Угол атаки

Глава 12

Разбор полетов

Ни полковник Цзинь, ни прилетевшие вечером из Ханоя свои, советские особисты не добились от летчиков правды. Все трое упрямо твердили одно и то же. Впрочем, полковник оказался нормальным мужиком и особо не возражал против участия советских летчиков в бою – но вот особисты думали иначе.

– Ты что, капитан, совсем охренел? – спросил Хваленского плотный майор из особого отдела. – Как ты вообще посмел летать с боевым оружием на борту? Поохотиться вздумал?! Приключений не хватает?!

– Нет, оружие на мишени опробовать хотел.

– Какой еще мишени?

Капитан объяснил, какой и зачем. Майор утер потный лоб и продолжал:

– Ну и стрелял бы по мишени… Но на хрена в бой вступать было?! Запрещено ведь!

– Я бы с радостью не вступал… – вздыхал летчик. – Пришлось…

– Что значит – пришлось?

Хваленский рассказал про то, как у него не выпускалось шасси.

– Тебе открытым текстом сказано было – лети на запасной аэродром! Почему не выполнил?

– Не мог. Американцы уже близко были. Да и летели куда быстрее меня. Я у самой земли шел, скорость едва за пятьсот перевалила, а они на высоте чесали, и скорость у них тысяча двести была. Мне у земли больше тысячи ста не выжать, они же там, на высоте, и до двух с лишним могут разогнаться. Пока бы я высоту в два-три километра набрал, пока бы разогнался – уже б сбили меня…

– Ну ладно… – вздохнул майор. – Как ни крутись, выхода у тебя не было. Но по-русски-то чего трепался? Неужто не мог блюсти секретность?!

– А вы бы там на вьетнамском переговаривались? – ехидно спросил Хваленский, поняв, что гроза миновала.

– Не передергивай, капитан… – сурово молвил особист. – Зови своих орлов.

Васю допрашивали недолго. Спросив, как в его руки попал самолет, и уточнив детали боя, майор поинтересовался происхождением пробоины в крыле.

– А черт его знает… – с честным видом сказал Вася. – Может, где выше самолет взорвался, или шальная ракета, а обломок в меня попал…

– Гм… – Майор нарисовал на листе бумаги контуры самолетов, зачеркнул один из них, прикинул траекторию падения обломков. Та выходила замысловатой. Даже чересчур замысловатой. – Говоришь, обломок… – задумчиво пробормотал особист. – Как-то мудрено он летел…

– Аэродинамика, товарищ майор… – Вася многозначительно поднял глаза к потолку. – Завихрения на крыле такие бывают в полете, что ой…

– Думаешь, обломок попал в такое завихрение?

– Вероятнее всего.

– Понятно. – Майор раздраженно скомкал листок. – Свободен. Зови Газаряна.

– Есть, товарищ майор.

Ашот беседовал с особистом дольше всех.

– Почему взлетели? – спросил майор.

– Спасал вверенную мне технику, – бодро доложил Чапай.

– А чего не уехал на самолете в укрытие, а взлетел?

– А в укрытие без тягача не заедешь, товарищ майор, – вздохнул Ашот. – Оно как гараж, узкое-узкое, еле крылья помещаются, и заднего хода у меня нет. А тягачей у нас мало, не хватило бы на все самолеты…

– Скажи… а твой командир никогда не предлагал вам слетать на свободную охоту? – вдруг резко сменил тему особист.

– Нет, – покачал головой лейтенант. – Нам ведь нельзя. А когда мы при том налете поднялись, чтобы спасти самолеты, он так и вовсе потом наорал на нас…

– И что говорил?

– Что нам не следовало вступать в бой. А за спасенные самолеты сказал спасибо.

– А откуда ты узнал, что вас бомбить будут? – допытывался особист. – Не бомбили же раньше…

– При нас не бомбили. Но раньше, еще до приезда, налеты бывали. Вон, ангары видите?

– Ну и чего дальше было?

– Ну, я вернулся с тренировочного полета, дрючу… то есть разбираю полет с курсантом, а Вася… виноват, старший лейтенант Афанасьев, взлетать готовится, и тут вдруг сирена, вьетнамцы забегали, перехватчики взлетели… все, думаю, амба…

– А пленки ФКП ваши где?

