Око за око

Ульхасс и Ристин, а с ними и ее муж поняли наконец, что происходит.

После очередного толчка самолет приземлился — так же гладко и уверенно, как взлетел в воздух. Он остановился перед зданием из ржавых листов железа. Тут же появился парень в хаки и подкатил лестницу к двери, расположенной у левого крыла.

— Выходите! — крикнул он.

На плече у него висела винтовка — на случай, если Ульхасс и Ристин окажутся опаснее, чем кажутся на первый взгляд. Впрочем, они не демонстрировали никакой враждебности, только жалобно ворчали, что расстояние между ступенями лестницы для них слишком велико.

Горячий удушливый воздух ударил тугой волной. Сэм уже много лет не играл за юго-восток и успел забыть, какой тут отвратительный климат.

Игер остановился у основания лестницы, чтобы помочь Барбаре спуститься. Проблем у нее не возникло, но она удивленно огляделась по сторонам.

— Хорошо, что ребенок должен родиться зимой. Я бы умерла, если бы мне пришлось рожать в августе, да еще в такую погоду.

— Пошли, ребята, спрячемся от жары, — сказал охранник, показав рукой на дверь здания аэропорта, где уже скрылись ящеры. Как только они отошли от лестницы, в самолет забралось несколько цветных, чтобы достать багаж.

Внутри здания оказалось еще жарче, чем снаружи. У Игера возникло ощущение, будто его поджаривают на чудовищной сковороде. Ульхасс и Ристин прохаживались взад и вперед и явно наслаждались «чудесной» погодой.

— Если бы мне было не лень шевелиться, я бы с радостью их удавил, — сказал Сэм.

Барбара кивнула. И даже от такого короткого движения на лбу у нее появились капельки пота.

От дальнего угла здания аэропорта отъехал крытый фургон, запряженный лошадьми, — он ничем не отличался от того, на котором они путешествовали из Чикаго в Денвер. Через минуту за ним последовал другой, потом еще один.

— Что там такое? — спросила Барбара.

— Вы и военнопленные поедете в следующем, — ответил охранник. — Они отправляются разными маршрутами, чтобы ящеры не предприняли попытку освободить пленных, которых мы перевозим в лагерь.

— А где он находится? — спросил Игер.

— Хот-Спрингс [12] расположен примерно в шестидесяти милях к западу, чуть южнее отсюда.

— Никогда там не бывал, — проговорил Игер.

— Неужели? Ты же играл в бейсбол, я думала, ты везде бывал, — насмешливо фыркнула Барбара.

Игер покачал головой.

— Я играл в Эль-Дорадо в Лиге хлопковых штатов, лет десять назад, на следующий год после того, как повредил лодыжку. Половину сезона лига проигрывала. Хот-Спрингс тогда в нее не входил. Я слышал, они стали членами лиги несколько лет спустя, когда она снова начала набирать силу.

Чернокожие носильщики сложили багаж в заднюю часть фургона и исчезли. Игер успел забыть, каким законам подчиняется жизнь на юге: здесь много цветных, и самая тяжелая работа всегда достается им. Неожиданно ему пришла в голову поразившая его мысль: что, если ящеры победят в войне и чернокожее население юга Америки встретит их криками восторга? Завоеватели станут обращаться со всеми — с белыми и неграми — одинаково… как с черными.

Сэм, Барбара и ящеры проделали девятьсот миль от Денвера до Литтл-Рока немногим меньше, чем за пять часов. Шестьдесят миль до Хот-Спрингс они ехали целых два дня. Однако Игер не жаловался. Пока они не добрались до места своего назначения, можно считать, что у него отпуск. Местность вокруг поражала своей красотой: сосновые леса постепенно сменились эвкалиптами и амбровыми деревьями, растущими в живописных каньонах. А какие здесь витали ароматы — яркая, живая, молодая зелень!

Казалось, Арканзаса война практически не коснулась. Сэм заговорил с водителем фургона, и тот пояснил:

— Когда ящеры только прилетели, они довольно много бомбили алюминиевые заводы около Боксита, но их удалось восстановить. А так… нам не особенно досталось.

— Да, это видно и по шоссе, — заметила Барбара, и Сэм кивнул.

Они миновали всего несколько проржавевших машин, которые стояли у обочины шоссе 70. У большинства были открыты капоты, словно все автомобили решили одновременно обратиться за помощью к дантисту. Детали, которые могли оказаться полезными, разумеется, нашли новых владельцев.

