Хоть в СМЕРШ, хоть в штрафбат! Оружие Возмездия

– Так вот, тогда мы установили, что ночь Яковлев провел у своего резидента Совы. Но пришел он к нему поздно вечером; я и подумал: «А где Крот провел день?»

– Ну, мало ли где, – вставил Громов. – Посидел в привокзальном буфете, погулял по городу. В кино сходил, наконец!

– Так-то оно так, – продолжал Земцов. – Если бы не один любопытный фактик. Одна вездесущая старушенция из местных поведала мне интересную деталь. Оказывается, этот Яковлев заходил в дом напротив, якобы попить водички.

– Проверяли, – махнул рукой Горобец. – Я даже посылал к этой Блиновой майора Миронова.

– Ну, был наш субъект у нее – так что из этого?

– А то, товарищ полковник, что никто не видел, когда Яковлев от нее вышел!

– Постой, – встрепенулся Громов. – Не хочешь ли ты сказать, что он провел у нее весь день?

– Именно. Более того, уверен, что и сейчас он там. Больше ему все равно деваться некуда – город «закрыт».

Капитан указал на карту:

– Обратите внимание, где он оставил машину. Как раз не очень далеко от Деповской. Кроме того, собака поначалу взяла след именно в сторону этой улицы!

Офицеры молча переглянулись.

– Как только стемнеет, проверим эту гражданку Блинову, – заключил генерал. – Чем черт не шутит: может, ты прав, капитан.

2

Яковлев А.Н., агент «Крот»

Рядом со мной мирно спала женщина, доверчиво положив голову мне на плечо. За окном стояла глубокая ночь, но сон ко мне упорно не шел: слишком бурными и насыщенными были события предыдущего дня. Главное: я рассказал Нине все. Не упомянул только о своей предыдущей женитьбе и о том, что в Германии у меня сын. Решил отложить этот разговор на потом – я и так наговорил ей многое. Рассказал даже о сегодняшнем побеге.

Она слушала меня на удивление спокойно, почти ни о чем не спрашивая. Да и о чем было спрашивать, если и так все было ясно: перед ней не бравый герой-фронтовик, которого она так ждала, а обычная сволочь, предатель и изменник Родины.

По окончании моего рассказа Нина долго молчала, а я с волнением думал: «Вот сейчас встанет и укажет на дверь. Зачем я ей такой, ненавидящий даже сам себя?» Но все получилось совсем по-другому. Она медленно подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза, потом тихо сказала: «Ты должен сдаться. Не все же такие сволочи, как этот Ковальчук. А я буду ждать тебя: десять, двадцать лет…»

Недоговорив, женщина вдруг громко разрыдалась – по-бабьи, навзрыд. Немного успокоившись и утерев глаза кончиком платка, вдруг улыбнулась какой-то странной внутренней улыбкой и взяла мои руки в свои: «Ведь у нас ребеночек будет. В ту нашу встречу и зачали – на шестом месяце уже. Бабка Мария сказала, что мальчик родится. Такой же красивый, как ты…»

Я посмотрел в ее большие лучистые глаза, к горлу подступил комок, и теперь уже я заплакал скупыми мужскими слезами, уткнувшись в ее теплые колени. Нина же гладила меня по голове и повторяла: «Все будет хорошо, касатик ты мой. Все будет хорошо… Поутру соберемся и пойдем в этот самый «Смерч» – или как там его…»

Но пришли за мной уже ночью. В дверь громко забарабанили, и я сразу догадался: «Они».

– Сейчас открою! – крикнул как можно громче.

Нина встрепенулась, и я тихо зашептал ей на ухо: «Запомни. Для тебя я обычный советский офицер – больше ты ничего не знаешь. То, о чем я тебе сегодня рассказал, забудь начисто. Иначе погубишь и себя, и ребенка. В лагере вам не выжить!..» Стук в дверь повторился; со словами «Иду!» я зажег керосиновую лампу и пошел открывать.

Первым вошел молодой капитан с пистолетом в руках. Бегло взглянув на меня (я был в трусах и майке), он профессионально быстро осмотрел квартиру и крикнул:

– Все чисто! Входите, товарищ генерал!

Предварительно проворный капитан забрал у меня пистолет – тот самый, парторговский, еще спросил:

– Надеюсь, больше оружия в доме нет?

Я лишь отрицательно покрутил головой.

