Дорогой бессмертия

– Спасти ребенка? Какого? – недоумевал дежурный.

– Я объясню вашему начальнику.

Наташу провели в хорошо обставленную комнату. На полу – пестрый ковер, под потолком – позолоченная люстра. За письменным столом, уткнувшись в бумаги, сидел краснощекий офицер. Он высокомерно окинул взглядом Косяченко. Про себя подумал: «Не дурна собой».

– Слушаю.

– В вашей тюрьме находится шестилетний мальчик Игорь Измайлов. Он болен.

– Откуда это вам известно?

– Он все время болеет, очень слабый мальчик. Я хочу просить вас, передайте его мне на изличение. Он сможет у меня остаться до освобождения родителей, я за ним присмотрю.

– А!.. – протянул гестаповец.- Но знаете ли вы, что мать его еврейка?

– Это неправда!

Офицер достал сигарету, закурил. Синяя струйка дыма поплыла вверх.

– А если подтвердится, мадам догадывается, как с ней поступят? А? За укрывательство!

– Я хорошо знаю семью Измайловых, поэтому и пришла.

– Мы одинаково караем евреев и тех, кто их укрывает. Вы это понимаете?

– Конечно.

– Так зачем же вы пытаетесь нас обмануть?

– Мне это делать незачем. Но если бы я вас обманула… О! Я представляю, как жестоко поплатилась бы!

Уверенное поведение Наташи Косяченко, ее настойчивое желание взять ребенка после сурового предупреждения поколебали гестаповца, и без того раздраженного отсутствием доказательств против Измайловых. По его распоряжению Игоря передали Наташе Косяченко. А через десять дней, за отсутствием прямых улик, семья Измайловых была освобождена.

Хуже сложилось дело с Зюковым и Наумеико. Их перевели из луцкой тюрьмы в лагерь для отправки в Германию. Это обстоятельство встревожило подпольщиков. Надо было принимать срочные меры. В лагерь можно было пробраться только представителям так называемого «украинского комитета помощи», который во многом содействовал немцам в отправке рабочей силы в Германию. Наташе Косяченко удалось очень четко выполнить задание и забрать Игоря из тюрьмы. Подкупленные таким успехом, товарищи и на сей раз поручили ей нелегкое задание: по поддельным документам пробраться в лагерь, встретиться с Зюковым и Науменко и предложить им бежать.

Солнце только коснулось верхушек деревьев, а Наташа была возле лагеря. Часовые тщательно проверили документы, осмотрели баночку с мазью от коросты и пропустили «медсестру» в зону лагеря.

Наташа отыскала Зюкова и Науменко и передала им план побега.

– Но куда после этого денешься?-вопрошал Науменко.

– Мы спрячем вас, – заверила его Наташа,- а потом уйдете к партизанам.

Косяченко пожелала друзьям успеха и ушла. А через несколько дней, во время этапирования в киверецкий лагерь, в самый решающий момент, Науменко заколебался.

– Это немыслимо, мы наверняка погибнем.

– Мы погибнем от бездействия. Рискнем, Коля? – настаивал Зюков.

Ответ не последовал.

– Николай, неужели струсил?

– Не хочу бессмысленно рисковать. Везде охрана. Надо выждать удобный случай. Легко начинать, да не легко кончать!

Зюков не переставал думать о побеге. Он предусмотрел все до мелочей и с нетерпением ждал наступления ночи. Под ее покровом пролез под колючей проволокой. Часовые друг от друга стояли на значительном расстоянии. Ползком Зюков выбрался из лагерной зоны.

Как условились с Наташей Косяченко, на рассвете Зюков тайком явился на квартиру к зубному технику, немолодой уже женщине Юлии Емрышко, проживавшей по улице Коперника. Она сочувственно относилась к патриотам, чем могла помогала им в их справедливой борьбе. Предупредить Юлию Петровну о возможном появлении в ее квартире беглецов Косяченко не успела. И неожиданно нагрянувший грязный, заросший Зюков напугал ее. Ей довелось только однажды видеть его в обществе Паши Савельевой, но она его хорошо запомнила. Долго они тогда беседовали об искусстве.

– Откуда вас занесло? А какой вид!

