Знамя на холме (Командир дивизии)

— Служу Советскому Союзу!

По уходе капитана Богданов еще работал некоторое время. Он и его помощники были очень утомлены, поэтому почти не говорили о вчерашней победе. Коротко доложив и выслушав приказ, люди уходили делать то, что стало важным и необходимым сегодня. Их отношение к комдиву наружно не изменилось, но во взглядах, обращенных на полковника, даже в удовольствии, с которым люди выполняли его приказы, было заметно то новое, что сопутствовало теперь Богданову в мнении окружающих. Казалось, с минуты, когда комдив не посчитался с усталостью людей, он приобрел их доверие. Но и самому полковнику все это стало понятно позднее, так как думать сейчас о чем-либо, не относящемся непосредственно к новой боевой задаче, он не мог.

Последним в комнате остался подполковник Веснин. Штаб дивизии, по приказу Богданова, уже перебрался вперед, ближе к фронту, ушедшему на запад, и подполковник торопился ехать на новое место. Он как будто еще похудел за последние сутки, и в его неестественной оживленности наступали частые паузы, минуты странной неподвижности, когда Веснин как будто засыпал, не закрывая глаз.

— Отдыхайте, Александр Аркадьевич, — сказал Богданов. — Кончим на этом.

— Слушаю… Благодарю вас! — сказал Веснин взволнованно.

Ни он, ни Богданов не вспоминали вслух о том, что произошло между ними вчера, хотя, разумеется, ничего не забыли. Комдив не предполагал менять своего начальника штаба, потому что считал его знающим, полезным помощником. Но в отношении полковника к Веснину была заметна легкая усмешка, возникающая от сознания собственного успеха. Даже физическое утомление Веснина не вызывало у комдива участия, так как со своей усталостью он справился.

Прощаясь с начальником штаба, Богданов почувствовал сильное искушение посвятить его в подробности состоявшегося рано утром разговора с командармом.

В связи с продвижением дивизии Богданова на всем участке армии обозначился поворот в обстановке, и генерал-лейтенант был щедр на высокие похвалы. Но и это невинное торжество комдив отложил до другого раза.

Веснин горячо пожал протянутую ему руку. Он все время боялся упоминания о несчастных советах, данных им вчера, и был благодарен за деликатное молчание.

— Вам докладывали, товарищ полковник? — спросил Веснин уходя. — Белозуба подобрали санитары в немецкой траншее… Дрался врукопашную… Серьезно ранен…

— Да, да, — ответил Богданов. — Его счастье.

— Повезло Белозубу — согласился начальник штаба.

— Ну вот. — вслух сказал комдив, оставшись один. Он встал из-за стола, прошелся по комнате и сел на кушетку. — Ну вот, — повторил он, вздохнув, как после тяжелой работы. Он обвел взглядом комнату, которую наконец покидал. И как ни печальны были дни, проведенные здесь, Богданов смотрел на старый комод, простой, некрашеный стол и полусорванные обои с обычным в таких случаях смутным сожалением. В простенке между окнами что-то изменилось, и Богданов несколько секунд вглядывался, пока понял, что оттуда исчезла фотография женщины, так настойчиво гипнотизировавшей его. Он почувствовал разочарование оттого, что постоянная свидетельница неудач не видит его сейчас, в день победы. Устыдившись столь странного тщеславия, Богданов улыбнулся. С удовольствием подумав о том; что ему никто не мешает, он ждал свидания со своим счастьем. Ибо то, что он испытывал до сих пор, казалось лишь предчувствием необычных радостей, которые еще предстоят. Но полковник не успел их встретить. Голова его повалилась на жесткий валик, и, не вытянув ног, полусидя, комдив уснул…

В соседней комнате бойцы уносили аппараты, сматывали провод, и командир роты связи громко распоряжался. Зуев подошел к полковнику, чтобы сопровождать его на новый KП. Он минуту постоял над спящим комдивом, умиляясь тому, что этот человек также подвержен человеческим слабостям. Потом осторожно поднял его ноги и положил на кушетку, взял со стула полушубок и покрыл им комдива. Выглянув за дверь, он грозным шопотом попросил не шуметь и, вернувшись, сел возле Богданова. Через минуту, откинувшись на его ноги, адъютант спал. Полковник не шевелился, и его лицо во сне было таким же молодым, как у Зуева.

Спустя полчаса офицер, дежурный по штабу, разбудил адъютанта. Новый начальник разведки просил комдива к телефону, и дежурный находился в нерешительности. Зуев наотрез отказался тревожить полковника. В течение некоторого времени адъютант стойко отражал все попытки поднять Богданова, хотя вызовы следовали один за другим. Было заполдень, когда позвонил Игнатьев. Бой на шоссе принимал напряженный характер, и Зуев сдался.

— Буди! — сказал он дежурному офицеру.