Мой Западный берег. Записки бойца израильского спецназа

При всем этом нет проблем, и не возникает беспорядка. Никто не делает то, что ему вздумается. Просто приходит понимание и уважение к командиру как к человеку. Ты выполняешь приказ, который звучит как просьба, даже если он тебе не нравится, и тебе ужасно не хочется его выполнять. Ты просто понимаешь, что это нужно и что просто так командир не будет тебя просить.

Но, кроме этого, есть четкое разделение между боевой и мирной обстановкой. Когда мы на базе, то можно спорить с командиром до потери голоса, обсуждая будущую операцию, или о любых других вещах. И он всегда выслушает тебя и твое мнение. Не раз были моменты, когда, сидя за картой, мы спорили, обсуждая ход предстоящей операции, и, если кто-то давал стоящую идею, — этот ход менялся. Но когда мы внутри территорий, каждое слово командира становится законом. Ни у кого не возникает и малейшей мысли чего-то не сделать или сделать не так. Потому что от этого зависят жизни людей. Наши жизни.

Так что, может быть, наша армия не блещет дисциплиной в обыденной жизни. Никто не отдает честь офицерам и не вытягивается перед ними по стойке «смирно», но отношения с командиром, как с другом, дают тебе ощущение сплоченности и того, что твой командир пойдет за тебя до конца — как в бою, так и против всех генералов этой армии, если понадобится.

Через неделю после возвращения Шимри выдал нам приказ собираться. Нас передислоцируют на базу возле Шхема на неопределенный срок — от месяца до трех. Командование округом решило направить нас туда для проведения операций и несения боевого дежурства. Отдых закончился. Мы собрали оружие и снаряжение, загрузили грузовики и отправились на указанную базу.

14

Послеобеденный зной. Солнце стоит высоко и нещадно палит, а мы прячемся от него в тени навеса. Пьем кофе и курим, вспоминая ночную операцию. Ребята просыпаются и, не спеша, подтягиваются к нам. Не то что у нас в армии спят целый день, просто мы вернулись в пять утра. Я примерно год так жил — ночью операции, а днем отсыпался. Отсюда и кличка нашего подразделения — «Совы».

— Алон, а ты вчера после того, как мы на мину наехали, по-русски матерился! — Тофах подкалывает меня, заваривая очередную порцию кофе.

— Да не гони ты, Тофах, ничего я не матерился, ты вообще ничего не помнишь, сидел в шоке, глаза выпучив, — отвечаю ему, затягиваясь сигаретой и прекрасно помня, что матерился.

— Ну ладно, круче всех Ронен, как обычно, расстрелял два магазина по «темному подозрительному пятну». Это был мусорный ящик, Ронен!

— Придурок ты, Тофах! А вдруг за ним террорист сидел?

Ронен никогда не сдается в спорах, хоть, может быть, и не всегда прав.

— Твоя мама там сидела!

— Иди ты в жопу, придурок!

Так за этой поучительной и содержательной беседой Тофах доварил кофе, разлил его по стаканам, и мы продолжали разговор, делая маленькие глотки. К нам подошел Саги и тоже взял стакан. Было жарко, но навес давал стабильную тень, по радио играла музыка, и вообще было хорошо.

А вчера действительно было тяжело. Когда мы въезжали на территории, под нами взорвалась самодельная мина, и от неожиданности и от напряжения наш парамедик впал в «боевой шок». Мозги у него отказали, и он, открыв верхний люк бронемашины, встал во весь рост и начал стрелять из автомата во все стороны, громко вопя при этом. Мы втянули его внутрь, а у него глаза навыкате, абсолютно ничего не соображает. Нервы сдали. Если бы арабуши сделали толковую засаду, то точно бы его положили. А так мы у него оружие отобрали, дали по роже, чтобы успокоился, — и все. Он, конечно, парамедик, а не боец, но такой фигни от него никто не ожидал.

— Да, день начинается только после чашки хорошего кофе с сигаретой, — сказал я, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Но хорошие моменты длятся у нас очень недолго. Шимри выскочил из своей комнаты и закричал:

— Ребята, тревога! Быстрее взять снаряжение и по машинам!

Таким не шутят. Мы вскочили, оставив стаканы на столе. Чтобы выехать по тревоге, нам не нужно много времени. Каждый знает, что делать и что брать, взвод давным-давно сработался.