Вошедший генерал был высоким и худым. Позади него у дверей встал солдат с ППШ.

– Меня зовут Громов Василий Петрович. Я генерал-майор контрразведки «Смерш», – сказал он просто. – А вас как зовут?

– Яковлев Александр Николаевич. Бывший старший сержант Красной армии.

– Одевайтесь, гражданин Яковлев. Вы поедете с нами, – продолжал генерал.

Увидев лежащую на постели Нину, добавил:

– Вы тоже одевайтесь, если не ошибаюсь, гражданка Блинова.

– Гражданин генерал, – обратился я к Громову. – Она обо мне ничего не знала, для нее я обычный офицер.

Генерал на полминуты задумался, поглядев на испуганную женщину, натянувшую одеяло до самого подбородка:

– Хорошо, можете оставаться! Только завтра к девяти явитесь к нам в отдел. Знаете, где это?

Нина испуганно кивнула, а я с благодарностью подумал: «Молодчага генерал! Не побоялся взять на себя ответственность». Тогда же подумал, что расскажу ему все…

В оперативно-розыскном отделе в комнате для допросов, где я уже успел побывать сегодня утром, Громов предложил снять шинель, разделся сам и усталым голосом (не спал почти двое суток) спросил:

– Слышал, вы уже побывали здесь с утра?

– Да, ваш человек «на той стороне» дал мне номер телефона и назвал вашу фамилию.

– Вот и прекрасно: теперь я перед вами. Вас покормят, дадут ручку и бумагу и здесь же, за столом, вы опишете все: начиная с января 42-го и по сегодняшний день. Но сначала о главном: где тетрадь?

Я рассказал генералу, что в Энске на центральном кладбище есть весьма заметная могила купца 1-й гильдии Калашникова, захороненного еще в середине прошлого века. В метре от изголовья, примерно на глубине полуметра, в жестяной коробке и покоятся те самые знаменитые зайцевские записи.

Громов кивнул находившемуся тут же капитану (как я узнал впоследствии, его фамилия была Земцов), и тот быстро вышел. В дверях генерал повернулся:

– Поверьте мне, Яковлев, – от этой тетради для вас будет зависеть многое. Очень многое…Он вышел, а я остался в обществе сержанта-конвоира, неподвижно застывшего у дверей.

Глава 8 На «Ближней» даче

28 февраля 1945 г., г. Москва

В большом зале на первом этаже так называемой «Ближней» даче Сталина в Кунцево находились четверо: по красной дорожке неспешно прохаживался сам Верховный со своей знаменитой трубкой в руках; за длинным столом, покрытым темным сукном, сидели начальник Смерша Абакумов и профессор Терлецкий; на тахте у стены, поблескивая очками, расположился нарком НКВД Берия.

Докладывал научный заместитель Судоплатова, начальника отдела «С» (атомного), профессор Терлецкий:

– …Таким образом, рассмотрев и проанализировав записи профессора Зайцева, комиссия под руководством академика Курчатова сделала однозначный вывод: найденные записи покойного Зайцева имеют огромное научное и практическое значение. Наши академики считают, что с их помощью наша атомная программа продвинется, по крайней мере, на год вперед.

Сталин остановился, раскуривая трубку, потом спросил:

– Как мне докладывал товарищ Абакумов, помощь в нахождении тетради нам оказал немецкий агент Яковлев – это так?

– Так точно, – поднялся со своего места начальник контрразведки. – Его агентурная кличка «Крот»!

– Да… Крот, – задумчиво повторил Верховный. – Так что же, нам теперь его к ордэну представлять?

– Вот еще! – фыркнул нарком Берия. – В лагеря его, как прэдателя Родины. Он нарушил присягу, он три года вэрой и правдой служил немецкой разведке!

– Извините, товарищ Сталин, – встал Абакумов. – На этот счет у моего помощника генерала Громова имеется весьма хитроумный план.

– Это не тот Громов, участник операции «Утка» по ликвидации Троцкого?

– Так точно, это именно он!

– Ну, что ж, толковый товарищ. Он здесь?

– Дожидается в приемной.

– В таком случае, – приказал Верховный, – пусть войдет!

Генерал Громов, заметно волнуясь, вытянулся по стойке «смирно» – лично с Верховным он общался всего третий раз.

– Расслабьтэсь, товарищ Громов. Присаживайтэсь к столу, и не надо так волноваться, – улыбнулся Сталин.