Танкист

— И что, на самом деле лейтенанта присвоили, и на «Тигре» воевал? — никак не мог поверить комбат.

— Как на духу. За что и переведён был во взвод агитации и пропаганды переводчиком.

— Скажи что-нибудь по-немецки…

Павел произнёс фразу о погоде.

— Машину твою уничтожили фрицы?

— Уничтожили.

— А из команды или экипажа — не знаю, как правильно — кто-нибудь остался в живых?

— Никого.

— Вот. Стало быть, и ты там, в их машине погиб. Правильно, Куракин?

— Вам виднее, товарищ комбат, — дипломатично ответил офицер.

— Ты мне тут дипломатию не разводи. О нём знаем только я и ты. Если что, вместе отвечать придётся. А вдруг он шпион немецкий?

Куракин фыркнул.

— На кой чёрт немцам наша самоходка? У них сильнее есть, тот же «Хетцер» или «Фердинанд».

— Ты мне личный состав не разлагай! — пьяно погрозил пальцем комбат. — Мы отечественным оружием ихние хвалёные «Тигры» били и будем бить. Я на наших самоходках ещё в Берлин въеду.

Комбат задумался и неожиданно трезвым голосом сказал:

— Куракин, вроде как один из погибших сирота был, в документах адреса ближайших родственников нет.

— Так точно. Сержант Сазонов, командир самоходной установки.

— Могут же у нас однофамильцы служить?

— Так точно, товарищ комбат. Из моего взвода.

— Ты его привёл, вот пусть у тебя и служит. Он два танка подбил?

— Так точно, сам видел.

— Запиши их на себя. Документы погибшего ему отдай, и чтобы — молчок, никому. Это и к тебе относится, сержант. Утром у старшины получи комбинезон, шлем, а то выглядишь, как белая ворона.

— Так еле из самоходки выбраться успел, как она взорвалась. Всё обмундирование — в лохмотья.

Комбат по стаканам разлил остатки водки из фляжки.

— Тогда выпьем за новоиспечённого самоходчика! Воюй честно! А коли струсишь или руки перед немцем поднимешь, сам застрелю!

Они выпили, хотя у Павла после этих слов мурашки по спине пробежали. Сдаваться в плен он не собирался, но уж больно грозен был комбат.

Павел и Куракин вышли из избы.

— Похоронку на него писать собирался. Держи! — Куракин достал из планшета документы и протянул их Павлу.

— Сегодня со мной ночевать будешь, завтра соберём сборный экипаж, займёте землянку, где…

Павел кивнул.

— А машина?

— Ты о самоходке? Завтра или послезавтра из тыла после ремонта две машины придут. Сейчас не сорок первый год, техники хватает — с людьми плохо. А подготовленных, с боевым опытом и вовсе мало. Потери большие. В батарее один молодняк. Танкистов стараются после ранений в танковые части направить, самоходчикам внимание в последнюю очередь уделяют. Мы ведь по приказу не к танковым войскам относимся, а к артиллерии — пусть и к самоходной. Потому у нас не роты, а батареи.

— Да знаю я.

— Слово перед комбатом за тебя замолвил, потому что в бою видел. Если бы не это, ни в жизнь бы не подписался на скользкое дело. Помни это и не подведи меня.

— Слушаюсь!

Под комбинезоном погон у Куракина видно не было, и Павел не знал, в каком он звании.

Куракин привёл его в землянку, указал на топчан.

После боя и выпитой водки Павел уснул сразу, едва сбросив сапоги.

Утром он проснулся вместе с Куракиным. Когда офицер надел гимнастёрку, Павел рассмотрел маленькую звёздочку на погоне. Понятно, младший лейтенант.

Куракин повёл его к старшине — получать обмундирование. По дороге Павел открыл полученную вчера вечером солдатскую книжку. Так, сержант Сазонов Виктор Матвеевич, одного с ним года рождения, 53-й танковый полк 19-й механизированной бригады 9-го мехкорпуса.

— Товарищ младший лейтенант, а мы разве не в самоходном полку?

— В пятьдесят третьем танковом, у нас батарея самоходок есть для поддержки. Так что знай.

Старшина выдал Павлу новую гимнастёрку, бриджи, тёмно-синий комбинезон и шлемофон.

— Ты из какого взвода?

Павел посмотрел на Куракина.

