Дорога на Стрельну

Вся одежда старшего лейтенанта была второго срока: и серая солдатская шапка, и короткая шинель, из-под которой виднелись жёлто-зеленые стёганые штаны, и валенки на двойной, а значит, уже дважды подшитой подошве. На рукавах его шинели, над обшлагами, красовались матерчатые красные звезды, которые к тому времени политработники, как правило, уже не носили. Старший лейтенант Шнитов приветливо и простодушно улыбался.

— Знакомьтесь с ротой, товарищ старший лейтенант, — все так же сухо проговорил капитан Зуев.

Быстрым движением подбросив к шапке ладонь, он повернулся и пошёл к своей землянке. Замполит Шнитов тоже взмахнул рукой, но с опозданием. Вместо ответа на приветствие у него получился прощальный жест вдогонку уходящему. Неуклюжий этот взмах вызвал в строю откровенный смех. Командир роты резко обернулся. Он хотел возвратиться и сделать солдатам внушение, но не успел.

— Расходись, ребята, — обедать пора, — сказал старший лейтенант. Строй тут же рассыпался. Капитан Зуев пожал плечами и пошёл дальше.

Вскоре на заснеженной полянке возле полевой кухни бойцы с котелками в руках уселись в круг кто на чем — на пустых ящиках из-под снарядов, на поленьях, а кто и прямо на снег. В середине на толстой чурке восседал старший лейтенант Шнитов. Усердно выгребая щи из котелка, он рассказывал, как получил своё назначение.

— Между прочим, я в вашу роту случайно попал. Собирались к вам совершенно другого товарища направить…

— А мы так и думали! — выкрикнул сержант Кирюк. В голосе его явно звучала ирония. — Построже кого-нибудь!

— Который знает, где раки зимуют! — раздались голоса.

— Вроде Ивана Грозного! — подытожил ефрейтор Нонин. До войны он учился на историческом факультете и по всякому поводу приплетал к разговору исторические события или имена. Его слова вызвали дружный взрыв смеха. Засмеялся и старший лейтенант Шнитов.

— Именно такого товарища к вам и собирались прислать. Потом уж так вышло, что меня направили.

— Як же таке могло получиться? — с недоверием, словно ожидая подвоха, спросил дюжий Охрименко. — Це дило треба розжуваты.

Недоумение, вызванное появлением этого улыбчивого замполита, было совсем не случайным. Для того чтобы стали понятны его причины, надо рассказать о событиях, предшествующих этому назначению.

Дивизия, в которую входила рота, занимала оборону левее Пулковских высот. Перед участком её обороны лежало широкое, заснеженное поле, перегороженное рядами кольев с колючей проволокой. «Колючка» тянулась и вправо и влево насколько хватало глаз. На другом краю поля, зарывшись в землю, сидели немцы. Зимние дни мало чем отличались один от другого. И рота, о которой идёт речь, ничем не выделялась ни в полку, ни в дивизии. Держала оборону, отбивала атаки… Но вот, с начала зимы сорок третьего года, рота попала в полосу невезения. Такое на фронте случалось с некоторыми подразделениями. Произойдёт какое-нибудь ЧП, пусть даже незначительное, — и пойдут, и пойдут неприятности одна за другой.

Началось с того, что во время хождения 1-го стрелкового взвода лейтенанта Зипунова в городскую баню боец Ямкин самовольно отправился навестить свою семью, жившую неподалёку. Боец был наказан. Случай этот попал в дивизионную газету. На роту легло пятно.

Вскоре после этого ефрейтор Нонин, посланный на краткосрочные стрелково-пулемётные курсы в дивизию, был в тот же день отчислен и отправлен обратно в роту. На встрече курсантов с начальником политотдела он вступил с полковником в пререкания из-за даты Ледового побоища, устроенного Александром Невским ливонским рыцарям. Начал ломать копья из-за сущего пустяка — из-за каких-то двух лет исторической хронологии.

Если бы на этих мелочах и остановилась вереница неприятностей, посыпавшихся на 2-ю роту, не о чем было бы и говорить! К сожалению, все это были только «цветочки». Потом грянула настоящая беда.