– Проявляются, товарищ майор. Там сложная технология, проявка много времени занимает…

Проявка пленок фотокинопулеметов действительно была сложным делом, но длилась отнюдь не несколько дней. Впрочем, майор этого не знал и потому сказал:

– Ладно, лейтенант, свободен…

Летчиков еще несколько дней допрашивали, силясь выявить нестыковки в их показаниях, но в конце концов оставили в покое. Допросили и техников, и вьетнамских офицеров. Те сообщили детали, в целом подтверждавшие рассказанное летчиками, и особистам пришлось успокоиться. Ограничившись строгим выговором капитану и технику, они улетели в Ханой. Хваленский, провожая взглядом их вертолет, облегченно вздохнул:

– Кажется, обошлось… Ашот, пленки проявили уже?

– Проявили, – ухмыльнулся лейтенант. – Пойдемте посмотрим…

В сборочный цех притащили киноаппарат, а на стену повесили белую простыню; потом Ашот, исполнявший роль киномеханика, вставил в проектор первую бобину с пленкой.

– Туши свет! – скомандовал он.

В ангаре стало темно. На экране замелькали черно-белые небо, земля и самолеты. Восхищенные зрители воочию увидели пуск ракеты и разваливающийся после ее попадания «Фантом». Потом экран перечеркнули прерывистые дымные пунктиры пушечных очередей – и от появившегося в кадре американского самолета стали отлетать куски обшивки.

– О, это ж я стрелял! – удивленно воскликнул Ашот.

Еще одна очередь, на этот раз с другого ракурса, – и «Фантом», разваливаясь на куски, пошел к земле. Фильм закончился, и все зааплодировали. Хваленский шутливо поклонился, а потом негромко сказал Ашоту:

– Завтра ты будешь вести у вьетнамцев занятия по применению оружия. Покажи им этот фильм. Пусть посмотрят, что умеет «балалайка».

Вскоре на боевое дежурство заступила первая эскадрилья полка, вооруженная «МиГ-21». Передачу самолетов союзникам Хваленский постарался провести максимально торжественно – на рулежную дорожку выкатили три новеньких истребителя, возле них построился весь личный состав эскадрильи, одетый в чистенькую повседневную униформу (парадной не хватало, да и жарко в ней было), и капитан от лица советских инструкторов поздравил их с завершением обучения.

– Эти самолеты – лучшие истребители в мире, – сказал он. – Мы надеемся, что с их помощью вы одолеете американцев и изгоните их из Вьетнама.

– Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! – раскатилось над окрестностями.

Лейтенанты в парадных мундирах стояли позади своего командира и усердно изображали на лицах внимание к происходящему, как вдруг Вася громко прошептал:

– Ашот! Глянь на самолеты! Видишь?

– Вижу. Знаки вьетнамские нанесли, – негромко ответил Чапай.

– Нет же, дубина! Борт возле фонаря…

– А! Понял! – воскликнул, присмотревшись, Ашот. – Они наши машины выкатили!

– Не ори на все поле! Угадал…

На бортах истребителей были нарисованы маленькие красные звездочки. У одного самолета – две, у второго – одна.

– У них обычай такой – рисовать на самолете звездочки за сбитых, – сообщил Вася. – Прямо как у наших в войну…

– Ага… – Ашот сиял, как начищенная монета.

Вьетнамский замполит произнес перед строем длиннющую речь. Первым не выдержал Ашот:

– Товарищ капитан! – шепотом спросил он. – А о чем он говорит?

– Что коммунистическая партия Вьетнама делает все правильно.

Прошло еще минут пять. Ашот опять тихонько окликнул стоявшего рядом Хваленского:

– А теперь он что говорит?

– Если вкратце – предрекает смерть врагам.

– И все? А говорили: краткость – сестра таланта… – прошептал Вася.

– Кто на что учился… – пожал плечами Ашот.

– Цыц! – сделал строгое лицо Хваленский.

Потом выступил полковник Цзинь. Он был куда более лаконичен и ограничился двухминутным напутствием пилотам. Снова раскатилось троекратное «ура», и на этом официальная часть закончилась. Вьетнамцы направились на торжественный обед; туда же пригласили и советских офицеров. Увы, трапеза особо не отличалась от обычной – разве только замполит вещал куда больше прежнего. Не выдержав его ура-патриотических речей, лейтенанты по-тихому сбежали оттуда и направились в лагерь. Ашот с Васей уехали на попутном джипе, а опоздавший Володя пошел пешком через поле.