— Из второго.

— Так Сазонов по ведомости всё получал три месяца назад. Ещё срок носки не вышел.

— Ты что, старшина! — взъярился Куракин. — Человек едва в машине не сгорел, в лохмотьях ходит, а ты — срок носки!

— Да я что? — смутился старшина. — Я разве против? Но не положено.

— Крючкотвор! В батарее два экипажа погибло и две машины в лом превратились, а тебе барахла жалко! У тебя же, как всегда, обмундирование бэу, а плачешься…

Павка всё-таки получил всё, и тут же, в каптёрке, переоделся.

— Во, другое дело! — восхитился Куракин. — Гляди, старшина, какие орлы у меня служат!

К полудню из «безлошадных» самоходчиков собрали экипаж. Павел увидел членов экипажа и расстроился. Это были сплошь молодые ребята — едва по восемнадцать лет исполнилось, и боевого опыта — никакого, да и самоходку знают неважно. Желания воевать и задора много, но в бою этого недостаточно. «В первом же бою подобьют, — подумал он, — как пить дать сгорим!»

И самоходку пригнали из ремонта латаную-перелатаную. На броне заплаты наварены, сама броня выщерблена, видно — машине крепко досталось.

Два дня Павел гонял подчинённых до седьмого пота. В первую очередь учил по команде быстро покидать машину — от этого в бою зависела жизнь. Хуже всего приходилось механику-водителю. От его сиденья до люка путь был самый дальний, да ещё и непростой. Попробуй вылезти сбоку пушки, когда сверху казённик мешает, прямо за водителем — сиденье наводчика, а слева — ящик со снарядами. Приходилось извиваться ужом.

В танкисты брали бойцов ростом не выше 170 см, но Павел подумал, что в самоходчики надо брать ещё более низкорослых. Хотя опять плохо — физических сил требовалось немало. Заряжающий тяжёлые выстрелы должен был брать из разных мест рубки, в тесноте, да ещё и на ходу. В СУ-85 девятнадцать снарядов помещалось в нише левого борта, восемнадцать — в ящике снарядном под орудием, десять — в вертикальном стеллаже у стенки моторного отсека, и один — в вертикальной нише у левого борта. Мало того, надо было в сутолоке боя не схватить по ошибке вместо бронебойного снаряда осколочный. Хоть на СУ-85 и стояла пятиступенчатая коробка передач, усилий при переключении она требовала много. И остро не хватало пулемёта.

Для защиты экипажа были два штатных автомата «ППШ» с полутора тысячами патронов и двадцать четыре гранаты Ф-1. Но это — уже на крайний случай, в основном для обороны, если возникнет необходимость покинуть подбитую машину. А в бою, когда немцы в атаку идут?

Павел спросил о пулемёте других самоходчиков.

— Пойдём со мной, — предложил командир самоходки.

Они вытащили из боевой рубки трофейный МГ-34.

— Хорошая штука, в коробке двести пятьдесят патронов. Хочешь — по пехоте стреляй, хочешь — вместо защитного используй.

— А как Дегтярёв?

— «Немец» понадёжнее будет. Наш при стрельбе длинными очередями клинит.

— Где взял?

— На поле боя, говорю же — трофей. Увидишь где — остановись и забери.

Павел взял на заметку.

Механик-водитель, Игорь из Пензы, был из молодых, но парень толковый. Павел показывал ему приёмы вождения, и тот схватывал всё на лету. Ему бы потренировать, покатать экипаж, но в условиях боевых действий это невозможно. Слава богу, все самоходки с рациями были, не надо было, как раньше, высовываться из люка и размахивать флажками.

Павел чувствовал, как за ним наблюдает Куракин. В принципе, всё правильно. Человек он в батарее неизвестный, с мутным прошлым. Но при встрече Куракин лишь одобрительно кивал головой.

— Тяжело в учении — легко в бою, — повторял он слова Суворова.

В один из дней батарею подняли по тревоге. Командиры экипажей собрались у комбата.

— Немцы пехотной силой в батальон при поддержке восьми танков прорвались вот здесь, — комбат ткнул карандашом в карту. — Наша задача — маршем зайти к ним с фланга и попытаться уничтожить танки. По машинам.

Самоходки шли колонной, на наиболее ровных участках грунтовой дороги развивая километров по сорок — сорок пять, почти максимум.