Помни время шипов

Мы садимся на машины и соблюдаем тишину. Машины едут чуть ли не со скоростью пешехода с приглушенными двигателями. Сначала в сторону, к предполагаемой бреши, потом тем же маршрутом, что и раньше. Рядом с нами мы видим только расплывчатые контуры транспортера, остальные машины исчезли в тумане. Мы катимся вперед метр за метром. Эти минуты кажутся мне целой вечностью. Я даже не чувствую холода, который так мешал мне раньше. Я думаю только об ужасном грохоте, который может в любую секунду раздаться из тумана и о снаряде, который разорвет нас на куски. Но и экипажи русских танков не могут видеть, свои это или враги, успокаиваю я самого себя. Потом из тумана к нам четко доносится русская речь. Откуда-то слева. Сразу после этого раздается громкий крик и какой-то вопрос. В ответ на это с рычанием заводится танковый двигатель. Тут же завывает мотор «Штайра», затем Янсен нажимает до самого пола педаль газа своего «Опель-Блица». Наша машина чуть-чуть дергается вперед и дает полный ход. Справа от нас мы слышим грохот моторов и других наших машин. Мы ничего не видим перед собой, молочно-белый туман похож на стену. На холмистой местности мы подпрыгиваем в кузове вверх, так что мы головой касаемся тента, и судорожно цепляемся за распорки. Мы все надеемся на то, чтобы только не сломалась ось грузовика. Сзади слышится металлический звук выстрелов из танкового орудия. Снаряды со свистом пролетают у нас над головой. Т-34, очевидно, стреляют вслепую сквозь туман. Попасть в нас они смогут только случайно.

– Прорвались! – первым кричит Вариас, и у нас тоже происходит разрядка накопившегося напряжения. Но хотя нам и удалось прорвать цепь танков, но вырвались ли мы уже и из самого котла? Стрельба за нами затихает, и Янсен немедленно убирает ногу с педали газа, мотор его машины перегрелся. Где мы находимся? Где остальные? В этой гонке мы никого больше не видели.

Туман еще совсем не рассеялся, – он остается таким же густым, как и прежде, – и мы снова плывем сквозь него. Мы опять вылезаем наружу и прохаживаемся, чтобы согреть замерзшие ноги. Я снова ощущаю холод. Громмель находит в снегу следы двух машин. Мы следуем за ними и вскоре после этого натыкаемся на второй «Опель-Блиц» и на транспортер старшего автомеханика. Заднее колесо грузовика зависло в глубокой дыре над краем степной балки. Как легко и мы могли бы тоже угодить в один из многочисленных подобных оврагов. В нашем возбуждении мы об этом даже и не думали. Объединенными силами мы помогаем вытащить грузовик, и устраиваем после этого привал в соседнем овраге. Туман начинает медленно редеть. Далеко за нами только ровная заснеженная степь. Вдали слышны звуки боя. И что теперь? Никто не знает, что делать дальше.

– Нужно ехать на юг, к Нижне-Чирской, – напоминает один обер-ефрейтор старшему автомеханику. Это место, где должны были собраться после прорыва русских войск машины нашего обоза. Отлично. Тогда вперед на юг, к Нижне-Чирской!

По пути мы сталкиваемся еще с двумя машинами из нашего батальона, которые, как и мы, целыми и невредимыми прорвались сквозь цепь русских танков. Они дают нам три канистры горючего из своих запасов, потому что мы почти на нуле. Мы подбираем также нескольких солдат, которые отстали от своих и шли пешком. Они производят впечатление испуганных людей. Потом мы внезапно оказываемся на шоссе. Оно широкое, и тонкий снег на нем хорошо укатан. Глубокие темные борозды тянутся по степи. Нас удивляет, что она безжизненна. Вскоре после этого мы наталкиваемся на железнодорожную ветку и какую-то деревню.

Маленький пехотный лейтенант останавливает нас и разговаривает со старшим автомехаником. Вокруг него стоит группка солдат. По выпушке на погонах я понимаю, что они все относятся к разным родам войск, некоторые из них вообще в форме ВВС.

Сборная солянка, понимаю я. После разговора наша машина принадлежит больше не нам, а этой группке. Мы включены в нее. И с этого момента мы являемся частью боевой группы пехотного лейтенанта, который как старший по званию берет на себя командование.

