Севастополь (сборник)

В зале заседаний горкома мы созвали партийный актив города. Руководители одесских организаций поделились с нами опытом своей работы в условиях осады. Перед нами встала задача: добиться в городе такой же организованности и дисциплины, такой же крепкой спайки фронта и тыла, какая существовала в Одессе. Хотя подход к Ишуни частей Приморской армии и укрепил оборону Крыма, но на стороне противника по-прежнему оставался огромный численный перевес.

Ночью, лежа на узких койках в убежище КП, обсуждали мы, что должны будем делать, если Севастополь окажется в кольце осады. Прежние наши беседы на эту тему носили довольно отвлеченный характер. Теперь мы познакомились с опытом Одессы и поняли, что осада города для гражданского населения означает жизнь и труд в определенных условиях — условиях тяжелых и крайне своеобразных, в которых тем не менее надо будет делать все самым наилучшим образом.

Обычно беседу начинал Саша Багрий, затем, один за другим, в нее включались все обитатели соседних коек.

Помню, однажды, когда уже все давно уснули, Багрий приглушенным голосом, но с горячностью говорил Ефремову:

— Мы должны рассказывать людям всю правду о положении на фронте, как бы она ни была жестока! К севастопольцам надо подходить с открытым сердцем.

— Так мы же и говорим правду, да в в Одессе людям всю правду говорили, — сказал я. — Сила партии в том и заключается, что она всегда идет к народу с правдой, и только с правдой…

Ефремов глянул на часы и ахнул:

— Батюшки, седьмой час! А куда Петросян девался? — спросил он, озадаченно глядя на нетронутую койку заведующего промышленным отделом горкома партии.

В этот момент дверь отворилась и в отсек шагнул Петросян. Он с гордостью показал нам продолговатый металлический предмет.

— Восьмидесятидвухмиллиметровка! — Затем жестом фокусника извлек из кармана другую мину. — А вот пятидесятимиллиметровка… Первенцы Морского завода. Сегодня же приступают к испытанию минометов.

— А как "Не тронь меня"?

Так называли рабочие, а следом за ними и все севастопольцы плавучую батарею. Построенная Морским заводом батарея прикрывала вход в Северную бухту.

— Действует вовсю. А бронепоезд — ну прямо красавец! За второй принимаются. Это будет настоящий подарок фронту.

— Вот что, товарищи, — предложил Ефремов, — не съездить ли нам до завтрака на Морской завод?

— Поезжайте, — ответил Петросян, — а я сосну… — и он жадно взглянул на свое тощее ложе.

Но когда мы выходили из убежища, он присоединился к нам со смущенным видом человека, неспособного преодолеть желание еще раз, вместе со всеми, посмотреть на результаты своих трудов.

Новая задача возникла перед нами, когда, по указанию обкома, вместе с райкомами партии и горкомом комсомола мы приступили к отбору людей для партизанского отряда. Трудность заключалась, между прочим, и в том, что нам приходилось противостоять напору массы желающих.

Мы отобрали людей политически проверенных, дисциплинированных, физически выносливых. В отряд ушло восемьдесят коммунистов. Всего в отряде насчитывалось до двухсот человек, в том числе около шестидесяти комсомольцев. Командиром отряда бюро горкома утвердило члена горкома, директора совхоза имени Софьи Перовской, Владимира Васильевича Красникова.

Однажды вместе с заместителем Красникова мне довелось побывать и отряде, находившемся на ученьях в горах близ Алсу, километрах в двадцати пяти от Севастополя. В Алсу нас поджидал проводник, высланный партизанами. Паренек со светлым чубчиком над гладким, чистым лбом одет быт в гимнастерку, брюки навыпуск и легкие кожаные туфли-постолы, удобные для лазания по горам. Эти туфли, похожие с виду на пьексы, состоят из двух кусков кожи, сшитых дратвой. За плечом у молодого партизана поблескивал ствол винтовки; две гранаты и набитый патронами подсумок оттягивали пояс.

Мы стали подыматься по каменистому склону. Парнишка шел легко, то ныряя в заросли, то перепрыгивая валуны, и по каким-то ему одному ведомым признакам отыскивал неприметную тропу.

