Мы еще вернемся в Крым

– А пока крымские татары – наши активные союзники в войне, особенно в борьбе с партизанами, – сказал Хорст. – Они хорошо знают местность, осведомлены о дисклокации партизанских отрядов, добросовестно исполняют наши приказы, а главное, неутомимые разведчики и прекрасные проводники. Без помощи крымских татар нам вряд ли удалось бы так быстро и оперативно, за какую-то неделю разгромить и захватить почти все основные, запрятанные в горных лесах партизанские тайные склады и базы с продовольствием.

– Татар, если говорить откровенно, настроила против себя сама советская власть. – Родель снова наполнил вином свой бокал. – Задолго до войны Советы начали широкую кампанию по выселению и оттеснению татар с плодородных земель, проводили так называемое «раскулачивание», и на этих землях создали два района, полностью заселенных одними еврейскими переселенцами из Украины и Белоруссии. В тех районах были свои газеты и школы на еврейском языке. Татары в 1930 году даже пытались оказать вооруженное сопротивление, получившее название Ускуткое восстание, но их быстро и беспощадно подавили. Так что почва, как говорится, была подготовлена, и первый приказ командующего, распространенный в Крыму, обязал солдат вермахта лояльно и уважительно относиться к татарам, к их обычаям и вере, не вести себя так, как на просторах Украины. Приказ сыграл свою положительную роль. Татары нам поверили как своим освободителям и спасителям.

Рудольф, слушая выступления высших офицеров армии, не забывал о еде. Сейчас, мысленно облизываясь, он вспоминал, как на том вечере охотно поедал сочные, горячие, таявшие во рту, малюсенькие татарские мясные пельмени, татарские плоские лепешки, вкусно пахнувшие и пышные, и его любимые баварские сосиски, сваренные и слегка поджаренные. И запивал еду ароматным красным крымским вином, взятым из еще царских винных хранилищ.

И еще он думал о том, что строго секретный государственный «План Ост» хотя и перестал быть тайной, но его никто не отменял и он претворяется в жизнь. В Крыму пока идет подготовка к его исполнению, как сказал на том вечере бригаденфюрер СС, а в Киеве Рудольф своими глазами видел, как его реализуют специальные зондеркоманды СС.

Еще при выезде из Берлина генерал Штейнгарт потребовал, чтобы он забыл о чувствах сострадания и жалости. «Достижение величественной исторической цели, – обретение жизненного пространства, – внушал ему генерал, – невозможно без пролития большой крови».

Путь лежал через Краков и Львов. В Львовской военной комендатуре им выдали специальные командировочные предписания для проезда в Киев, поскольку город входил в закрытую прифронтовую полосу, куда из немецкого тыла пропускали лишь отдельных лиц, имевших особо важные задания.

Многие кварталы на окраине города уцелели, но в центральной части было много разрушенных зданий, и среди развалин, кучи мусора уныло торчали уцелевшие стены. На одной из главных магистралей, на перекрестке, машину остановил военный патруль. Проходила большая колонна военнопленных. Их изнуренный, истощенный вид говорил о том, что они находились в пути уже много дней без пищи и воды.

Время от времени раздавались автоматные выстрелы. Сопровождавшие военнопленных охранники убивали каждого, кто, ослабев, не мог двигаться, падал. Охранники в форме СС, сытые, упитанные, с закатанными по локоть рукавами, подходили сзади, пускали короткие автоматные очереди и, не оглядываясь, шагали дальше.

От увиденного у Рудольфа вспыхнуло естественное чувство жалости и сострадания к несчастным и обреченным, засосало под ложечкой, но он тут же вспомнил наставления дяди-генерала, взял себя в руки, заставил замолчать это чувство, недостойное истинного арийца. Перед ним расово-неполноценные люди.

А на другой день Рудольф увидел, как претворяются пункты «Плана Ост». После приема у рейхскомиссара Коха генерала Штейнгарта и его свиты, учтивый чиновник из Главного имперского управления безопасности любезно пригласил на совместную «непродолжительную экскурсию»:

– Вы убедитесь своими глазами, как осуществляется «окончательное решение» по очищению Восточного Пространства!

