Мой Западный берег. Записки бойца израильского спецназа

Дальше выступает командир базы, командиры учебных рот, полковники, майоры и так далее. Мы начинаем скучать, парни невольно косятся на стоящие на парковке автобусы, которые должны забрать нас домой в недельное увольнение.

По окончании торжества нам прикалывают значки о сдаче курса и выдают сержантские погоны. С этого момента я уже командир.

22

Мы сидим на траве и разговариваем. Два взвода, сорок человек, почти все подразделение тут. Говорим обо всем. О девчонках, об отдыхе, о море, о друзьях, вспоминаем истории, случившиеся в армии, и вместе смеемся. Раз в полчаса кто-нибудь встает и готовит или горький черный кофе, или чай, пахнущий травами. Иногда кто-то достает сигареты и курит, выпуская дым в небо. Саги тихонько перебирает струны, Кац рассказывает о новой подруге, Генис читает книжку, иногда отрываясь и прислушиваясь к рассказу. Я рассматриваю лица друзей, иногда поддерживая беседу. Достаю сигарету и откидываюсь на траву.

За время, проведенное вместе, мы действительно стали настоящими друзьями. С кем-то сближаешься больше, с кем-то меньше, кого-то любишь больше, чем других, но абсолютно для каждого я готов сделать все, что смогу, и я знаю, что не важно, что я попрошу и у кого, я знаю, что и они сделают для меня все, что в их силах. После долгих и изнурительных тренировок, когда только вместе и только помогая друг другу можно достичь цели, после совместных операций, когда, входя в комнату во вражеском доме, ты в любой момент можешь получить очередь, но при этом чувствуешь плечо твоего друга, который готов прикрыть тебя и, если надо, то и умереть, волей-неволей сближаешься. Я знаю: что бы ни случилось, меня окружают друзья.

Нет, дружба — это не совсем уместное в данном случае слово. Это братство. Со мной мои братья по оружию. Они разные, у каждого свои интересы, каждый пришел из своего социального слоя, из разных семей, у каждого свое воспитание, свои мысли и свои взгляды на жизнь. И именно армия нас сплотила. Ведь здесь не важно, где ты живешь, сколько у тебя денег, кто твои друзья, как ты учился в школе и есть ли у тебя девушка. Здесь важно только, что ты за человек, можно ли на тебя положиться, готов ли ты идти до конца и готов ли ты поставить общие интересы выше своих личных. Вначале нас было двадцать четыре. Закончили тренировки лишь тринадцать. Остальные отсеялись. Естественный отбор. Им было слишком трудно, они не ладили с остальными, они не могли выполнить то, что нужно. Причин много, но на самом деле настоящая причина только одна — они не были готовы идти до конца. Но тех, кто закончили все, и теперь лежат здесь со мной на пригорке, — их я люблю больше всех и, не задумываясь, пойду ради них под пули.

С горки, где я лежал, открывался замечательный вид на Рамаллу. Мы сидим здесь уже третий день, готовы выйти на операцию в любую минуту. Уже третий день в трехминутной готовности мы ждем команды на выход. Ночью спим не раздеваясь, днем не отходим от машин более чем на сто метров. Сидим и ждем приказа на выход. Но пока приказа нет, я лежу на уже не очень жарком солнышке, которое спешит отдать свои последние лучи, и жадно затягиваюсь, запуская очередную порцию никотина в легкие.

Саги начинает играть громче, Цнон подыгрывает ему на губной гармошке. Кто-то начинает петь, и все подхватывают. Получается просто супер.

— Алон, сделаешь кофе? — Нив протягивает мне турку и газовую плитку.

В нашем взводе я ответственный за кофе. То есть, конечно, каждый может его сделать, но из-за того, что у меня он почему-то получается особенно вкусным, мне доверяют при готовке. На самом деле, черный кофе сделать очень просто. Я нагреваю воду в турке, пока она не начнет кипеть, и тогда кладу молотый кофе в кипящую воду, не снимая турку с огня. Главный секрет приготовления: «Евреи, не жалейте заварки!» Кофе должно быть много. Когда он вскипает и поднимается пеной наверх, нужно не дать ему «сбежать», и можно добавлять сахар в кипящий же кофе. Сахар опускает кофейный осадок на дно, после этого кофе должен вскипеть еще раз, и вот теперь можно пить.

