

Серебров кивнул. Он получил подтверждение из уст самого генерала. Но внешне ни один мускул не дрогнул на его обветренном лице, словно ему часто приходилось брать в плен генералов. А в душе он ликовал! Надо же, как здорово подфартило!

– Громов, сюда! – повелел Серебров.

Алексей и без приказа уже подходил к пленному генералу.

– Переведи генералу, что мы – русские разведчики! Советуем ему вести себя благоразумно! Если генерал будет благоразумен, то мы гарантируем ему, что он останется в живых!

Алексей Громов перевел генералу слова Сереброва.

Гюнтер фон Штейнгарт понимающе закивал:

– Йа, йа! Да, да! Он на все согласен!

Ветер распахивал полы добротной шинели на меху, швырял в лицо мокрый снег и по одеревеневшему от страха лицу генерала скатывались то ли растаявшие снежинки, то ли горькие слезы обиды и глубокой печали.

– Переведи ему, что он может опустить руки, – сказал Серебров.

Алексей Громов перевел, и генерал, одобрительно кивнув, послушно опустил руки.

– Артавкин, обыскать машину! – велел Серебров.

Григорий вскрыл багажник – из него приятно пахнуло копченой рыбой. Моряк извлек из багажника увесистую картонную коробку с копченой рыбой, аккуратно завернутые в бумагу два осетра и севрюгу. Потом обследовал заднее сиденье и вытащил пухлый кожаный портфель.

Увидев свой портфель, генерал чуть не застонал. Ну зачем он возил с собой секретные документы?! Почему не послушался доброго совета подполковника фон Альфена, разбитного коменданта Феодосии, предлагавшего оставить их, особенно зеленую папку с грифом «Совершенно секретно», надежно заперев в стальном сейфе, а ключи взять с собой?

– Командир, портфелюга с документами! – доложил Артавкин.

– Передай Громову, пусть разберется! – велел Серебров. – Отходим в блиндаж!

И тут внезапно произошло то, чего никто не предполагал и даже не мог себе вообразить. Со стороны блиндажа на фоне темно-серого неба вырос четкий черный силуэт немецкого солдата с автоматом в руках. Раздался громкий властный окрик:

– Руки вверх! Хенде хох!

И воздух резанула автоматная очередь.

Гидрограф Усман Зарипов, который находился ближе других к этому внезапно появившемуся немцу, удивленно вскрикнул и, выпуская из рук оружие, плашмя повалился на землю. Тут же, согнувшись пополам, схватившись руками за грудь, беззвучно упал и Семен Юрченко.

– Ложись! – автоматически выкрикнул команду Серебров.

Алексей Громов одним прыжком очутился рядом с генералом. Алексей цепко ухватился за его шинель, привычно сделал подсечку и повалил плотного немца на мокрую мерзлую землю. А сам навалился сверху, своим телом прикрывая и спасая его.

Генерал забился в крепких руках Громова, пытаясь одолеть, освободиться и отчаянно, с хрипотой в голосе, заорал по-немецки:

– Спасайте меня! Спасайте! Я – немецкий генерал! Получите большую награду!

Заглушая крик немецкого генерала, справа от дороги прозвучала короткой вспышкой автоматная очередь. То подоспел Сагитт Курбанов. Пограничник стрелял без промаха.

Раздался приглушенный вскрик, и тот, кто еще секунду назад грозил смертью, сам повалился навзничь. Но и в лежачего, уже не живого немца, Артавкин и Петров всадили из автоматов длинные очереди.

Больше немцев не было. В наступившей тишине слышался лишь отчаянный крик генерала, который все еще пытался высвободиться из железных объятий Громова, да монотонный грохот волн и свист ветра.

Артавкин, с автоматом наизготовке, пригнувшись, короткими перебежками приблизился к заваленному врагу. Перевернул его, узнал в нем пленного ефрейтора:

– Гад! Наш пленный! Фриц! Как же он выпутался?

Как же он смог выпутаться? Ведь его связали крепко и прочно? Но на эти вопросы уже никто не сможет ответить. Фриц все-таки смог, он каким-то чудом выпутался и сразил двух моряков. Семена Юрченко, который связывал его веревкой, и лейтенанта-гидрографа Усмана Зарипова, футболиста, который разоблачил притаившегося под лежаком ефрейтора…

Петров склонился над Усманом. Но тот почти не подавал признаков жизни.

– Как же я вернусь, а?.. Без командира!

А Семену Юрченко торопливо перевязывал смертельные раны Сагитт Курбанов. Артавкин ему помогал.

– Сема, потерпи… Мы выкрутимся!

Громов легонько дал генералу под дых, чтобы успокоился и не дергался напрасно. И вразумительно пояснил, чтобы зазря не портил свои голосовые связки, поскольку никаких немецких солдат поблизости не имеется, что это был отчаянный одиночка, пленный ефрейтор, который случайно вырвался из блиндажа.

– Советую вести себя благоразумно, если хотите остаться в живых!

Алексей Громов помог генералу подняться с земли и встать на ноги.

Над морским горизонтом, как вспышки молнии, освещая тучи, внезапно засверкали яркие всполохи.

– Началось! – выдохнул Алексей, показывая рукой в даль моря. – Корабли бьют!

Вдали, над горизонтом, где море сближалось с тучами, вспыхивали ослепительные всполохи, словно одновременно засверкали множество молний, и оттуда, из близкого далека, сюда докатился раскатистый гром залповой пальбы тяжелых бортовых орудий. Небо прочертили огненные следы осветительных снарядов, которые вспыхивали и повисали над портом Феодосии крупными яркими фонарями. А в следующее мгновение там, на пристани в Феодосии, над портовыми сооружениями взметнулись вверх огненные кусты бесконечных разрывов, и все побережье, приморские кварталы города разом потонули в огромном, клокочущем, как в жерле вулкана, яростном буйстве огня.