На штабных машинах прибыли на окраину Киева, где сеть противотанковых рвов с естественными глубокими оврагами образовывала оборонительную систему столицы Украины. В этом районе оккупационными войсками был выбран и оцеплен рядами колючей проволоки большой участок местности, имевшей короткое русское название, которое Рудольф не запомнил. Кругом много военных. Главным образом, эсэсовцев в черных мундирах. Через громкоговорители звучали, создавая иллюзию праздника, популярные и бодрые мелодии немецких песен – «Мы идем на Британию», «Слава Пруссии», «Лили Марлен»…

– На внешней и внутренней стороне, – пояснял чиновник, – охранение несут несколько рот эсэсовцев и куреней украинских националистов. Внутри действуют специальные команды службы безопасности, а точнее, эйзацкоманда 4 «А» и приданные ей подразделения.

– Кто начальник? – спросил генерал.

– Он идет к нам, – ответил чиновник.

Подошел эсэсовец высокого роста, торопливо козырнул.

– Начальник эйзацкоманды штандартенфюрер Пауль Блобель, – представился он и отрапортовал, что в ее составе 150 сотрудников, что им в помощь приданы 45‑й и 303‑й полицейские батальоны и бойцы украинского Буковинского куреня, и, не скрывая усмешки, добавил – Занимаемся переселением!

– Переселением? – не понял шутки Штейнгарт.

– Да, герр генерал!

– Сюда привозят так называемых переселенцев, которых мы переправляем в иной мир, – пояснил чиновник. – В основной массе это евреи, враги рейха, а также русские, украинцы, поляки и другие ненадежные лица, подлежащие в плановом порядке истреблению.

Одна за другой на огражденную территорию въезжали грузовые автомашины с высокими бортами, крытые брезентом. Из них торопливо выгружали людей: женщин разного возраста – от молодых девушек до преклонных старух, пожилых мужчин, подростков, детей. Малолетних детей несли на руках. Всех окружали эсэсовцы с плетками и кнутами. Требовательно звучали команды:

– Шнель! Шнель! Бистро! Бистро!

Громко звучала музыка.

А дальше действовал конвейер. Сначала все «переселенцы», один за другим, цепочкой проходили вдоль ряда столов. На одни столы складывали документы, на другие – ценности, на третьи – взятые с собой вещи. Потом, обреченных, подгоняемых эсэсовцами, которые орудовали пинками, кнутами, плетками, гнали к другим столам, где они раздевались и складывали одежду и обувь. И все молча, обреченно, покорно. Одна женщина несла отчаянно плакавшего ребенка, она его успокаивала, гладила по голове, но надрывно-визгливый голос остро вонзался в бодрые мелодии музыки…

Раздетых донага людей выстроили вдоль края глубокого рва, лицом к обрыву. Многие обнимались, прощались, а в спину им дружно трещали автоматные очереди…

Потом вдоль края шли эсэсовцы и, если на дне рва кто-то шевелился, вновь гремели выстрелы. Когда образовывалось два-три слоя трупов, саперы подрывали противоположный склон рва, и убитых засыпало замлей. И так продолжалось до тех пор, пока противотанковый ров или овраг не заполнялся доверху.

– Вся эта операция потребовала, как показала практика, значительно больше времени, чем предполагалось вначале, – деловито объяснял генералу учтивый чиновник. – Чтобы отправить в иной мир три тысячи переселенцев, нам понадобилось двое суток, а не сутки, как было запланировано.

Два года – с 29 сентября 1941 года по 29 сентября 1943 года, – ровно 730 дней, 103 недели подряд с неумолимой методичностью сюда приезжали по проторенной дороге машины, привозили людей и шло выполнение «Плана Ост». Первые пять дней убивали преимущественно евреев, а потом, 725 дней, всех подряд, русских, евреев, украинцев, заложников, партизан, подпольщиков и просто мирных жителей…

Глава восьмая

Капитан-лейтенант Дмитрий Слухов, немного поспав, вернулся на катер.