Добро Пожаловать В Ад

— Никак намечаются значительные перемены?

— Как знать?.. — Он вытянул под столом ноги и мечтательно представил разметавшуюся в постели Вику. — Пути Господни неисповедимы.

— Ладно! — шеф стал предельно деловым. — Вылетай сегодня. Есть возможность с Чкаловского до Моздока, военным бортом. Быстрее и удобнее, но… я бы не советовал.

— А я легких путей не ищу, — встал Якушев. — Забронируйте рейс до Минеральных Вод, а на месте я как-нибудь разберусь.

Лукьянов протянул ему влажную ладонь.

— Смотри, со своими переменами на рейс не опоздай. Ни пуха!

— К черту! — рассмеялся Якушев, сплюнул через плечо и трижды постучал по столу.

Вот она, прелесть журналистики — нежданно-негаданно, вопреки собственным планам на ближайшие дни, по первому требованию шефа срываться с места и лететь куда-то к черту на кулички. Прошло то время, когда, получив задание, он ни секунды не раздумывал: работа есть работа. Но теперь в его жизнь вошла Вика, вошла, чтобы остаться в ней и изменить устоявшийся холостяцкий уклад раз и навсегда. И именно сейчас ему как никогда не хотелось уезжать.

«Варанов, — думал он с неприязнью, — папенькин сынок. Так и готов в рай на чужой шее проскочить. Не ногу он вывихнул — задницей почуял, чем с Чечни напахнуло. Вот и решил перестраховаться, пока не поздно».

… Вика уже встала и, запахнутая в халатик, теплая и домашняя, встречала его в прихожей. Приподнявшись на цыпочках, чмокнула его в щеку.

Якушев знал, что под тонким халатиком на ней ничего нет, и это его возбуждало…

— Шеф вызывал?

— Ага…

Он провел ладонью по ее гибкой спине. Вика затрепетала, прикрыла томно большие, небесного цвета глаза, и дыхание ее сделалось прерывистым сладострастным. Пальцы сами собой скользнули под халат, коснулись упругого и горячего, вздрогнувшего от желания бедра. Впившись поцелуем в ее тонкие сочные губы, он поднял девушку на руки и понес в зал…

Они расслабленно лежали на смятой простыне, Якушев курил, разглядывая безукоризненно побеленный потолок.

— Ты надумала? — повернувшись к подруге, спросил он.

Она счастливо кивнула.

— Выйдешь?.. — переспросил он так, будто она могла передумать.

Улыбнувшись, она опустила голову на его грудь, нежно перебирая скрученные волоски.

— Выйду.

— Вика! — восторженно вскричал он, швыряя окурок в пепельницу.

— Еще не успел жениться, а уже голос повышаешь?

Якушев вскочил, с ходу запрыгивая в брюки, застегнул молнию и обернулся с наигранным возмущением:

— Ты еще не одета? Вставай, иначе опоздаем.

— Куда? — удивленно спросила она, но привстала. Сдернув с кровати простыню, обернулась ей.

— Куда, куда?! — передразнил Якушев. — В ЗАГС.

В ЗАГСе пыл жениха остудила служащая — престарелая тетка с равнодушным лицом человека, видавшего за годы работы всякого. На взволнованную реплику Якушева: «Нам бы расписаться!», оторвавшись от очень важной справки, сурово посмотрела сначала на него, потом на кутавшуюся в песцовую шубку Вику. И вынесла приговор:

— У нас жесткая очередность. На ближайшее время все окна заняты.

При чем тут окна, и кем они заняты, Виктор спросить постеснялся, теряясь под насмешливым взглядом служительницы.

Тетка раскрыла толстый журнал, порылась в нем и предложила:

— Пожалуйста, конец января вас устроит?

— Ждать целый месяц?! — горячо возмутился Якушев, счастье которого напрямую зависело от расположения тетки. — Нам бы поближе…

— Ничем не могу помочь, — ответила та и уткнулась обратно в справку.

Якушев боялся взглянуть на Вику. Губы ее обиженно дрожали, и в глазах блестела подозрительная влага.

— Подожди меня за дверью, хорошо?

Вика кивнула и ушла в коридор.

Якушев статуей вырос над теткиным столом и устремил на жрицу Гименея, профессионально изображавшую крайнюю занятость, преисполненный праведного возмущения взор. Но тетка в жизни была не новичок, и его гипнотическим усилиям не поддавалась.

