Подвиг тридцатой батареи<br />(Второе, переработанное издание)

Вскоре прогремел еще один взрыв, а вслед за ним послышался сильный удар о землю, за которым уже не последовало взрыва.

Александер поглядел на Соловьева:

— Один, кажется, не разорвался?

— Думаю, что так, надо посмотреть, что за штука к нам прилетела.

— Наверняка немцы что-то новое придумали. Уж очень сильные удары.

Через полчаса огневой налет прекратился. Соловьев и Окунев вышли из-под массива на холм. Все кругом было вспахано тяжелыми снарядами. В районе казармы догорали остатки бани, несколько матросов пытались тушить огонь, но смысла в этом уже не было. Тяжелый снаряд разрушил здание изнутри, остались только закопченные стены с зияющими провалами окон.

«Придется армейцам свою баню строить», — подумал комиссар. В батарейной бане последнее время мылись главным образом бойцы армейской части. Личный состав батареи чаще пользовался душем.

Неразорвавшийся снаряд был необычно велик. Баллистический наконечник при ударе о землю отвалился, но и без наконечника снаряд был длиннее двух метров. Окунев смерил калибр — 610 миллиметров.

— Двадцать четыре дюйма! Да, таких снарядов еще не было на свете.

— Судя по количеству снарядов в залпе, — рассуждал Окунев, — немцы палили из двухорудийной батареи. Надо обнаружить эту батарею.

— Искать, надо искать новые ветки, — торопливо заговорил комиссар. — Сейчас доложим Моргунову и Октябрьскому. Они включат в это дело авиацию, партизан, войсковых разведчиков. Найдем, обязательно найдем. Наши снаряды, правда, поменьше, но, если накроем, немцам несдобровать. Разнесем любую батарею.

— Все это правильно, — подтвердил Окунев, — но сначала надобно ее найти. Думаю, что это мортиры. А это, комиссар, посложнее. Сам понимаешь, мортиры немцы могут поставить за крутым скатом высоты. Они-то будут палить и доставать нас, а мы их — нет. А вот то, что наши снаряды поменьше, это, к сожалению, правда. Такой «поросенок», — Окунев ткнул носком ботинка в блестящий бок снаряда, — весит раз в шесть-семь больше нашего снаряда.

— Что же, он около двух тонн весит?

— Пожалуй, не меньше…

Неразорвавшийся снаряд 610-мм мортиры.

Сквозь рваные облака вынырнули семь «юнкерсов» и один за другим стали пикировать на огневую позицию батареи. Где-то сбоку зачастили зенитные автоматы, подняли неистовый стрекот счетверенные пулеметы. Помкомбатр, комиссар и четверо бойцов, бывших с ними, бросились в укрытие. И едва захлопнулась за ними тяжелая стальная дверь, как взрывы потрясли холм. Одна из тяжелых бомб взорвалась над бетонным перекрытием, состоявшим из рельсовых балок, покрытых двухметровым слоем железобетона и тремя метрами земли. Взрывом разметало землю, обнажило бетон и выщербило в нем небольшую лунку.

Хорошо потрудились курские и орловские мастера, строившие батарею. Умелыми руками приготовленный бетон выдержал удар бомбы, весившей тонну.

Под вечер Александер вышел поглядеть на неразорвавшийся снаряд, но на месте его зияла воронка с опаленными краями. Командир вначале было рассердился, подумав, что над ним подшутили. Но тут же понял, что снаряд мог сдетонировать. Чтобы проверить свое предположение, Александер связался с комиссаром, уточнил, где лежал снаряд, и окончательно убедился, что его взорвала бомба.

Двое бойцов, сопя и чертыхаясь, пронесли донную часть разорвавшегося снаряда. Она поражала своей величиной. Александер на глаз определил — не меньше двадцати четырех дюймов. Донная часть при взрыве отвалилась целиком, отсюда Александер сделал вывод, что снаряд бетонобойный. «Значит, специально для нас подвезли, проверяют крепость бетона и нервов. Хорошо, правильно воюем, ежели они такие пушки вынуждены тащить сюда, под Севастополь!»

