Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг.

Вскоре после кончины Ямамото журнал Морского клуба «Суикоса кийи» опубликовал специальный выпуск в его честь, — значительное место там отдано рассказам, написанным Мивой. Другие материалы, включенные в этот специальный номер, по большей части рутинные панегирики; рассказы Мивы занимают в выпуске особое место. Даже если сравнить то, что напечатано в нем, с оригинальными записями Мивы, обнаруживается, что, например, эпизод с падением в канаву опущен в рассказе о том, как Ямамото бросил пить. «Нет, обычно я пил от случая к случаю, пока не стал младшим лейтенантом, — цитируют Ямамото, — но в конце концов понял, что это недопустимо, и перестал пить». Очевидно, кто-то убрал упоминание о том, как герой упал в канаву, невзирая на то что сам он в этом признался.

Здесь не место заниматься литературной критикой, но стоит заметить, что с тех пор и до конца войны все последующие труды использовали отчет Мивы в том виде, в каком он напечатан в «Суикоса кийи». Конечно, не столь важно, выпивал Ямамото или нет; но есть опасность, что подобная ретушь его высказываний в более критических ситуациях легко создаст ложное представление о нем. Такой случай произошел во время войны: публикация писем Ямамото сопровождалась целым рядом необоснованных купюр, сделанных руками разных людей, и это серьезно исказило облик Ямамото в глазах американцев. Однако об этом речь пойдет позже.

5

В декабре 1925 года, через год и три месяца после службы на Касумигауре, Ямамото предстояло еще раз отправиться в Америку, на этот раз в качестве военно-морского атташе при японском посольстве. Назначение объявлено 1 декабря, но он отбыл к месту новой работы лишь 21 я н варя следующего года. При прощании с ним в авиакорпусе Касумигаура так сожалели что, когда «Тенио-мару» с Ямамото на борту отплыл из Иокогамы, в небе появилась эскадрилья самолетов авиакорпуса, облетевших корабль на небольшой высоте — прощальный жест бывшему заместителю командира.

Такого рода действия совершенно исключительны. Такаги Сокичи, в то время лейтенант и штурман на топографическом судне, говорит: до него доходили слухи, что капитан Ямамото, новый военно-морской атташе в Америке, — человек, на которого надо обратить внимание. «Возможно, — пишет он, — его репутация заместителя командира авиакорпуса Касумигаура начала постепенно распространяться через офицеров в корпусе». Как видно, Ямамото уже по меньшей мере завоевал в кругах морской авиации твердую позицию.

Еще один человек направлен в Америку в тот же период, когда Ямамото был морским атташе, — Ито Сейичи, лейтенант, в то время капитан 3-го ранга. Поскольку у Ито тот же ранг, что у Ямамото во время его прежнего пребывания в США, он попросил у него совета, где остановиться. Ямамото посоветовал выбрать такое место, где пришлось бы как можно меньше пользоваться японским языком: идеальное место — гостиница при университете, чтобы жить среди американских студентов. В результате Ито переехал в Йельский университет в Нью-Хейвен, и, даже когда учебная эскадрилья прилетела с визитом в Нью-Йорк, ему запретили выходить в город, в двух шагах от дома, если он заговорит по-японски.

Ямамото объяснил ему и то, что офицеры, живущие в Америке, не должны рассчитывать на трехразовое питание. Следует, насколько возможно, избегать подобной расточительности и беречь деньги для поездок в различные места Соединенных Штатов.

Ито приехал в Америку в июле 1927 года и в бытность там Ямамото познакомился с Мацудайрой Цунео, послом Японии в Соединенных Штатах. Того Сигенори, в момент начала войны на Тихом океане японский посол в США, в то время работал секретарем в Вашингтоне. Младшего помощника морского атташе, Ямамото Чикао, изумляла настойчивость атташе в игре в самых разных случаях. Ямамото неплохо играл в боулинг и как-то повез с собой в аллею для этой игры Ямамото Чикао и двух других коллег из офиса атташе. Когда добрались туда, он хотел делать ставки как обычно и предложил условия: выигрывает он — покупает каждому из них золотые часы; выигрывают они — вместе покупают такие же часы ему. Трое компаньонов проиграли, и пришлось им раскошелиться на золотые часы для Ямамото.