К тому времени, когда фургон добрался до Хот-Спрингс, Сэм отчаянно завидовал чешуйчатой шкуре Ульхасса и Ристина. Москиты доставляли им с Барбарой массу неудобств, а ящеры, казалось, вовсе не обращали на них внимания.

— Может быть, мы для них невкусные? — предположил Ристин.

— Я тоже хочу быть невкусным, — мрачно заявил Сэм.

Хот-Спрингс оказался средним городком, удобно расположившимся между зелеными склонами гор Уошито. Шоссе 70 подходило к нему с юго-востока и шло дальше на юг, мимо бань (так сказал водитель). В более счастливые времена сюда съезжались люди со всего света и купались в горячих источниках, давших имя городу и принесших ему славу. Фургон миновал зеленый массив Арлингтонского парка, затем бани Фордиса, выстроенные из известняка и кирпича, затем оштукатуренное здание бань Куапо, крыша и купол которых были выложены красной плиткой и украшены мозаикой, проехали мимо административного здания национального парка Хот-Спрингс. Фургон повернул налево у заповедника, и глазам пассажиров предстали роскошные пятиэтажные башни военно-морского госпиталя.

Они миновали одноэтажное белое строение, въехали в крытый коридор, ведущий к одной из башен.

— Ну, вот и приехали, ребята, — объявил водитель. Оглянувшись через плечо, он посмотрел на пленных ящеров. — Вы должны постоянно оставаться под крышей, когда пойдете внутрь.

— Будет исполнено, недосягаемый господин, — ответил Ристин, хотя вопрос о том, готов ли он подчиниться на самом деле, оставался открытым.

Разведка у ящеров была поставлена великолепно, поэтому здесь старались устроить все таким образом, чтобы все представляющее хоть какой-то интерес находилось под крышей.

«Интересно, — подумал Игер, — а где фальшивые фургоны разгружают фальшивых пленных?»

Он оставил багаж в фургоне и поспешил за своими подопечными в здание госпиталя. Барбара последовала за ним. Оказавшись внутри, Сэм заметил, что Ульхасс и Ристин разговаривают на смеси английского и родного языка с симпатичным человеком с капитанскими нашивками на рукаве. Сэм решил, что незнакомец, наверное, его ровесник. Он подождал, пока офицер его заметит, затем отдал честь и сказал:

— Сержант Сэмюель Игер прибыл из Денвера с женой Барбарой и пленными ящерами по имени Ульхасс и Ристин.

Капитан ответил на его приветствие с сильным нью-йоркским акцентом:

— Рад познакомиться с вами, сержант и миссис Игер. Меня зовут Бенджамин Берковиц. — Он посмотрел в какие-то бумаги, скрепленные вместе. — Генерал Гровс чрезвычайно высоко отзывается о вашей способности общаться с ящерами, Игер. Насколько мне известно, его похвала дорого стоит. Генерал слов на ветер не бросает. Как вам удалось добиться таких поразительных результатов с пленными? До войны вы работали переводчиком?

— Нет, сэр, я профессиональный бейсболист, — покраснев, ответил Сэм. — Все знания о существах из космоса я почерпнул, читая научную фантастику.

Берковиц ухмыльнулся и стал похож на ребенка.

— Знаете, сержант, я тоже. Более того, благодаря этому мы с вами на два шага опережаем всех остальных. Потому что обладаем гибким умом! — Он еще раз заглянул в свои бумаги. — Мы решили разместить вас с супругой и пленных наверху в комнатах четыреста двадцать семь и четыреста двадцать девять. Давайте сегодня устраивайтесь — ужин у нас в восемнадцать ноль-ноль, иными словами, через полчаса, — а завтра в восемь ноль-ноль явитесь сюда вместе с ящерами.

— Очень хорошо, сэр, — ответил Сэм. — Хм-м… наши вещи остались в фургоне, сэр.

— Вам их принесут, — ответил Берковиц. — Ваша задача — пасти наших новых друзей.

Комната в госпитале наверняка будет не такой удобной, как их квартира напротив здания Денверского университета, но мнения Игера никто не спрашивал. Он надеялся, что Барбару не слишком огорчит перемена. Она ведь не имеет к армии никакого отношения, но все равно вынуждена терпеть неудобства, связанные с военной службой.