Неожиданно меня охватывает какое-то очень неприятное чувство. Я бы предпочел прямо здесь, как это сделали многие другие солдаты. Не то, чтобы я стал трусом, но этот побег от Иванов, окружающие меня солдаты с бледными от страха лицами, часть которых потеряла оружие, не добавляют мне мужества. Затем фигура маленького лейтенанта, больше похожего на учителя или государственного чиновника, чем на военного, который по воле обстоятельств как единственный офицер вынужден взять на себя тяжелое задание, к которому он, похоже, не готов. Правда, я вижу, что у него красная нашивка так называемого ордена «за мороженое мясо». Эту награду получили все солдаты, кто пережил русскую зиму 1941–1942 года. Но думаю, что фронтового опыта у него маловато. Мои товарищи, видимо, тоже считают так.

Лейтенант делит нас на отделения и отправляет для прикрытия дороги в оставшиеся от прежних боев окопы и противотанковые щели. Дурацкая ситуация! У нас нет ни тяжелого оружия, ни достаточного количества стрелкового оружия, ни патронов. Противотанковые щели частично засыпаны снегом. Мы с Кюппером как сумасшедшие принимаемся расчищать свою стрелковую ячейку, только чтобы немного согреться. Потом мы все же отдаем должное маленькому лейтенанту, потому что он каким-то чудом смог организовать для нас горячее питание. Мы даже не знаем, что это. Еще слишком туманно, чтобы можно было рассмотреть это в темном окопе, но пища вкусная и, определенно, мясная. Сидящий в соседней стрелковой ячейке Зайдель начинает громко смеяться. Он считает, что это мясо той старой кобылы, которую он совсем недавно видел возле железной дороги. Может быть, этого нельзя исключать, но в любом случае это первая наша горячая пища за последние три дня, и она нам очень по вкусу!

Ночь проходит без происшествий. Мы постоянно сменяем друг друга в карауле на позициях. Из-за мороза нам почти не удается уснуть, и в основном мы разговариваем друг с другом в окопах. Мы переживаем за других наших солдат. Ротный старшина и машина с Дёрингом, Майнхардом, Свиной и Петчем были справа от нас, когда мы рванули на прорыв. Но где они? Надеемся, что Иваны их не засекли.

23 ноября. Всю первую половину дня тихо. Только над нашими головами пролетают немецкие бомбардировщики и пикировщики, отправляющиеся на задание. Невысокий жилистый унтер-офицер из пехоты, назначенный нашим командиром отделения, рассматривает в бинокль движение войск слева от нас. Мы ожидаем атаки русских. Но когда они подходят ближе, видим, что это снова наши отставшие солдаты. Благодаря им и другим, численность нашей боевой группы постоянно растет. Подъезжают еще несколько машин, одна 75-мм противотанковая пушка, счетверенная зенитка, пригодная и для стрельбы по наземным целям, из нашего полка и одна 88-мм зенитная пушка из зенитного дивизиона. Многие солдаты знакомы друг с другом и приветствуют друг друга с радостью.

У нас тоже приятная встреча – к нам, наконец, добрался транспортер с Дёрингом и остальными пропавшими товарищами. Они заблудились в тумане и снова наткнулись на русские танки. Им пришлось затаиться на целую ночь и только сегодня утром они как черти рванули вперед. К нашей радости к нам добрался и наш ротный старшина, и еще две машины, и даже с полевой кухней. Теперь наш эскадрон тут достаточно полно представлен. Части машин нашего обоза из нашего батальона, вроде бы, удалось еще вчера перебраться на южный берег Дона и сейчас они движутся по направлению к Нижне-Чирской.

Короткая передышка на плацдарме

Еще в первую половину дня 23 ноября наша боевая группа была неожиданно усилена крупным саперным подразделением под командованием капитана. Саперы появились буквально из ниоткуда, пригнав с собой взвод пленных красноармейцев, которых они взяли в плен по пути сюда. Они были из армейской саперной школы, дислоцирующейся в районе Калача на высотах у Дона. Они, почти три роты, успели своевременно уйти от наступающих русских танков. С этого момента опытный капитан саперов, как самый старший по званию офицер, принял на себя командование и навел некоторый порядок в нашей наскоро собранной и деморализованной кучке солдат. Оказывается, что большинство отставших от своих частей солдат это солдаты, у которых пока еще нет боевого опыта, потому что они служили в районе Сталинграда в обозе, ремонтных ротах или в административных подразделениях. Даже мы, прибывшие в качестве пополнения еще в октябре, еще не имели фронтового опыта. Но зато мы лучше других обучены и хорошо подготовлены к настоящему бою. По этой причине многих из нас придают вторыми номерами пулеметной команды к тем отдельным опытным солдатам, кто во время прорыва был либо болен, либо возвращался из отпуска, и потому оказался при обозе.