Я — «Голос»

Краков — ровесник Киеву и во многом как бы повторяет его судьбу.

Киев и Краков… Не так уж много на свете городов, на облике которых столь ярко отразились бы судьбы народов, наций. Киев — «мать городов русских», Краков — «глава и матерь всего королевства».

Именем легендарного перевозчика Кия назван град на Днепре. Мифическим ореолом окружено также имя воинственного вождя Крака. Как гласят народные предания, Крак победил страшного дракона, жившего в одной из пещер Вавельского холма. На этом месте Крак в честь победы основал город и дал ему свое имя.

И трагические страницы в книге истории двух городов — рядом.

1240—1241 годы — годы нашествия полчищ хана Батыя на Киев и Краков. Воскресший из пепла Краков затем официально становится стольным градом Польши.

В прошлую войну черное крыло смерти, разрушения снова коснулось двух городов. Бабий Яр и Освенцим, взорванный Крещатик и заминированный, приговоренный к гибели город на Висле.

Не покорились. Седые главы свои не склонили. Выстояли.

Краков и Киев сегодня — города-побратимы.

Как и Киев, Краков вобрал черты современного социалистического города, неувядаемую красоту прошлого. Притихшие, потрясенные величием человеческого духа, пробивающегося сквозь мрачный фанатизм и аскетизм средневековья, стояли мы в Мариацком костеле перед огромным алтарем Вита Сквоша.

Дерево, ожившее под пальцами великого скульптора — польского Микеланджело, вот уже почти пять столетий глубоко волнует каждого, кто переступит порог храма. В центре алтаря — группа апостолов, поддерживающих скорбящую Деву Марию. Лица, фигуры святых полны динамики, трагизма. Мудрость, страдание, надежды, утраченные иллюзии прорываются сквозь католические каноны. И весь костел святой Девы Марии с его стрельчатыми узорами, сводами, двумя башнями — классический образец поздней готики. Большой двухбашенный костел кажется легким, устремленным в заоблачные выси, чем-то неуловимо напоминает человека с поднятыми руками.

Мы вышли из костела как раз в ту минуту, когда на Мариацкой башне, увенчанной шлемом, появился Трубач, и снова над городом поплыли волшебные звуки «Хейнала».

Вливаемся в оживленно жестикулирующую толпу туристов. Площадь. Я люблю эту шумную многоязыкую площадь. Кого только не встретишь здесь! Краков не случайно называют крупнейшим туристским центром народной Польши.

А вот и земляки-киевляне, присоединяемся к ним. Гид — молодой человек в очках, в модном свитере, со значком Ягеллонского университета — на чистейшем русском (русский изучают во всех школах народной Польши) поведал нам историю «Хейнала». Давным-давно высокая башня костела служила городу сторожевой вышкой. Однажды стражник — стражак — заметил клубы пыли, услышал конский топот: к стенам Кракова лавиной катили на своих низкорослых лошадях татары.

Стражник поднял горн, и сигнал тревоги понесся над спящим городом. Только вражеская стрела, пронзив сердце смельчака, оборвала «Хейнал». С тех пор прошло шесть веков, но ежечасно открывается дверца на башне Мариацкого костела, выступает деревянный трубач, и все повторяется сначала: звучит на все стороны света и внезапно обрывается «Хейнал»: «Жители мирного Кракова, помните».

Перелистывая у Зайонцев телефонную книгу, я без труда нашел знакомую фамилию. Позвонил молодому Скомскому. И ответил молодой Скомский. Но не тот, а сын Юзефа. Сказал, что отец должен быть с минуты на минуту, не успел договорить, как он действительно появился. Я не назвал себя, только поздоровался, однако сразу же услышал в ответ: «День добрый, капитан Михайлов, ждем тебя. Ты будешь самым дорогим гостем».

Юзеф принял меня в собственном доме. Когда-то он в разговорах со мной не скрывал своих опасений: сможет ли он, сын помещика, учиться в новой Польше. Теперь Юзеф профессор права Ягеллонского университета.

