Колеса ужаса

— А если не прекращу, то что будет? — с вкрадчивой угрозой спросил тот.

— Ты чересчур самоуверен, — вышел из себя Мёллер, — но есть предел тому, что может сойти тебе с рук, и если будешь богохульствовать, придется иметь дело со мной.

Порта приподнялся.

— Смотри, святоша, чтобы мы не понесли на этом пикнике лишней потери.

Старик вмешался в своей спокойной манере, которая всегда нас образумливала.

— Порта, оставь святошу в покое. Он не делает никакого вреда.

Порта высокомерно кивнул и плюнул через голову Мёллера.

— Ладно, святоша, то, что говорит Старик, имеет смысл. Только, ради своего же блага, не приближайся слишком к Йозефу Порте. И своему Богу скажи, пусть тоже соблюдает дистанцию.

Приблизясь вплотную к первой русской позиции, мы обнаружили тело немецкого унтер-офицера с отрубленными кистями рук и воткнутой в зад колючей проволокой. Глаза ему выкололи.

— Проклятые мерзавцы! — выкрикнул Легионер. — Они превосходят в жестокости даже риффов [53], а это говорит о многом. Только бы добраться до этих ублюдков!

У нас по коже поползли мурашки при мысли о русском плене и о том, что там с нами будет…

Мы лежали в подлеске, дожидаясь, когда вернутся Порта с Легионером, которые поползли разведать, откуда лучше всего атаковать.

Оба вернулись через полчаса. Свое дело они сделали превосходно. Порта утверждал, что смять позиции русских будет детской игрой.

Со свисавшей с губ сигаретой Порта шепотом объяснил свой план атаки. Начертил на снегу схему всего сектора и объяснил, где стоят часовые.

— Когда спустимся в траншею, здесь, слева, будет ротный бункер или что-то вроде. Во всяком случае, там внутри четверо офицеров. Постараемся взять их живыми. В нескольких ста метрах оттуда резкий поворот, и вот туг—телефонный бункер. Не удивлюсь, если комиссар сидит там.

— Хорошо бы, если б ты знал это наверняка, — вмешался Старик.

Порта совершенно забыл о необходимости соблюдать тишину и заорал:

— Тоже мне умник! Мне что, надо было спуститься, постучать в дверь и спросить: «Иван, прошу прощенья, ты не комиссар? Если да, мы берем тебя в плен!»

— Тихо ты, Порта. Я не в буквальном смысле.

Чуть погодя мы тронулись. У всех нас были русские меховые шапки, которые мы сняли с мертвых артиллеристов.

Тишину нарушил легкий предсмертный хрип. Малыш задушил часового удавкой из тонкой стальной проволоки.

Потом началось столпотворение. Из автоматных стволов сверкали вспышки. Трое наших были убиты на месте.

Старик бросил мину в первые увиденные силуэты, и в воздух полетели гранаты. В промежутках между взрывами слышались возгласы изумленных русских: «Немцы, немцы!»

Порта со смехом бежал по траншее, поливая огнем носившиеся в полном смятении темные фигуры. За ним следовали Легионер и Малыш с отрывисто лающими ручными пулеметами.

Старик и я выбили ногами дверь бункера, несколько русских скатились с коек, но не успели они понять, что произошло, как мы скосили их из автоматов.

По траншее со всех ног бежал громадный офицер. Шинель его была расстегнута, полы развевались. Когда мы бросились на него, с его головы упала фуражка с зеленым околышем. Я вонзил нож ему в пах и резко дернул вверх. Из раны хлестнула кровь.

Старик побежал за Портой и остальными. Они уже почти закончили свою жуткую работу.

Я потерял в бою автомат, но с саперной лопаткой в одной руке и пистолетом в другой продолжал яростно сражаться. Рубящий удар по голове упавшего солдата, который пытался сесть. Выстрел из пистолета. Вперед, вперед. Ноги двигались автоматически. Потом все было кончено.

На прощание мы бросали в бункеры мины. Они взлетали на воздух, словно тонкий слой земли при извержении вулкана. Старик выпустил красную и зеленую ракеты, подавая нашим сигнал, что мы возвращаемся.

Подталкивая в спины пятерых пленных, мы с тяжелым дыханием вернулись на свою исходную позицию.

Обер-лейтенант Вебер высокомерно приказал нам отправить пленников в полковой штаб, чтобы от них получили нужные сведения.