Вскоре из Москвы был получен запрос: насколько достоверны сведения о двадцатичетырехдюймовых орудиях. Нет ли преувеличения? Комиссар рассердился и приказал сфотографировать рядом со снарядом инструктора политотдела Крымского района береговой обороны Калинкина. К этому времени вокруг батареи валялось уже несколько таких неразорвавшихся снарядов. На обороте снимка Соловьев написал: «Рост старшего политрука 180 сантиметров, длина снаряда 240 сантиметров». Политрук Устинов сфотографировал еще несколько человек рядом с этим снарядом.

Один неразорвавшийся снаряд Подорожный отвез на грузовике в артиллерийскую лабораторию, свалил его около здания, но внутрь закатить не смог. Лабораторное начальство было занято другими делами. Когда немцы заняли Севастополь, то разоружать свой снаряд не стали, а когда уходили из города, им было не до него. Разоружили этот снаряд наши саперы и артиллеристы только осенью 1957 года.

В 1943 году, когда в руки наших войск попали некоторые документы фашистской ставки, выяснилось, что стреляли две 610-миллиметровые экспериментальные мортиры типа «Карл». О другой экспериментальной артиллерийской установке, калибром 800 миллиметров, в этих документах почему-то не упоминалось. О ней, правда, сообщали немецкие пленные, но точных данных не было. Наши пленные, возвратившиеся после войны в Севастополь, говорили о каком-то чудовищном снаряде, который вначале не разорвался, но потом сдетонировал от близкого взрыва.

Бывший командующий береговой обороной флота генерал Моргунов вначале даже сомневался в том, что у немцев было такое орудие. Но фельдмаршал Манштейн в своей книге «Утерянные победы» утверждает, что было. В книге этой много неправды. Автор подчас клевещет на советских воинов, но его рассказу об экспериментальной пушке «Дора» можно поверить, так как преувеличивать свои силы ему не было смысла. Впоследствии удалось обнаружить и снимки этой пушки.

Манштейн пишет, что гигантское экспериментальное орудие, называвшееся «Дора», было доставлено под Севастополь по приказанию самого Гитлера. Командовал орудием генерал-майор. Под его начальством находилось более полутора тысяч человек. Только для прикрытия с воздуха держали в постоянной боевой готовности два дивизиона зенитной артиллерии. Сотни вагонов обслуживали эту чудовищную пушку. Энергию для нее вырабатывал специальный энергопоезд, два состава перевозили боеприпасы, для деталей разобранного орудия тоже требовался целый состав.

Так выглядела пушка «Дора» (по рисунку из немецкого журнала).

Кроме того, сотни платформ везли готовые смонтированные железнодорожные пути, по которым должно было потом двигаться это чудовищное сооружение. Длина ствола была тридцать метров, лафет достигал высоты трехэтажного дома. Снаряд весил около четырех тонн.

Зачем понадобилось такое орудие?

По словам Манштейна, помимо еще двух 24-дюймовых мортир, под Севастополем было несколько сот тяжелых орудий калибром 11, 12, 14 и 16 дюймов, но вся эта артиллерия оказалась бессильной против русских башенных батарей.

— Ваши батареи словно заколдованы, их ничем не взять, — говорил на допросе пленный фашистский лейтенант.

800-миллиметровая «Дора» была предназначена для стрельбы по Тридцатой и Тридцать пятой батареям. Немцы полагали, что бетон или броня не выдержат разрыва четырехтонного снаряда и несколькими прямыми попаданиями они выведут из строя любую из наших крупнокалиберных батарей. Но для того чтобы добиться прямых попаданий, нужны идеальные условия. А таких условий артиллерия осажденного Севастополя немцам не давала. Как только раздавался выстрел этой сверхмощной пушки, ее местонахождение засекала наша инструментальная разведка, и к месту выстрела сразу же летели снаряды все той же Тридцатой батареи. Она была ближе всех к знаменитой «Доре», и поэтому ее выстрелы были наиболее опасными для сверхтяжелой пушки.

Однажды тяжелый снаряд «Доры» угодил в камбуз батарейного городка. На месте приземистого одноэтажного здания вырос высокий столб дыма и пыли, озаренный багровым пламенем. От камбуза осталась только большая воронка.