Мост через реку Квай

После этого начался праздник. Полковник принял в его подготовке живое участие. Для солдат нет ничего страшнее безделья, твердил он, а посему приказал развлекаться. Несколько дней подряд солдаты вынуждены были репетировать. Пленные показали не только множество сольных номеров, но даже сумели поставить комедию, где переодетые в женское солдаты изображали «танцовщиц». Их появление на подмостках вызвало дружный гогот.

— Вот видите, Клиптон, — сказал полковник. — Вы критиковали меня в отдельных случаях, но я не допустил, не позволил им пасть духом. Люди выдержали — и это главное.

В этом была доля правды. Солдаты в Квайском речном лагере остались несломленными. Клиптону достаточно было оглянуться вокруг. Он видел, как радостно, по-детски смеялись пленные, глядя на представление, и в этой способности радоваться был залог того, что они сумели остаться людьми.

Наутро пленные двинулись в путь. В лагере остались только калеки и тяжелобольные. Их должны были эвакуировать в Бангкок ближайшим поездом из Бирмы. Офицеры ушли с солдатами. Ривзу и Хьюзу, к вящему их огорчению, тоже пришлось отправиться с колонной, хотя им очень хотелось взглянуть на то, как по сооружению, возведенному ценой стольких мук, пройдет первый поезд. Полковник Никольсон единственный получил дозволение остаться в лагере, чтобы затем сопровождать больных. Учитывая его заслуги, Сайто не мог отказать полковнику в поблажке, о которой тот попросил с обычным своим достоинством.

Теперь он шел по мосту широким шагом, торжествующе стуча каблуками о настил. Он победил. Мост был отделан без шика, но тщательно и с «законченностью», и теперь высился словно памятник мастерству Запада под таиландским солнцем. Он считал, что в последний раз обязан пройти по нему, как командир обходит строй перед парадом. Иначе не могло быть. Он олицетворял своим присутствием всех ушедших соратников, всех солдат, которые, конечно же, заслужили эту честь. К счастью, он был тут. Мост сработан надежно, ни одного слабого места; прекрасное сооружение. Но ничто не способно заменить хозяйский глаз, особенно если человек от начала до конца отвечал за работу; в этом он тоже был уверен. Разве можно заранее все предусмотреть? Жизненный опыт тоже его учил тому, что в последнюю минуту может приключиться самое невероятное, обнаружится щель или трещина. Лучший из подчиненных в этом случае растеряется и не сможет быстро принять решение. Разумеется, он и в грош не ставил донесения японского патруля, посланного комендантом проверить мост. Он хотел все видеть сам и теперь придирчиво разглядывал каждую балку, каждый стык.

Дойдя до середины моста, он перевесился через перила, как делал через каждые пять-шесть метров, всмотрелся в опору и удивленно замер в этом положении.

Хозяйским взглядом он сразу же усмотрел пенистый бурун над зарядом. Приглядевшись внимательнее, Никольсон различил приставшую к столбу какую-то коричневую массу. Он поколебался мгновение, перешел немного дальше и через несколько метров склонился над другой опорой.

— Странно… — пробормотал он.

Он постоял в нерешительности еще немного, перешел на другую сторону и поглядел там. Там тоже виднелся какой-то коричневый предмет, едва прикрытый дюймовым слоем воды. Смутное беспокойство охватило его. Как будто он увидел пятно, портившее весь внешний вид сооружения. Полковник дошел до конца настила и повернул назад, как это сделал до него патруль. Снова остановился на середине и долго-долго глядел вниз. Наконец, пожав плечами, он двинулся назад на правый берег. Дорогой он бормотал вслух:

— Два дня назад этого не было. Правда, с тех пор река спала… Скорей всего намело на опору кучку мусора. И все же…

В голове полковника возник очажок подозрения, но истина была настолько невообразима, что он еще был не в силах представить ее. Тем не менее безмятежность исчезла. Великолепное утро было испорчено. Он вновь подошел к перилам и склонился над этой аномалией. Чем объяснить ее? По-прежнему взволнованный, он вернулся на берег.