Я достаю стаканы и разливаю в них напиток, передавая всем желающим. Последний стакан мне. Маленькими глотками начинаю пить. Да, получилось неплохо. Достаю еще одну сигарету и прикуриваю. Ребята заводят негромкий разговор. В основном, все разговоры сводятся к армии и женщинам. А я снова смотрю на Рамаллу.

На самом деле это довольно красивый город. Все же столица Палестинской автономии. Все их правительство тут, и все деньги, соответственно, тоже. Высотные дома, дорогие виллы. Белоснежный город, так похожий на наши родные города. Так похожий и так непохожий.

На этой неделе в Рамаллу стянуто много спецподразделений ЦАХАЛа. Мне удалось посмотреть на листок, где написаны частоты связи и позывные — собрались только элитные части. Впору устраивать парад по площади Ицхака Рабина. Жаль только, что парадов в нашей армии не устраивают. Ведь парады нужны, чтобы показать народу силу армии. А нашей армии показывать ничего не нужно, мы ведь и так всегда воюем, времени на всякую ерунду нет. Так что спецвойска все время сидят на территориях. Как, например, сегодня, взяв город в незаметное окружение.

Но и сегодняшняя цель непростая. Большой отряд палестинских боевиков, все вооружены. У каждого за плечами несколько лет войны, на каждом — несколько десятков терактов. Мы должны взять их живыми или мертвыми.

Вот потому-то и боевая готовность такая. Через минуту после того, как мы получим от безопасников сообщение, что боевики на месте, мы должны выехать.

Но пока тишина и мы отдыхаем. И я лежу на пригорке, смотрю на моих братьев по оружию и улыбаюсь. У солдата все просто, ему не нужно чего-то сверхъестественного: есть еда — хорошо, есть свободный час — можно неплохо поспать, а если есть еще и пачка сигарет, то можно вообще провести замечательный вечер. Солдату ведь не нужно много для счастья. Ну, может быть, еще звонок из дома, чтобы знать, что тебя кто-то ждет. А так, именно простые вещи доставляют наибольшую радость.

И поэтому я, один из сотен солдат, сжавших кольцо вокруг вражеского города, лежал на мягкой траве, курил и слушал, как Саги с Ционом играют очередную песню, изредка заглушаемую выстрелами в городе. И был неизмеримо счастлив хорошему дню, друзьям вокруг меня, черному кофе и неплохой сигарете.

23

Мы вернулись под утро, грязные и усталые. Еще одна операция закончена, и закончена успешно. Еще одна бессонная ночь. Неспеша иду в комнату снаряжения, в одной руке каска, в другой винтовка.

— Ну и позиция у нас была сегодня, — говорит Тофах. У него на лице остатки маскировочной краски, не смытой, а явно обтертой рукавом, и из-за этого он похож на клоуна. Я, наверное, выгляжу не лучше.

— Да уж, у нас тоже позиция была не лучше, мы сидели перед тремя домами, со всех сторон открыты, — отвечаю ему и снимаю бронежилет.

Рубашку мою можно выжимать, она насквозь пропиталась потом. Креплю каску к бронику и ставлю его на свою полку. Потом нахожу пачку патронов и начинаю заряжать магазин, восполняя расстрелянные за сегодня пули. Снимаю рубаху, сажусь на ящики и начинаю чистить оружие. Парни возятся со своим снаряжением, почти не разговаривая, — нет сил. Кажется, что каждая мышца налилась свинцом. М-16 — хорошая винтовка, точная, почти без отдачи, только ей нужен уход. Если не чистить и не промасливать, то ее начинает клинить, она делает осечки. Так что, прежде всего, нужно позаботиться об оружии. Как там, в песне? «Первым делом, первым делом самолеты…»