Согласно теории Ямамото, в заключение важно положить на кон, скажем, купюру в десять долларов или десять иен как символ ответственности за какое-то заявление. Он часто говорил, что до сих пор не рассчитался с Хори — еще с той поры, когда был юным лейтенантом. Это пари еще с середины 1910-х годов заключено на предмет, сможет ли артиллерия кораблей «Конго» и «Хиеи» потопить корабль-мишень «Ики» во время учений в заливе Исе. Хори утверждал, что сможет, а Ямамото — что нет, и на кон поставили абсурдную сумму, три тысячи иен, — достаточную в те времена, чтобы купить приличный дом. Когда «Ики» в самом деле затонул, Хори пытался отшутиться от долга, но Ямамото настаивал, что обязан заплатить; наконец решили, что деньги будут внесены на счет ассоциации выпускников Морской академии 1932 года. По-видимому, он продолжал выплачивать эти деньги по частям каждый месяц даже после того, как стал капитаном 1-го ранга.

Предшественник Ямамото на посту морского атташе Хасегава Кийоси вскоре после передачи дел организовал экскурсию в Гавану. Помощника Ямамото, Чикао, озадачило, когда как раз перед самым отъездом Хасегавы Ямамото объявил, что едет вместе с ним.

— Вы имеете в виду, сэр, что отправляетесь в путешествие, только-только приняв дела? — спросил он.

— Да, — ответил Ямамото, — хочется немного подзаработать на рулетке. Не волнуйся, — добавил он, — чувствую, что выиграю достаточно, чтобы оплатить наш счет за гостиницу.

И Ямамото с Хасегавой отплыли пароходом из Нью-Йорка на Кубу. Спустя несколько дней Ямамото вернулся в Вашингтон с миниатюрным колесом рулетки и огромной коллекцией гаванских сигар. Ее он вручил Ямамото Чикао:

— Вот, выиграл все это в одну ночь в гаванском казино. Хватит для посетителей, пока я здесь.

Несмотря на страсть к азартным играм, он чувствовал себя дискомфортно, когда случалось слишком много выигрывать у молодых офицеров, служивших в его офисе атташе. Иногда вытаскивал чеки, которые ему выписали шесть или более месяцев назад, и говорил:

— Смотрите — вот все, что накопил. Не годится, правда? — и рвал чеки у них на глазах.

Год спустя или около этого Ямамото Чикао перевели в Японию, а на его место, младшего помощника в Вашингтоне, взяли Миву Йоситаке. Вот тогда Ямамото и порекомендовал ему почитать биографию Линкольна для совершенствования в английском. Потом Ямамото спросил Миву, прочел ли, и, когда Мива ответил утвердительно, произнес:

— Великий человек, да? Как личность лучший из всех американских президентов. В последний раз, когда я был здесь, прочел четыре или пять биографий и стал испытывать к нему огромное уважение, — и описал в деталях, почему почувствовал это уважение.

В письме к своей невесте Мива пересказывает эту беседу с Ямамото в ярких красках. Свидетельства такого рода ценны, поскольку, в отличие, например, от рассказов в «Суикоса кийи», ни в коей мере не подправлены. Дата, 25 июля 1927 года, тоже совершенно конкретная.

Одно из наиболее интересных мест в отчете Мивы — описание Ямамото целей, за которые боролся Линкольн со времен детства в бедной семье («Родился в бедности — есть фотография его дома в Кентукки, помнишь? Немного таких домов даже в Японии») до момента гибели, — он стал «поборником освобождения рабов, эмансипации женщин, то есть свободы человека».

«Человек реальной цели, — говорил Ямамото, — всегда верит в себя. Иногда отказывается положиться на богов. Вот и совершает время от времени ошибки. Такое часто случалось с Линкольном, но это не умаляет его величия. Человек не бог; ошибки лишь привлекают к нему больше, вызывают теплые чувства, — так зарождаются обожание и преданность. В этом смысле Линкольн очень человечен. Без этого качества никого не поведешь вперед. Лишь обладая им, прощаешь всем промахи, — надо помогать друг другу». Здесь безошибочно просматриваются давние черты мальчика, ходившего в церковь американской миссии Ньюол.