— Нет, это невозможно, — шептал он, отгоняя закравшееся подозрение. — Если только банда красных китайцев…

Понятие диверсии неразрывно было связано у него с гнусным коварством врага.

— Здесь это невозможно, — повторил он. Однако прежнее хорошее настроение больше не возвращалось.

Поезд был уже виден — правда, далеко. Полковник прикинул, что он прибудет не раньше чем через десять минут. Сайто, прохаживавшийся от моста к строю, несколько растерянно смотрел на приближавшегося полковника. Последнее время замешательство не покидало его в присутствии полковника Никольсона.

— Полковник Сайто, — властно промолвил тот. — Происходит что-то странное. Нам следует пойти проверить, в чем дело, до того, как пройдет поезд.

Не дожидаясь ответа, он стал спускаться с берега, намереваясь отвязать причаленную под мостом туземную лодочку и объехать на ней опоры. Ступив на пляж, он инстинктивно окинул его из конца в конец хозяйским взглядом и тут же увидел на влажно блестевшем галечнике электрический провод. Полковник Никольсон нахмурился и двинулся прямо к шнуру.

Он вошел в поле зрения Ширса в тот момент, когда пружинисто спрыгнул с крутого берега, — ловкость ему удалось сохранить ежедневной утренней гимнастикой.

Японский офицер неуклюже сполз за ним следом. А Ширса обожгла мысль, что злой рок еще не выложил на стол свои козыри.

Джойс давно уже заметил английского полковника. Но в том сумеречном состоянии, в котором он пребывал, метание полковника по мосту не вызвало в нем никаких новых чувств. Однако завидев появившуюся из-за спины полковника фигуру Сайто, он схватился за нож. Ширсу казалось, что полковник Никольсон силком тянет за собой японского офицера. При виде дикой нелепости положения, он в полуистерике заговорил сам с собой:

— Надо же, кто кого ведет! Англичанин тащит японца! Объяснить ему, шепнуть хоть словечко, одно-единственное…

Пыхтение локомотива доносилось все отчетливее. Японцы выстроились по местам, готовясь взять на караул. Двоих людей на пляже не могли увидеть из лагеря. Ширс в ярости сжал кулаки, мгновенно оценив ситуацию. Тренированная реакция тут же сработала, подсказав, что именно требуется совершить человеку, вставшему под знамена «Фирмы подрывных работ». Он выхватил из ножен кинжал и занес его для удара по всем правилам — рука отведена, ногти внизу, большой палец на основании лезвия. Сам он не мог пустить оружие в ход; это была безумная попытка воздействовать на Джойса, такое же инстинктивное движение, как раньше, когда он глазами гипнотизировал патруль на мосту.

Полковник Никольсон остановился возле провода. Сайто, ковыляя на коротеньких ножках, поспешал за ним. Все утренние волнения показались пустячными Ширсу в сравнении с тем, что он испытывал в это мгновение. Он начал громко восклицать, водя кинжалом перед собой.

— Он не сможет! Нет, он не сможет! Нельзя это требовать от мальчишки его возраста. Он получил гражданское воспитание и просидел всю свою юность в конторе! Я спятил, поручив ему дело. Я должен был быть на его месте. Он не сможет!

Сайто уже стоял рядом с полковником Никольсоном, наблюдая, как тот нагибается и поднимает провод. Сердце Ширса рвалось вон из груди, вторя жалобным безумным словам, вырывавшимся из горла короткими яростными всхлипами:

— Он не сможет! Еще три минуты. Три минуты, и поезд будет здесь! Он не сможет!

Один из партизан-таев, лежавший у пулемета, испуганно глядел на него. К счастью, стена джунглей поглощала крики. Ширс опомнился и, судорожно сжав рукоять ножа, зашептал, глядя на лезвие:

— Он не сможет! Боже всемогущий, сделай его бесчувственным! Отними у него рассудок хоть на десять секунд!..

В момент, когда он шептал свою дикую молитву, Ширс заметил движение в листве возле рыжего дерева. Ветви кустов раздвинулись. Ширс застыл, затаив дыхание. Джойс, согнувшись пополам, тихо спускался с крутого берега, держа в руке нож. Взгляд Ширса уперся в него и больше не отпускал.