Четыре шага

пил где-то по дороге, а придя к Тихомирнову, сразу картинно хватил чайную чашку разбавленного сырца, витийствовал за столом, громя тех, кто, услышав по радио, что положение ухудшилось, тут же, шестнадцатого октября, бежал из Москвы. К его природной горячности примешивалось двойное возбуждение - от пережитого и выпитого. Всех, кто уехал из Москвы, он называл "куйбышевцами" и "ташкентцами" и говорил о шестнадцатом октября так, словно в этот день между всеми уехавшими и всеми оставшимися пролегла черта всемирно-исторического значения.

- Мы им этого не забудем, - говорил он, теребя свои ненатурально большие, густые светлые брови. - Хотя, когда они благополучно вернутся, они наверняка захотят поставить все на прежние места! Сейчас они отсиживаются, но потом они захотят прийти на место тех из нас, кто погиб, и на их костях делать карьеру.

- А что же, п-по вашему, - вдруг подал реплику Гурский, - на месте тех, кто п-погиб, должны быть поставлены стеклянные колпаки и мемориальные плиты? Скажем, вот вы п-погибаете, а вместо в-вашего редакционного стола у вас в кабинете ставят м-мемориальную плиту? Мне интересно, как именно вы себе это п-пре дставляете ?

- Я представляю себе, - сгоряча не обратив внимания на иронию Гурского, сказал Туликов, - что на тех, кто бежал из Москвы в эти дни, должно быть выжжено на всю жизнь клеймо.

- А г-где именно? - спросил Гурский.

- Да подожди ты, не мешай, - сказал Тихомирнов. - Видишь, человек в запале...

- Я не мешаю ему, просто мне интересно выяснить п-практически, где он намеревается ставить свое к-клеймо: если на лбу, то это обезобразит некоторых моих знакомых, в т-том числе и женщин, если же он будет делать это несколько п-пониже п-поясницы, то это значительно п-практичней, и в ряде случаев я готов его п-поддержать!

- Бросьте вы шутки шутить! - наконец-то поняв иронию, крикнул Туликов. - Вы паясничаете, а я серьезно говорю!

- Ну, если серьезно - жаль. Я до сих п-пор имел наивность считать, что вы говорите не серьезно. А если серьезно... П-подождите! - Взяв карандаш, Гурский постучал по столу. - Вы же сами просили: серьезно! Теперь п-послушайте! Кто вы такой, Туликов, если говорить серьезно? Может быть, вы Талалихин или Гастелло?

Может быть, вы истребитель танков или рядовой пе... пе... пе... - он хотел сказать - пехоты, заикнулся сильней обычного и, махнув рукой, сказал: - В общем, солдат? Кто вы т-такой и что, собственно, произошло от того, что вы остались в Москве, а не уехали?

Десять тысяч д-дворников осталось в Москве: девять с половиной тысяч л-потому, что им не было приказано уезжать, несколько сот, чтобы воровать в пустых квартирах, а несколько десятков - в-вполне допускаю - потому, что они ничего не имели против п-прихода немцев. Так чем вы лучше этих дворников?

- Ну, знаете, за это морду бьют, - сказал Туликов.

- Прошу извинения, вы меня не п-поняли, - спокойно сказал Гурский. - Я говорю о том громадном большинстве вп-полне п-порядочньгх дворников, которые, как вы,