Порта рассмеялся ему в лицо.

— Нет, герр обер-лейтенант, эти русские останутся здесь. Это наша частная добыча. Но сведения вы получите, герр обер-лейтенант — сколько вам угодно.

Вебер принялся орать о бунте и специальных трибуналах, но на него никто не обращал внимания. Мы были очень уж заинтересованы нашими пленными.

Порта схватил ближайшего, запустил большие пальцы ему в ноздри и быстрым движением разорвал их. Пленник взвыл.

Порта наклонился к его уху и прорычал:

— Кто отдал приказ на представление той пьески, которую мы видели вечером?

Пленник, капитан с золотыми шевронами на рукаве, отчаянно пытался вырваться из этого дьявольского захвата.

— Отвечай, ублюдок! Кто распял наших товарищей? И что вы сделали с остальными?

Он с бранью выпустил перепуганного капитана и швырнул на пол бункера, а Малыш пнул его.

— Давайте следующего, — заревел Порта. Малыш с Легионером вытолкнули вперед майора к

Порте, тот, указав на вопящего комиссара, сказал:

— Посмотри на него, скотина, и поторопись с ответом, пока я не выколол тебе глаза!

Пленник отскочил назад с криком:

— Нет, нет, я все скажу! Порта насмешливо захохотал.

— А, ты знаешь этот метод, товарищ! Я раньше думал, что на такое способны только эсэсовцы. Кто распял наших друзей?

— Сержант Бранников из первого взвода.

— Хмм. Его счастье, что он мертв. Кто отдал приказ? Только на сей раз не называй фамилию убитого, скотина!

— Ком… комиссар Топольница.

— Где он?

Майор молча указал на пленного, стоявшего среди остальных, за которыми наблюдал Легионер.

Порта медленно подошел к комиссару и несколько секунд смотрел на маленького офицера, прижавшегося к стене бункера. Потом плюнул ему в лицо и сбил с его головы фуражку с зеленым околышем.

— Значит, это ты любишь разыгрывать из себя Сатану? Я освежую тебя заживо, но сперва ты у меня заговоришь, тварь!

— Я невиновен! — выкрикнул комиссар на беглом немецком.

— Конечно, — усмехнулся Порта, — но только в дюссельдорфских убийствах [54].

Он повернулся и подошел к бледному майору, стоявшему посреди бункера, — там, где Порта его оставил.

— Теперь отвечай быстро, или будешь расстрелян, советская мразь. Кто воткнул колючую проволоку в зад нашему товарищу и отрубил ему руки? Будешь говорить, или нам придется оставить тебя без ушей?

— Я не знаю, о чем вы, герр обер-ефрейтор…

— Какими вежливыми вдруг вы стали, псы. Должно быть, ты впервые обращаешься к нечиновному обер-ефрейтору как подобает. Твою память нужно слегка освежить?

Он ударил майора по лицу рукояткой пистолета, сломав ему нос.

Малыш подошел и с дьявольской усмешкой зашептал:

— Предоставь Малышу разобраться с ним. Я помню все пятьдесят пять фокусов, которые проделывали над нами в Фагене, пока я был там в полосатой робе. Черт возьми, Порта, дай Малышу заняться этим советским типом. Клянусь, он сознается во всем меньше чем через минуту.

— Слышишь, жалкий слюнтяй? — усмехнулся Порта. — Малыш хочет попрактиковаться на тебе. Что скажешь о нашем товарище? Кто воткнул ему в зад колючую проволоку? Кто отрубил ему руки? Отвечай, дрянь паршивая!

Он почти незаметно кивнул Малышу, тот бросился к майору с радостным криком, схватил его за сиденье брюк и перебросил через голову, словно куклу, потом швырнул через весь бункер, и он с силой ударился о стену.

Малыш тигром бросился на него. Мы услышали негромкое потрескивание, словно ломались сухие палочки.

Майор закричал так, что волосы у нас встали дыбом.

Старик застонал:

— Нет, нет, я уйду. Что бы они ни сделали, я не могу на это смотреть.

Вместе с ним вышли еще несколько человек, в том числе обер-лейтенант Вебер, бледный как полотно.

Малыш делал свое дело старательно, результативно. Накопленные за много лет ненависть и жажда мести изливались на представителя той системы, которая не особенно отличалась от «коричневого» режима.