Дневник расстрелянного (сборник)

Нет, мы не будем сносить древние замки. Не станем жечь картин и убивать детей. Но те, кто виноват в том, что наши города превратились в кирпичную пыль, что наша земля стала великим кладбищем — пусть не ждут и не просят пощады!

* * *

О книге.

Работая, я представлял ее так: она должна идти по нарастающей. Должна начинаться — что принесли с собой оккупанты. Первая группа рассказов должна вызвать чувство ужаса. И логическое продолжение ее — вторая группа: закипание возмущения, разочарования в пришельцах даже у тех, кто ждал их, помогал на первых порах или был безразличен. Первые, еще не оформленные возмущения.

Третья группа — это борьба. Люди, понявшие, что нет иного пути, чтоб спасти и себя и Родину, как уничтожение захватчиков. Она — вся действие. Она должна показать и отличных ребят, боровшихся с первого дня, и индифферентных, ставших патриотами, и бывших вражеских помощников, тоже ставших на путь борьбы.

Заключение книги — рассказ о приходе своих.

Итак, в первую группу входят рассказы: «Сливки», «Молитва», «Колыбельная», «Профессор Глузман».

Вторая: «Сибиряки», «Он туда вернется», «Деревянный крест» (не окончен).

Третья: «Дума о Калашникове», «Была весна», «Люба», «Говорит Москва». И еще несколько вещей, которые подсказывала жизнь.

Я не выбирал больших героев. И потому, что видел больше обыкновенных средних людей, и потому, что настроения, чаяния, любовь или ненависть миллионов — самое важное для движения истории и для этой войны тоже. Когда обыкновенный селянин, отравленный чувством обыденности, думавший, что немцы дадут ему клочок земли, удравший из армии, — когда этот селянин стал яростным бойцом за наше дело — это была самая большая победа, самое глубокое доказательство того, что мы — коммунисты — правы, что наши идеи мудрее, дальновиднее, человечнее всякой нацистской словесной спекуляции и всякого национализма.

Об этом пути людей к нам и хотел я рассказать. Если мне не удалось — тут многое виновато. Трудно писать, оторвавшись от своих, урывками, каждую минуту оглядываясь, не идет ли полицай или еще кто-либо.

Последнее же время нарастание событий заставило меня заняться практикой{32}, а как раз это последнее время и было богато событиями. Я считал необходимым участвовать в них потому, что это обязанность коммуниста, и потому, что только участие в них помогло дать тот материал, которым логически должна закончиться история о двух с половиной годах под немецкой властью. Я не жалею, что стал практиком, как не жалею, что побывал «под немцами». Если выживу, смогу рассказать о людях, об их делах много такого, чего, пожалуй, не рассказал бы и просто не мог бы узнать.

Если ж не выживу, мои рассказы и записи... (На этом запись о книге оборвана — Н. В.)

с. Вильховая.

Г. Занадворов

Примечания

{1}Письма и дневник печатаются в сокращении.

{2}Письмо Борису Палийчуку.

{3}Мария — жена Германа Занадворова

{4}Мать Марии.

{5}Фашистам и их лакеям — полицаям, жандармам, старостам.

{6}Поэт Палийчук.

{7}Хустина — платок.

{8}Имеется в виду поэт Борис Палийчук.

{9}Алик Аснаров.

{10}Киевский друг Германа.

{11}Радист подпольной группы «Красная Звезда», созданной Германом Занадворовым, Тит Кравец (он же — Толя).

{12}Речь идет о капитуляции фашистских войск в Сталинграде.

{13}Эту запись Герман положил в основу рассказа «Он туда вернется».

{14}Деньги, выпущенные гитлеровцами для оккупированной Украины.

{15}Шкапа — кляча.

{16}Леонид Иванов.

{17}Имеются в виду прошедшие через район партизаны.

{18}Так гитлеровцы называли банды националистов.

{19}Вот человек!

{20}Так немцы называли партизан.

{21}В медицинской комиссии у Г. Занадворова были свои люди, в том числе и Аснаров.

{22}Палач.

{23}Каюров.

{24}Митрофан Иванов.

{25}Блыскучи гудзыкы — блестящие пуговицы.

{26}3 сентября Италия подписала перемирие со странами антигитлеровской коалиции.

{27}Кравец.

{28}Каюров.

{29}Кличка одного из группы «Красная звезда», фамилия не установлена.

{30}Полицай Николай Яремчук.

{31}Игловой.

{32}Созданием подпольной организации «Красная звезда».