— Я, кажется, все ясно разъяснила. На январь…

Якушев решился на испытанный прием, достал из кармана дубленки загодя приготовленную стодолларовую банкноту. Положил ее поверх справки.

Трюк сработал. Тетка дрогнула лицом и посмотрела на него уже с интересом. И накрыла деньги страницей.

— Ой! Как я сразу не заметила!.. — удивилась она собственному ротозейству и расцвела июньским тюльпаном. — Есть окно на пятое января. Если вам подойдет, пожалуйста.

«Две недели, — подсчитал Якушев. — Надо шефа известить, а то заменит месяца через полтора».

— Мы согласны.

Неприметным мановением руки, которому позавидовал бы Копперфильд, банкнота исчезла в недрах стола. На теткином лице расплылась заказная учтивость. Подав чистые бланки и взирая на Якушева как на ожившее божество, умиленно пропела:

— Заполните, пожалуйста…

Глава двенадцатая

Получив багаж — спортивную сумку с теплыми вещами, фотопленкой и чистыми видеокассетами, Якушев сдвинул мешающие при ходьбе кофры с камерами и вышел на площадку перед аэропортом. День еще только зарождался, но было достаточно тепло и тихо и немноголюдно. Надувал слабый ветер, шевелил облысевшие ветви высоченных тополей.

Со стоянки к нему подошел, наигрывая ключами, парень в кожаной куртке.

— Куда, командир?

— В Моздок.

Парень задумался, прикидывая в уме расстояние и сумму.

— Четыре сотни.

Якушев сгоряча отказался, в кармане командировочными лежало каких-то два миллиона.

— Смотри! — кисло предупредил парень. — Автобусом туда часов пять пилить, больше потеряешь. Темнеет рано, на каждом блокпосту шмонать станут. Доберешься к завтрашнему дню.

Не зря ли он отказался от предложения Лукьянова лететь бесплатно с Чкаловского аэродрома? Поговаривали, правда, что иногда армейцы часами не выпускали репортеров из самолета, а то и вовсе, подчиняясь чьему-то нелепому приказу, заворачивали назад. Да и шагу потом не давали ступить самостоятельно. Якушев же хотел работать независимо, и быть независимым с самого начала.

— По рукам, — нехотя согласился он. — Расчет по приезду.

Водитель кивнул и направился к прижавшемуся к тротуару жигуленку.

Ехать пришлось около двух часов. Якушев дорогой молчал, разглядывая окрестности. Водитель, поймав на приемнике музыкальную волну, мурлыкал себе под нос…

Им велели остановиться на блокпосту у поселка Прохладное. Водитель достал из бардачка документы и вышел к перекрывшему проезд бородатому автоматчику. Второй проверяющий открыл дверь со стороны Якушева.

— Документы, — потребовал он, придерживая съезжающий автомат.

Виктор предъявил редакционное удостоверение, паспорт. Автоматчик, увидев штамп с московской пропиской, буркнул:

— А вас что сюда тянет?..

— Работа, — ответил он тем же тоном.

Осмотрев салон и не найдя в нем ничего подозрительного, военный отошел к блокам и сделал пометку в регистрационном журнале.

— Проезжай! — разрешил он водителю.

Захлопнув багажник, тот прыгнул за баранку и запустил двигатель.

Отъехав от поста метров на пятьдесят, заслышав позади глухой гул, водитель свернул к обочине.

Мимо пронесся зеленый уазик, за которым, растянулись боевые машины пехоты. Трещали моторы, выбрасывая в небо клубы сизого дыма. Гремели, отбрасывая ошметки грязи, гусеничные траки. Из башни головной машины по пояс торчал танкист в шлемофоне, равнодушно глядя на прижавшиеся к обочине жигули.

… На въезде в город, развернувшись, не доезжая бетонного контрольно-пропускного пункта, где вытянулись в ожидании досмотра машины, водитель затребовал плату:

— Дальше не поеду! — заявил он категорично. — Проверка за проверкой. Пока до гостиницы доберешься, измахратишь нервы…

В самом центре Моздока, возле типового трехэтажного здания комендатуры, царило постоянное движение. Входная дверь поминутно бухала. Показав часовому пропуск, за ней то и дело исчезали военные, с хмурыми лицами выныривали назад и расходились пешком или же уезжали на машинах, в зависимости от ранга.