— Здесь! — сказал наш проводник, когда мы вслед за ним поднялись на небольшую поляну, поросшую пихтами и дубами.

Поляна, со всех сторон окруженная отрогами гор, круто обрывалась в глубокую расщелину, справа край ее терялся за кустарником.

Едва ступив на поляну, парнишка в недоумении остановился: вокруг не было ни малейших признаков стоянки.

— Никак с дороги сбился?

— Да нет, товарищи… Были здесь… Вот и сосна расщепленная!..

Стоило же карабкаться в этакую высь, чтобы любоваться какой-то расщепленной сосной!

В это время раздался пронзительный свист, и из-за куста орешника поднялась в рост фигура партизана. Видимо, это был сигнал: тотчас же из-за всех кустов показались головы в пилотках и кепках…

Вскоре появился и командир севастопольских партизан Красников, прибывший сюда незадолго до нас для проведения учений.

— Какова маскировка? А? — спросил он не без самодовольства. Мы подробно расспрашивали Красникова о партизанской учебе, о закладке баз.

— Если вы располагаете временем, — сказал Красников, — то давайте съездим к Камышловской группе. Там у нас несколько баз.

Примерно через час мы вылезали из машины близ полустанка Мекензиевы горы и двинулись пешком в сторону Камышловского оврага.

Мы довольно долго петляли по каким-то неприметным тропам, все дальше углубляясь в густую кустарниковую поросль. Затем вдруг заросли расступились, мы оказались на маленькой тенистой полянке.

— Здесь?

— Точно, — ответил Красников. — Попробуйте-ка сами отыскать базу.

Внимательно обследовав покрытую мхом почву, я не обнаружил ни малейших признаков тайника.

— Ладно, сдаюсь, показывайте сами.

Красников поднял валявшуюся невдалеке корягу, опустился на колени и стал отдирать бархатную подушку мха. Обнажилась земля, пришлось еще долго ковырять ее корягой, и наконец показалась дощатая крышка тайника. Когда отодрали одну из досок, я увидел деревянный сруб, вроде колодезного, а на дне его набитые мешки.

Ничего не скажешь: артистическая работа!

Обком поручил возглавить партизанское движение на полуострове известному руководителю крымских партизан времен гражданской войны Мокроусову. В середине сентября, приехав познакомиться с севастопольским отрядом, он без устали разъезжал по лесам и горам, где обосновались наши партизанские группы, осматривал оружие, обувь, одежду, присутствовал на учениях.

Мокроусов провел многочисленные беседы с партизанами, делился с ними своим боевым опытом. Присутствуя на этих собеседованиях, я не раз сокрушался, что не удосужился изучить опыт партизанской борьбы. Оказывается, и это необходимо знать секретарю городского комитета партии…

В конце октября начались сильные бои на Ишуньских позициях. Создавалась реальная угроза прорыва вражеских войск в Крым.

Двадцать шестого октября из Симферополя позвонил секретарь обкома партии и сообщил, что в Севастополе, по решению Центрального Комитета ВКП(б), создается городской комитет обороны. Председателем комитета обкомом утвержден я, членами — председатель горисполкома, начальник горотдела НКВД и начальник гарнизона.

На другое утро из Симферополя пришло постановление Военного Совета войск Крыма о введении на всей территории полуострова осадного положения.

На первое заседание городской комитет обороны пригласил членов бюро горкома, секретарей райкомов партии и коменданта гарнизона. Сообщив товарищам о введении в Крыму осадного положения, я предложил принять обращение к трудящимся Севастополя.

Далее решили собрать городской актив, провести совещания секретарей первичных партийных организаций, директоров предприятий и учреждений, проинформировать их о положении и разъяснить, какие обязательства налагает на всех нас создавшаяся обстановка.

По предложению Ефремова постановили 7 и 8 ноября считать рабочими днями.

События развивались. В ночь на 29 октября член Военного Совета флота Кулаков сообщил мне по телефону, что немецкие части, прорвав Ишуньские позиции, устремились в направлении к Симферополю, Севастополю, Керчи и Евпатории. С тяжелыми боями отходили Приморская в соседняя армии.