Мы не увидимся с тобой...

бы она вернулась обратно? Ты мне тогда правду сказал, когда я тебя спрашивала?

- Правду. Веселого было мало. Но чтоб обратно - нет, и тогда не хотел.

- Я очень рада, - воскликнула она с поразившим его воодушевлением. - Я переживала за тебя, когда получала от нее письма, что у нее все хорошо! А ты никогда не писал мне этого. И мне было обидно за тебя, когда я думала, что у нее все хорошо, а ты в это время хочешь, чтобы она вернулась к тебе. Я несколько раз собиралась тебя спросить. Но как об этом - в письме? Верно?

- Верно. - Он подумал, что за эти два года и у него было такое, правда короткое, время, когда он мог бы написать, что у него все хорошо, - но как написать об этом в письме, дочери? Да и что понимать под словом "хорошо"? Дочь рада, что ты не унижен и уже не любишь женщину, которая перестала любить тебя, хотя эта женщина - ее мать. Но одно дело - хорошо одному, без ее матери, а другое дело - хорошо с женщиной, которой она не знает. Это совсем другое "хорошо", способное превратиться в испытание для ее собственной любви к тебе.

- Часто ли ты пишешь матери? - спросил Лопатин, насильственно обрывая непрошеные мысли; проблемы, как отнесется его дочь к его счастью с другой женщиной, уже давно не существовало, не было ни проблемы, ни счастья, ни женщины... И бессмысленно возвращаться к несуществующему.

Дочь пожала плечами.

- Когда она мне пишет, я всегда отвечаю. В этом году она написала мне три письма, и я на все три сразу ответила. Она что, жаловалась тебе на меня?

- Один раз.

- На что?

- На то, что ты только отвечаешь на 'ее вопросы, а сама никогда ни о чем у нее не спросишь.

- А я ни о чем не хочу ее спрашивать.

- Почему?

- А потому, что я никогда бы не ушла от человека, который на войне. Никогда бы, ни за что бы не ушла! О чем же мне ее спрашивать? А ты:

"Почему, почему?" - У нее дрогнули губы, но она не заплакала. Ей было обидно, что он ее не понял, и вдруг с этими письмами оказался заодно с матерью, вдвоем против нее одной.

- Ладно, - сказал Лопатин и, вынув из кармана пиджака прочитанное в госпитале письмо Ксении, положил перед дочерью. - В конце концов, как отвечать тебе на письма твоей матери, твое дело. Но вот письмо, которое касается нас обоих, и как отвечать на него, нам придется решать вместе, И как отвечать, и как быть.

Она вынула письмо из конверта, развернула, начала читать, но, оторвавшись после первых же строчек, посмотрела в глаза отцу:

- А скажи, если б вот сейчас мама все бросила, что у нее там, в приехала к тебе, и попросила прощения, и обещала, но с этого дня все будет по-другому, что бы ты сделал?

Лопатин не мог вонять причины этого взрыва. Может быть, несмотря на всю внешнюю черствость, которую она проявляла к матеря, ей вдруг захотелось чуда? Или, наоборот, еще не читая письма, она хотела заранее знать, что он не предаст ее представлений о нем своею внезапною слабостью?

- Плохо представляю в этой роли твою маму, еще хуже - себя. Теперь я уже не мог