– С того света. А вид изменится. Озяб, сейчас бы глоток чайку…

– Конечно, конечно. – Юлия Петровна поставила на плиту чайник. – Сахара нет, залежалась всего пара леденцов.

Через несколько минут они вдвоем пили горячий кипяток.

– Роскошно! -восторгался Борис.

Утром Емрышко отправилась к Паше Савельевой.

– Ко мне могут зайти посторонние люди в любую минуту, Зюкова надо пристроить в более надежное место.

– Пусть вечером приходит ко мне.

Впервые Паша увидела Зюкова в лагере военнопленных. Он был тогда в полинявшей гимнастерке, стоптанных солдатских башмаках. До войны Зюков учился в институте. Его призвали в армию, а скоро началась война. Земля огласилась взрывами бомб. Зюков страстно любил поэзию и не скрывал от товарищей, что и сам пишет. В институте Борис полюбил философию. Кредом его жизни навсегда стал общественно-политический взгляд Виссариона Белинского: «Литература и искусство должны отражать действительность такой, какой она есть».

В одном из тяжелых боев рота Зюкова попала в окружение. С ожесточением пробивались советские воины сквозь вражеское кольцо, пытались соединиться с основными силами. И все же врагу удалось бросить сотню советских воинов за колючую проволоку. Одно время Зюков потерял было всякую надежду вырваться из плена. Но нашлись тогда неведомые друзья, помогли бежать. И с тех пор он смотрит смерти в глаза, не испытывая страха, всего себя отдает борьбе.

Паша ждала Зюкова. Как только он появился, Савельева с чувством облегчения сказала:

– Теперь вам придется у меня отсидеться, пока переправим в партизанский отряд. Может быть, только ночью сможете выходить в сад.

– Ночью я вижу лучше совы!

– Все шутите, а дел у нас еще много.

Только на шестнадцатый день Зюков покинул квартиру Паши Савельевой и город Луцк. Связные переправили его в партизанский отряд. В его рядах Зюков боролся с ненавистным врагом, проявляя смелость и мужество.

По-иному сложилась судьба Николая Науменко.

20. РАСПРАВА

Вечером на квартире Паши Савельевой собрались Измайлов, Ткаченко, Дунаева, Карст и Косяченко. Разговор шел о неожиданном аресте Григория Обновленного. Все знали: лишь крепкий, волевой человек сможет остаться в застенках гестапо несгибаемым. А как себя поведет Обновленный? Это обстоятельство беспокоило руководителя группы Виктора Измайлова. Он собрал совет.

– Одному из нас надо выехать в Ровно, – сказала Паша.-Там связаться с местными товарищами и с их помощью действовать. Я согласна с Виктором, оставаться в неведении мы не имеем права.

– Кого же ты предлагаешь послать, Паша? – Виктор посмотрел в задумчивые глаза Савельевой.

– В Ровно для связи должна поехать Нина Карст. Она хорошо знает жену Обновленного, знает город.

– А ты, Нина, согласна? – спросил ее Измайлов.

– Я готова.

Карст порекомендовали ехать в Ровно вместе с женой Григория Обновленного, будто бы для того, чтобы хлопотать об его освобождении. В этом случае будет меньше подозрений. Нина побывала у Марии Степановны. Женщины быстро договорились. Выехали вместе на грузовике. С ними был и малолетний сын Марии Степановны Андрюша. На полпути показалась встречная машина, груженная лесом. По тому, как она виляла, Нина определила: «За баранкой сидит лихач». Не успела опомниться, как раздался резкий удар по кузову. Лихач задел борт грузовика. От толчка металлическая бочка, стоявшая в кузове, покатилась и придавила Андрюше ногу. Крик Марии Степановны заглушил рыдания сына.

Медицинскую помощь оказали мальчику лишь в Ровно.

Два дня Нина искала доверенных людей, однако по указанному адресу их не оказалось. Карст начала отчаиваться. Время шло, а она ничего еще не сделала. С чувством неудовлетворенности Нина ходила по городу. И вдруг я встретил ее, задумчивую и обеспокоенную. От радости Нина чуть не закричала. Но я успел опередить ее восторг: «В городском парке, через час».

Такие отрывистые фразы для нас многое означали. Вступить в разговор на улице нельзя. Нина снова прошлась по центру, а затем свернула в парк.