Я схватил свой броник с полки, надел, затянул ремни. Все, что нужно, уже в нем, в специальных кармашках. Пока мы на дежурстве, снаряжение и патроны из него не достаем. Надел каску. Черт, опять забыл заклеить застежку как надо. Вставляю магазин в винтовку, передергиваю затвор. Немного оттягиваю, проверяя, что патрон зашел в ствол как надо, и бегу к машинам. Туби уже открыл ящик с гранатами, беру две, рассовываю их в кармашки на бронике и лезу в машину.

Через полминуты все уже сидят на своих местах, и мы трогаемся. Только на столе остались дымящиеся в пепельнице сигареты и недопитый кофе.

По дороге Шимри обрисовывает нам обстановку:

— Наш второй взвод попал в засаду под перекрестный огонь, они в центре Шхема, берут террориста, местного главаря ХАМАСа. Им срочно нужно прикрытие. Стрелки засядут в высотном доме и будут прикрывать сверху. Это Цнон, Генис, Альмог и Алон. Я иду с ними. Остальные прикрывают нас снизу из машин. Вот, возьмите снимки территории. Запоминайте, пока есть время. Да, как обычно, во всех вооруженных можно стрелять свободно.

Инструктаж Шимри предельно короткий, времени нет, и мы стараемся изучить и запомнить территорию по снимкам, которые он нам дал.

Саги жмет на газ, и уже через десять минут мы въезжаем в Шхем. Прямо на въезде начинаем получать камни. С десяток малолеток, от шести до двенадцати лет, стоят на крыше и швыряют в нас камни. Пока мы в машине, все ничего, но вот когда мы выйдем наружу, это может стать проблемой. Камень может легко разбить тебе голову, а стрелять в них нельзя.

Навстречу нам проносится армейский джип с горящей крышей. Схавал «коктейль Молотова». Это наш полковник. Да, вечером он явно будет злой, к штабу лучше лишний раз не подходить.

— Братва, подъезжаем! — мы приоткрываем дверь, и машина останавливается.

Каменный дождь тут же обрушивается на нее. Толпа кидающих камни малолеток метрах в пятидесяти от нас старается изо всех сил: камни падают так часто, что выйти просто невозможно. Осторожно приоткрываем дверь и кидаем сначала «шоковую» гранату, а следом дымовую. Два взрыва, почти одновременно, дымовуха вертится, пуская струю черного дыма и маскируя нас. Толпа разбегается, и мы выпрыгиваем.

Шимри ведет нас в выбранный дом, он первым бежит по лестнице, и, останавливаясь перед нужной дверью, начинает стучать:

— Армия! Открывайте дверь!

Дверь открывается, за ней арабка в платке, испуганно жмущаяся к косяку. Мы врываемся внутрь, быстро осматривая квартиру. Шимер отдает приказы:

— Цнон, Генис — в комнату налево, занять позицию у окна!

— Алон, Альмог — то же самое в центральной комнате!

— Туби! Собери всех, кто тут живет, в дальнюю комнату и сторожи!

Мы подбегаем к окну, стараясь держаться у стены и не быть заметными снаружи. Альмог прикрывает окно, а я достаю оконную раму. Задергиваем занавески, высовываем винтовки наружу и начинаем просматривать территорию. У нас обоих «Триджикон» — оптический прицел, приближающий в четыре раза. Не снайперская оптика, но сейчас — то, что надо. На расстоянии до трехсот метров лучше него ничего нет.

Видим наш второй взвод, они держатся за бетонной стеной. Несколько человек засели в доме. Я показываю их Альмогу, и мы продолжаем поиски вооруженных людей. Вдруг гремят выстрелы с нескольких сторон. Мы инстинктивно прижимаемся к стене.

— Видел, откуда? — Альмог кричит, продолжая смотреть в прицел.

— Нет, не видел! Шимер, откуда бьют? Наведи нас!

— Не знаю, ищите! — звучит голос нашего командира из другой комнаты.

Еще очереди, кто-то из второго взвода открывает ответный огонь.

— Откуда стреляют? Кто-нибудь видел?

— Ребята, внизу сад, там много деревьев, бьют оттуда! — кричит Цнон, и мы даем туда пару очередей.