Четыре бойца из 2-го взвода, несмотря на неоднократные разъяснения начхима дивизии, врачей и непосредственных командиров, выпили жидкость из коробок своих противогазов. Думали, если пропустят её через фильтр — марлю с ватой, — вся вредность отфильтруется… Но не тут-то было. Троих с трудом откачали в медсанбате дивизии. Четвёртый ослеп.

Случай этот попал в приказ по фронту. Там говорилось, что данный факт является прямым результатом ослабления в роте политико-воспитательной работы.

Замполит, лейтенант Степанов, был подавлен случившимся. Он знал, что серьёзные неприятности последуют в первую очередь для него. Спрашивать с командира роты было ещё рано. Капитан Зуев был человек новый. К тому же перед самым назначением сюда он был награждён орденом Отечественной войны I степени за умелое командование ротой в другом полку дивизии.

Беда, как известно, не ходит в одиночку. На другой день после ознакомления командного состава полка с грозным приказом фронта — снова ЧП. Возвращавшаяся из тыла противника дивизионная разведка обнаружила в боевом охранении роты спящего часового. Замполит Степанов, и без того находившийся в смятенном состоянии духа, растерялся окончательно. Он не нашёл ничего лучшего, как умолчать в политдонесении об этом факте. Тем самым он усугубил своё положение. В политотделе дивизии было принято решение отстранить его от должности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Бойцы роты тотчас узнали об этом по «солдатскому телефону».

В окопах, в землянках, возле полевой кухни пошли разговоры. Жалели старшего лейтенанта Степанова. Не вредный, мол, был человек, грамотный. Интересно разъяснял международную политику и о положении на фронтах хорошо рассказывал.

Замполита, который должен был прийти на смену прежнему, заранее невзлюбили. Само собой разумелось, что пришлют такого, который себя где-то уже зарекомендовал в умении «довернуть гайку».

Так, собственно, и должно было произойти.

После снятия замполита Степанова начальник политотдела, полковник Хворостин, собрал своих политработников, в том числе прибывших из политрезерва фронта после излечения в госпиталях. Рассказав о подразделении, в котором произошло подряд несколько ЧП, полковник заключил:

— «Трудная» рота. Политотдел должен направить туда крепкого политработника. Такого, который сумеет помочь командованию навести в роте образцовый порядок. Есть ли среди присутствующих товарищи, которые хотели бы добровольно пойти туда замполитом?

Воцарилось молчание. Полковник Хворостин подождал с минуту, обводя собравшихся взглядом.

— Ну, что ж, — начал он. — Если нет…

Тут решительно поднялся офицер — высокий, худощавый, с тонким, как нож, носом.

— Старший лейтенант Щербачев, — сказал он. — Прошу меня назначить к этим архаровцам. Надо будет — рука не дрогнет! Возьму в ежовые. И в бараний скручу. Опыт работы с «трудными» у меня имеется.

Не успел он окончить, как со своего стула поднялся немолодой старший лейтенант — из тех, что прибыли из резерва фронта. До этой минуты он спокойно клевал носом.

— Старший лейтенант Шнитов, — доложил он. — Я тоже выражаю согласие пойти замполитом в ту роту.

Перед собравшимися, которые сидели в несколько рядов и вокруг стен в большой светлой комнате, стояли теперь два совсем разных человека. Один — худощавый, насупленный. Другой — полноватый, улыбающийся. Этот контраст вызвал у присутствующих улыбку. Заулыбался и полковник Хворостин, стоявший у стола. Не улыбался только старший лейтенант Щербачев. С нескрываемым презрением посмотрел он на своего конкурента. «Откуда ты такой выискался?» — выражал его взгляд.

— Какие у вас основания думать, что вы справитесь с такой трудной задачей? — спросил полковник старшего лейтенанта Шнитова.

— Оснований у меня не так много, как у товарища Щербачева, — ответил тот. — В ежовые рукавицы брать не умею. В бараньи рога скручивать тем более не способен. И образование у меня не бог весть какое — четыре класса школы, да вот курсы политруков прошёл на Ленинградском фронте. — Заметив, что его слушают внимательно, Шнитов добавил: — Учиться много не пришлось. Работал на заводе. Самообразованием, правда, занимаюсь постоянно.