В 1945 году землю Скомских отдали настоящим владельцам — крестьянам. Скомский-старший еще шесть лет прожил при народной власти. Перед смертью шутил: «Подари мне, грешнику, Езус Мария, сто лят, и пан Скомский, пожалуй, созреет в коммунисты».

Юзеф после войны (народная власть учла его заслуги перед отчизной) поступил на факультет права, закончил Ягеллонский университет. Прошел на преподавательской работе все ступени: ассистента, старшего ассистента, кандидата и доктора юридических наук. Юзеф подарил мне книгу. Она не так давно вышла в Кракове. «Автономия воли в международном частном праве» — одна из тридцати пяти научных трудов профессора Скомского.

Еще студентом Юзеф женился. Жена — тоже адвокат. Сын Скомских — ему примерно столько лет, сколько было Юзефу в сорок четвертом, — студент факультета права.

Мы выполнили почти всю намеченную программу поездки. Остался только один пункт: Освенцим.

Что такое Освенцим в прошлом, все знают. Самый страшный из гитлеровских лагерей, доведенный до совершенства конвейер смерти. Ежесуточно превращающий в дым, пепел, горы волос, туалетное мыло, муку для удобрения до двух тысяч человек.

Освенцим — четыре миллиона убитых. Среди них наши боевые товарищи: дочь варшавского доктора, советская разведчица Ганка и польский крестьянин, батрак из Санки, Михал Врубль.

С нами Тадек с семьей. От Жарок до Освенцима — час езды. Тадек, один из немногих, кому до освобождения удалось вырваться живым из АИ — сокращенное название Освенцима (концентрационный лагерь Аушвиц).

…Наша «Волга» остановилась на широкой площади у входа в Освенцим. По решению сейма Польской Народной Республики бывший концлагерь объявлен на вечные времена памятником жертвам фашизма и борьбы польского и других народов.

Мы подошли к главным воротам лагеря. Теперь ворота открыты настежь. Опущен черно-белый шлагбаум. Над вратами в бывший ад сохранена страшная по своему цинизму надпись: «Арбайт махт фрай» — «Работа делает свободным».

У входа в музей — памятник Благодарности Советской Армии. 27 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта освободили Освенцим.

Пять лет над королевским замком Вавеля зловеще реял флаг с черной фашистской свастикой. Пять лет дымили печи Освенцима. Как хищный стервятник кидается на добычу, так набросились гитлеровские войска, отряды «Мертвая голова», фюреры разных рангов и полномочий на истерзанную, истекающую кровью землю. «Мы, — заявил обер-палач Ганс Франк, — добьемся того, чтобы стерлось навеки само понятие — Польша».

В кинозале музея нам показали двадцатиминутный документальный фильм. Факты. Только факты… Нескончаемой вереницей проходят по экрану десятки тысяч обреченных. Их избивают, травят собаками. А вот и конец пути: «баня» — сауна, где людей травили газом, печи крематория. Перед входом в крематорий пирамиды обуви, детские вещи, игрушки. И кадры Нюрнбергского процесса. Допрос бывшего коменданта Освенцима.

Когда ему задали вопрос: «Правда ли, что эсэсовцы бросали живых детей в пылающие печи?» — он немедленно подтвердил правильность этого, а дальше заявил: «Дети раннего возраста непременно уничтожались, так как слабость, присущая детскому возрасту, не позволяла им работать… Очень часто женщины прятали детей под свою одежду, но, конечно, когда мы их находили, то отбирали детей и истребляли».

А это что такое? Склад тюков. На тюках надписи: «Волос мужской», «Волос женский». Ими набивали матрацы, из них делали носки для немецких подводников.

На экране опять горы ботинок, горы трупов. Оркестр, составленный из лучших музыкантов Европы. Он исполняет «Танго смерти», заглушая стоны несчастных.

Стремясь уничтожить следы своих преступлений, гитлеровцы в январе 1945 года взорвали крематорий, рассчитанный на бесперебойную работу в течение десятков лет (через печи Освенцима и других лагерей Гитлер собирался пропустить, за небольшим исключением, всю Польшу), сожгли и уничтожили лагерную документацию. Стремительное наступление Советской Армии не только спасло польский народ от поголовного истребления, но и не дало уничтожить следы зверства [11].